Аполлон-14

<tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Эмблема</th></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">
</td></tr> <tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Фотография экипажа</th></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">
слева направо: Стюарт Руса, Алан Шепард, Эдгар Митчелл </td></tr> <tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Связанные экспедиции</th></tr> <tr><td colspan="2">

Аполлон-14
Общие сведения
Полётные данные корабля
Ракета-носитель	Сатурн-5 SA-509
Стартовая площадка	Космический центр Кеннеди комплекс 39А, Флорида, США
Запуск	31 января, 1971 21:03:00 GMT
Посадка	9 февраля, 1971 21:05:04 GMT
Длительность полёта	9 дней 0 часов 2 минуты 4 секунды
Масса	командный модуль 29 240 кг лунный модуль 15 264 кг
NSSDC ID	[nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1971-008A 1971-008A]
SCN	[www.n2yo.com/satellite/?s=04900 04900]
Полётные данные экипажа
Членов экипажа	3
Позывной	«Китти Хок» / «Антарес»

Предыдущая	Следующая
Аполлон-13	Аполлон-15

</td></tr>

«Аполло́н-14» (англ. Apollo 14) — пилотируемый космический корабль, на котором была осуществлена третья высадка людей на Луну.

Общие сведения

Корабль включал в себя командный модуль (образец 110) и лунный модуль (образец LM-8). Для командного модуля астронавты выбрали позывной «Китти Хок» (место, где совершили свой первый полёт на самолёте братья Райт), для лунного модуля — «Антарес» (звезда в созвездии Скорпиона, которую астронавты должны были наблюдать во время посадки на Луну).
Вес корабля: 44,5 тонны. Для запуска использовалась ракета «Сатурн-5» (образец AS-509).
Миссии предстояло вернуть доверие к программе «Аполлон» после аварии «Аполлона-13».

Экипаж

• Командир — Алан Шепард.
• Пилот командного модуля — Стюарт Руса.
• Пилот лунного модуля — Эдгар Митчелл.

Алан Шепард был наиболее возрастным человеком на то время, выполнявшим космический полёт (47 лет). Экипаж в целом имел минимальный полётный опыт. Митчел и Руса совершали первый полёт. Шепард не был новичком, однако он налетал только 15 минут в суборбитальном полёте по программе «Меркурий». По программе Джемини он не летал из-за медицинских проблем, связанных с болезнью уха, которая позже была успешно излечена хирургическим путём.

Задачи полёта

Цель полёта — высадка на Луне с проведением исследований по более широкой программе, чем при полёте корабля «Аполлон-12». Предусматривались посадка на Луну в районе кратера Фра Мауро (планировавшегося места посадки корабля «Аполлон-13»), отработка техники посадки лунного модуля в пересечённом материковом районе Луны (две предыдущие экспедиции прилунялись в морских районах), сбор образцов лунного грунта, фотографирование и киносъёмка на поверхности Луны, установка на Луне научных приборов, исследование локальных магнитных полей с помощью портативного магнитометра (перевозимого, вместе с другим оборудованием на специальной тележке), фотографирование поверхности Луны с селеноцентрической орбиты (в первую очередь, района кратера Декарт — расчётного места высадки экспедиции на корабле «Аполлон-16»), падение на Луну последней ступени ракеты-носителя и использованной взлётной ступени лунного модуля, некоторые другие задачи.
Программа полёта была выполнена полностью.

Предстартовая подготовка и старт

Ракета-носитель с кораблём была вывезена на стартовую площадку 9 ноября 1970 года. В декабре 1970 года были обнаружены неполадки в бортовом компьютере отсека экипажа и в одном из переключателей, а также трещина в сварном шве кислородного бачка. Эти неполадки были устранены, и подготовка возобновилась.

В ходе имитации запуска в середине января отказала автоматическая система контроля заправки третьей ступени ракеты-носителя жидким кислородом. Через четыре с половиной часа заправка возобновилась с использованием ручной системы контроля и далее проходила нормально. В Центре управления запуском среди почётных гостей присутствовал вице-президент США Спиро Агню и несколько министров. На космодроме и в прилегающих районах старт наблюдали около 500 тыс. человек.
Примерно за восемь минут до запланированного времени старта подготовку к нему прекратили до улучшения метеорологических условий.
Корабль «Аполлон-14» стартовал 31 января 1971 года в 21 час 03 минуты GMT на 40 минут позже расчётного времени.
Ракета-носитель вывела корабль на геоцентрическую орбиту, близкую к расчётной.

Второй старт и полёт к Луне

На третьем часу полёта двигатель последней ступени ракеты-носителя был включён вторично и вывел ступень с кораблём на траекторию полёта к Луне.
В начале четвёртого часа полёта начались операции по перестроению отсеков. При предыдущих полётах кораблей серии «Аполлон» эти операции обычно занимали около 25 минут, а при полёте корабля «Аполлон-14» потребовали два часа. Стыковка командного модуля с лунным модулем, находившимся на последней ступени ракеты-носителя, удалась только с шестой попытки (при предыдущих полётах производилось девять стыковок, и все удавались с первой попытки). Первая попытка была произведена в 3 часа 14 минут полётного времени. Головная часть стыковочного штыря попала в приёмный конус, однако в отверстие не прошла. Пилот командного модуля Руса отвёл основной блок и на стенке приёмного конуса увидел царапины от защёлок, что показывало, что они не утапливались. Руса произвёл ещё четыре попытки стыковки, но безуспешно. Стыковку необходимо было провести в течение 18 часов. На это время рассчитан ресурс батарей на последней ступени ракеты-носителя, обеспечивающих питание системы стабилизации ступени. Если бы стыковка не удалась, то вторая подряд лунная экспедиция окончилась бы неудачей, что могло неблагоприятным образом отразиться на программе пилотируемых полётов США в целом.
Шепард предложил разгерметизировать отсек экипажа, открыть люк и вылезти в туннель-лаз для осмотра головной части стыковочного штыря, однако экипажу порекомендовали провести ещё одну попытку стыковки, но при этом втянуть стыковочный штырь и обеспечить непосредственный контакт корпусов командного модуля и лунного модуля. Стыковка с соблюдением такой процедуры увенчалась успехом.
После осуществления стыковки, астронавты демонтировали стыковочный штырь и внесли его в кабину для осмотра, также продемонстрировав штырь по телевидению наземным специалистам. Осмотр показал, что защёлки штыря работают нормально, и наблюдавшиеся неполадки повториться не должны. Если бы при стыковке стартовавшей с Луны взлётной ступени лунного модуля произошла такая же неполадка, то стыковка путём непосредственного контакта корпусов была бы невозможна (из-за небольшой массы взлётная ступень просто отскочила бы при ударе до того, как автоматические захваты попали бы в гнёзда), и астронавтам пришлось бы совершать аварийный и весьма опасный переход через открытый космос.
Специалисты посчитали, что утапливание защёлок при первых пяти попытках стыковки мешало попавшее в них какое-то инородное тело (возможно, замёрзшая вода или грязь), которое перед шестой попыткой стыковки выпало. Повторное возникновение таких неполадок посчитали исключённым, и на двадцать пятом часу полёта его руководители официально заявили, что состояние стыковочного штыря не препятствует посадке на Луну.

На третьих сутках полёта была проведена коррекция траектории и плановая проверка бортовых систем лунного модуля.
Во время телевизионного сеанса Шепард предложил ещё раз продемонстрировать стыковочный штырь, поскольку астронавтов не оставляло беспокойство, что при стыковке на селеноцентрической орбите могут снова возникнуть неполадки. Руководители полёта заявили, что повторно демонтировать штырь нет необходимости.

На четвёртые сутки полёта обработка телеметрической информации показала, что одна из батарей на взлётной ступени лунной кабины обеспечивала напряжение меньше номинального. Астронавты перешли в лунную кабину для проверки батареи, поскольку дальнейшего падения напряжения не произошло, было сделано заключение, что неисправен один из элементов батареи. Руководители полёта приняли решение не отказываться от посадки на Луну, если дальнейшего падения напряжения не произойдёт.

На 83-м часу полёта корабль вышел на начальную селеноцентрическую орбиту, близкую к расчётной. В конце этого же часа было произведено падение на Луну последней ступени ракеты-носителя. Падение зарегистрировал сейсмометр, установленный экипажем корабля «Аполлон-12», было проведено глубинное зондирование Луны.

Посадка на Луну

Шепард и Митчелл перешли в лунную кабину примерно за четыре часа до расстыковки лунного модуля с командным.
Расстыковка произошла на сто четвёртом часу полёта.
За полтора часа до расчётного включения двигателя посадочной ступени на торможение для обеспечения посадки на Луну, очередная проверка показала, что в бортовой компьютер введена программа аварийного прекращения посадки и возвращения к командному модулю. Это произошло вследствие короткого замыкания в тумблере, которым эта программа вводится в компьютер. Отработка программы аварийного прекращения посадки началась бы через 26 секунд после включения двигателя, даже при нормальном протекании полёта. Одним из наземных специалистов была срочно разработана подпрограмма, которая должна была предотвратить автоматическую отработку программы аварийного возвращения. Если бы на участке торможения сложились условия, требующие аварийного возвращения к командному модулю, астронавты вручную (нажав так называемую «кнопку паники») могли обеспечить отработку соответствующей программы. Подпрограмма была введена астронавтами в бортовой компьютер, проведённые испытания показали её эффективность. Испытания завершились всего за 10 минут до расчётного момента включения двигателя.

Двигатель посадочной ступени лунного модуля был включён в 108 часов 42 минуты 29 секунд полётного времени.
В течение первых 26 секунд полёта лунного модуля Шепард вручную поддерживал тягу двигателя на уровне около 10 % (так требовала новая подпрограмма), а затем перевёл его в режим максимальной тяги, после чего началась отработка штатной автоматической программы посадки.

На высоте около 10 км радар должен был произвести захват поверхности Луны, однако захвата не произошло. Если бы его не произошло до достижения высоты 3 км, от посадки, согласно инструкции, пришлось бы отказаться. Митчелл несколько раз выключил и включил локатор и, когда высота составляла 8 км, захват произошёл.

Спуск в автоматическом режиме был рассчитан на 11 минут 32 секунды, фактически он продолжался 12 минут 44 секунды, поскольку Шепард на некоторое время перевёл лунный модуль в режим зависания для выбора подходящей площадки на весьма пересечённой местности.
Посадка на Луну произошла 5 февраля 1971 года в 9 часов 18 минут 11 секунд GMT. Бортовое время посадки 108 часов 55 минуты 13 секунд. Лунный модуль опустился на площадку с уклоном 8 градусов (при уклоне более 15 градусов астронавтам запрещён спуск по лестнице на поверхность Луны, при уклоне более 42 градусов старт с Луны невозможен).
По заявлению Шепарда, ровных площадок на участке посадки не было вообще.

Пребывание на Луне

После посадки астронавты в течение нескольких минут находились в готовности совершить аварийный старт с Луны. Поскольку обстановка аварийного старта не требовала, астронавты получили разрешение Центра управления и начали готовиться к своему первому выходу на Луну.
Первым на поверхность Луны в бортовое время 114 часов 31 минут спустился Шепард. При этом он произнёс: «Это был долгий путь, но вот мы здесь». Менее чем через пять минут на поверхность спустился Митчелл. Астронавты осмотрели участок посадки. Были видны следы вымывания грунта под воздействием факела двигателя посадочной ступени лунной кабины.

Примерно через десять минут Митчелл снял с корпуса посадочной ступени тележку и собрал первые образцы грунта, а Шепард установил телекамеру на штатив в 15 метрах от лунного модуля.
Астронавты разгрузили и установили часть оборудования, затем был установлен флаг США.
Митчелл, взяв телекамеру в руки, показал окружающий ландшафт, сопровождая это комментариями.
В 115 часов 49 минут полётного времени астронавтов попросили подойти к флагу, после чего им передали послание президента Никсона.
В 116 часов 27 минут полётного времени, астронавты, предварительно погрузив часть оборудования на тележку, отправились к месту для установки научных приборов. Шепард тянул тележку одной рукой, а другой нёс отражатель лазерного излучения. Митчелл нёс соединённые штангой два комплекта научного оборудования. В самом начале пути он вынужден был остановиться для отдыха, поскольку «эта штука оказалась тяжелее, чем я думал».
На 118 часу экспедиции приборы были установлены на грунте, а по поверхности проложен кабель с геофонами. Митчелл прошёл вдоль кабеля производя подрывы пиротехнических зарядов. Он произвёл 18 попыток, спусковой механизм сработал только 13 раз, но, по утверждению учёных, этого было достаточно для запланированных исследований.
На обратном пути к лунному модулю, астронавты произвели дополнительный сбор лунных образцов.
Первый выход экипажа лунного модуля корабля «Аполлон-14» на лунную поверхность продолжался 4 часа 45 минут.
Возвратившись в лунный модуль после первого выхода, астронавты произвели подзарядку водой и кислородом автономных ранцевых систем жизнеобеспечения. После приёма пищи, сна и ещё одного приёма пищи астронавты начали готовиться ко второму выходу на поверхность Луны.
При первом выходе в скафандре Митчелла была обнаружена небольшая утечка, поэтому астронавтам приказали проверить этот скафандр особенно тщательно. Находящаяся на штативе телевизионная камера была снова включена в 131 час 52 минуты полётного времени.
Спустя 5 минут на поверхность Луны спустился Шепард, ещё через три минуты — Митчелл. Астронавты погрузили необходимое оборудование в тележку и направились к близлежащему кратеру Коун.
Во время первой остановки с помощью трубки-пробоотборника была взята колонка грунта с глубины 45 см. Заглубить трубку на полную длину (110 см) не удалось, мешали твёрдые породы.
Сделав по пути ещё одну остановку, астронавты достигли кратера Коун и начали восхождение на его склон. Крутизна склона по их оценке достигала 18 градусов. Тележку астронавты не катили, а несли на руках, держа с двух сторон. Между астронавтами возник спор относительно ориентиров. После нескольких остановок для отдыха и ориентирования, астронавты решили, что приближаются к краю кратера, однако это оказался гребень, за которым подъём продолжился, а склон стал заметно круче. Астронавты сообщили, что до края идти ещё не менее 30 минут, причём, возможно, они ошибаются в определении своего местоположения. При переговорах было слышно тяжёлое дыхание астронавтов. Шепард высказал мнение, что целесообразно начать возвращение, иначе не останется времени на сбор запланированного комплекта образцов. Учёные на Земле согласились с ним, и предложили взять образцы в том месте, где находились астронавты, поскольку эти образцы не должны были существенно отличаться от находившихся на самом краю кратера.
В скафандре Шепарда была зарегистрирована небольшая утечка кислорода.
Астронавтам приказали взять образцы белых камней и немедленно возвращаться к лунному модулю по максимально короткой траектории. По пути были взяты ещё несколько проб лунного грунта.
В 135 часов 32 минуты полётного времени астронавты достигли лунного модуля.
Шепард направился к месту, где во время первого выхода были установлены приборы, и проверил положение антенны блока телеметрической аппаратуры, а Митчелл пошёл в район нагромождения камней для сбора образцов.
Вернувшись к лунному модулю, астронавты погрузили контейнеры с образцами.
Перед входом в лунный модуль Шепард вынул из кармана скафандра три мяча для игры в гольф (мячи для гольфа Шепард взял с ведома руководителей полёта, и они были стерилизованы.) и, пользуясь одним из инструментов в качестве клюшки, сделал три удара. Митчелл метнул, как копьё, штангу длиной полтора метра.
Митчелл вошёл в лунный модуль в 136 часов 07 минут полётного времени, Шепард — десять минут спустя.
Выход продолжался 4 часа 29 минут.
Астронавты собрали 23 кг образцов.
На посадочной ступени лунного модуля была смонтирована видеокамера, включаемая по команде с Земли. С её помощью были сняты астронавты, возвращающиеся от кратера Коун. Однако астронавты забыли извлечь кассету с плёнкой из этой камеры, которая осталась на Луне.
После окончания второго выхода, астронавты снова разгерметизировали кабину лунного модуля и открыли люк для выбрасывания ставших ненужными предметов.

Старт с Луны и возвращение на Землю

Место приводнения Аполлон-14 в Тихом океане

После ещё одного приёма пищи и краткого отдыха астронавтов, на 143 часу полёта состоялся старт с Луны взлётной ступени лунного модуля. Общая длительность пребывания лунного модуля на поверхности Луны 33 часа 24 минуты.

Стыковка взлётной ступени лунного модуля и командного модуля удалась с первой попытки и была осуществлена на сто сорок пятом часу полёта. Сближение, снятое из командного модуля Стюартом Русой, передавалось по телевидению. Шепард и Митчелл, после чистки пылесосом скафандров и предметов, переносимых в отсек экипажа, перешли в этот отсек. В отсек был перенесён стыковочный штырь, с тем, чтобы доставить его на Землю для осмотра. Он был привязан к одному из кресел тросом, который астронавты специально для этой цели не оставили на Луне, как предусматривалось. Этим тросом астронавты должны были связываться в случае трудностей при подъёме по склону кратера Коун. На 147 часу полёта взлётная ступень лунного модуля была сброшена. Затем был включён на торможение двигатель взлётной ступени и она, как и предусматривалось, упала на Луну. Падение произошло в 70 км от места посадки корабля «Аполлон-14» и в 115 км от места посадки корабля «Аполлон-12». Колебания, вызванные падением, регистрировалось сейсмометрами, установленными экипажами этих кораблей, необычно долго — в течение примерно полутора часов. Предполагают, что при падении ступени образовался кратер длиной 20 метров, шириной 2 метра и глубиной 1 метр.
На 150 часу полёта, во время 35-го витка командного модуля вокруг Луны, был включён основной двигатель, который перевёл корабль на траекторию полёта к Земле.
На 173 часу полёта начались технологические эксперименты. Одновременно проводился телевизионный сеанс. Шепард во время сеанса сказал несколько слов о значении космических полётов и высказал надежду, что они будут способствовать миру во всём мире.
Митчелл, увлекающийся телепатией, провёл «личный» эксперимент, не санкционированный НАСА. Он мысленно «передавал» символы, а его партнёр в Чикаго в заранее обусловленное время «сосредоточился для их приёма».

Отделение отсека экипажа от служебного отсека командного модуля произошло на 216 часу полёта.
Отсек экипажа приводнился 9 февраля 1971 года в 21 час 05 минут 04 секунды GMT в 6,4 км от вертолётоносца «Нью Орлеан».
Координаты места посадки 27°02′ ю. ш. 172°40′ з. д.27.033° ю. ш. 172.667° з. д. / -27.033; -172.667   .
Полёт продолжался 216 часов 42 минуты.
На воде отсек экипажа изначально установился в расчётном положении (днищем вниз).
Один из трёх основных парашютов при приводнении не отделился, и сброшенные с вертолёта лёгкие водолазы перерезали стропы.
Водолазы подвели под отсек понтон, подали астронавтам через люк чистые комбинезоны и маски с респираторами (при полётах кораблей «Аполлон» 11—14 предусматривались карантинные меры из опасения занести на Землю опасные микроорганизмы, так как никаких микроорганизмов обнаружено не было, начиная с полёта корабля «Аполлон-15» жёсткие послеполётные карантинные меры для астронавтов и образцов отменили).
Вертолёт доставил экипаж корабля на борт авианосца через 49 минут после приводнения.

Итоги полёта

Был восстановлен престиж американской космической программы, упавший после аварии корабля «Аполлон-13».

Была вновь продемонстрирована надёжность и эффективность ракетно-космического комплекса «Сатурн 5 — Аполлон». Отказы, наблюдавшиеся во время полёта, удалось успешно преодолеть, и они не помешали успеху полёта в целом.

Были вновь продемонстрированы преимущества исследования Луны с участием астронавтов, по сравнению с полётами автоматических аппаратов, отмечалось, что главными задачами полётов лунных экспедиций на кораблях «Аполлон» являются уже не технические, а научные задачи.

Была продемонстрирована отличная физическая подготовка и высокая квалификация астронавтов. В частности — физическая выносливость Шепарда, которому на момент полёта было 47 лет. Никаких болезненных явлений у астронавтов не наблюдалось. Шепард прибавил в весе полкилограмма (первый случай в истории американской пилотируемой космонавтики). За время полёта астронавты ни разу не принимали медикаментов.

«Лунные деревья»

На борту «Аполлона-14» к Луне совершили полёт около 500 семян пяти видов деревьев: сосны ладанной, платана, ликвидамбара, секвойевых и псевдотсуги Мензиса. Они находились в маленьком контейнере в личном багаже пилота командного модуля Стюарта Русы. После возвращения на Землю они были проращены в питомниках Службы леса США. В 1975—1976 годах саженцы «лунных деревьев» в ознаменование 200-летия образования США и принятия Декларации независимости были посажены в Белом доме в Вашингтоне, во многих штатах, университетах и центрах НАСА. При этом не велось никакого учёта, где именно посажены растения. К февралю 2016 года специалистам удалось разыскать 75 «лунных деревьев» в 25 штатах.

Источник

• Программа «Аполлон». Часть II. Обзор по материалам открытой иностранной печати.
  Составитель: Гольдовский Д. Ю. ГОНТИ—1. Июль 1971. Тираж 650 экз. Экз.№ 0016

Ссылки

• [spaceflight.nasa.gov/history/apollo/apollo14/index.html Раздел о полёте «Аполлона-14» на сайте NASA]
• [astrogeology.usgs.gov/Projects/LunarAtlas/maps/images/AP14_traverseL.jpg Карта перемещений экипажа «Аполлона-14» по поверхности Луны]
• [www.skeptik.net/conspir/moonhoax.htm Статья с критикой «теории фальсификации» полётов на Луну]
• [www.starmission.ru/blog/space_expedition/85.html Последняя фотография LRO раскрывает одну из тайн Аполлона 14]

Отрывок, характеризующий Аполлон-14

– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.


Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.