Айрленд, Джон

Джон Айрленд англ. John Ireland
18-й губернатор штата Техас
16 января 1883 — 20 января 1887
Вице-губернатор:	Фрэнсис Мэрион Мартин (1883–1885) Барнетт Гиббс (1885–1887)
Предшественник:	Оран Робертс
Преемник:	Лоуренс Салливан Росс
Мэр Сегина
1858 — 1858
Рождение:	1 января 1827(1827-01-01) Миллерстоун, Кентукки
Смерть:	15 марта 1896(1896-03-15) (69 лет)
Партия:	демократическая
Военная служба
Принадлежность:	Армия КША
Звание:	полковник

Джон А́йрленд (англ. John Ireland; 1 января 1827, Миллерстоун, Кентукки — 15 марта 1896) — 18-й губернатор штата Техас, член демократической партии. При нём был основан Техасский университет в Остине и начато строительство капитолия штата Техас. Айрленду приписывают выбор местного розового гранита для строительства капитолия.

Биография

Джон Айрленд родился 1 января 1827 года в округе Харт, штат Кентукки, в семье ирландских иммигрантов Патрика и Рэйчел (в девичестве Ньютон) Айрленд. В 18 лет, несмотря на отсутствие хорошего образования, он был назначен заместителем шерифа округа. В дальнейшем он продолжал изучать право и был принят в коллегию адвокатов.

В 1852 году Айрленд переехал в Техас, где поселился в Сегине и занялся юридической практикой. Два года спустя он женился на Матильде Уикс Фэйрклос, которая умерла в 1856 году, а в 1857 году Айрленд женился на Анне Марии Пенн. У них было трое детей.

В 1858 году Айрленд был избран мэром Сегина. Он был ярым сепаратистом и в 1861 году стал делегатом съезда по отделению Техаса. Айрленд добровольцем присоединился к армии конфедератов и вскоре был произведён в полковники. Во время гражданской войны он служил на границе Техаса, патрулируя вдоль реки Рио-Гранде и северной части побережья Мексиканского залива.

После войны Айрленд принял участие в реконструкционном конвенте 1866 года и вскоре был избран судьёй округа Сегин. В следующем году, когда власть захватили радикальные республиканцы, он был отстранён от занимаемой должности.

Айрленд вернулся в политику в 1872 году, когда он был избран в Палату представителей Техаса и стал председателем исполнительного комитета Демократической партии. В 1875 году он был членом Верховного суда Техаса. В том же году он был делегатом Конституционного конвента штата. По новой конституции число членов Верховного суда было сокращено, и Айрленд потерял свою должность.

В конце 1875 года Айрленд решил баллотироваться в Сенат США. Его основным конкурентом был действующий губернатор Техаса Ричард Кок. Сторонники Кока обвиняли Айрленда в том, что он является членом партии «незнаек» («Know Nothing») и выступал против ратификации новой конституции. В итоге Айрленд проиграл выборы.

Во время работы в Палате представителей Айрленд поддержал законопроект о создании Техасского университета в Остине. Он также был сторонником низких налогов и выступал за контроль над железными дорогами. В 1882 году губернатор Оран Робертс отказался баллотироваться на очередной срок и Айрленд стал кандидатом от Демократической партии. Его основным конкурентом был Дж. «Уолш» Джонс из партии гринбекеров. На выборах Айрленд победил Джонса с преимуществом в 48 000 голосов. Одним из своих первых действий на посту губернатора он внёс поправку в конституцию штата о налоге на стоимость. Он также изменил политику продажи государственных земель, результатом которой стало огораживание фермерских и государственных земель колючей проволокой во избежание выпаса скота без разрешения. Многие фермерские хозяйства были отрезаны от воды. Во время большой засухи 1882 года люди стали резать колючую проволоку, что привело к столкновениям между землевладельцами и скотоводами и положило начало войне резки заборов. В 1884 году был принят закон, разрешавший техасским рейнджерам вмешиваться в такие конфликты. Благодаря этому закону многие конфликты были подавлены.

Во время пребывания Айрленда в должности губернатора началось строительство нового капитолия штата Техас. По его настоянию, здание было построено из розового техасского гранита вместо импортного индианского известняка.

После окончания второго губернаторского срока Айрленд вновь неудачно баллотировался в Сенат США, после чего вернулся в Сегин и занялся юридической практикой. Прибыль он вкладывал в землю и железнодорожные акции, но во время экономической паники 1893 года он всё потерял. Айрленд умер 15 марта 1896 года.

Литература

• Kenneth E. Hendrickson, Jr. The Chief of Executives of Texas: From Stephen F. Austin to John B. Connally, Jr.. — College Station, Texas: Texas A&M University Press, 1995. — ISBN 0-89096-641-9.

Ссылки

• [www.lrl.state.tx.us/legeLeaders/governors/govPage.cfm?governorID=17 Governor John Ireland] (HTML). Governors of Texas, 1846—present. Legislative Reference Library of Texas — www.lrl.state.tx.us. Проверено 16 июня 2012. [www.webcitation.org/6AwwpGTa0 Архивировано из первоисточника 26 сентября 2012].
• Claude Elliott. [www.tshaonline.org/handbook/online/articles/fir01 Ireland, John] (HTML). Handbook of Texas Online. Texas State Historical Association. Проверено 16 июня 2012. [www.webcitation.org/6Awwq1C6n Архивировано из первоисточника 26 сентября 2012].

Отрывок, характеризующий Айрленд, Джон

– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.