Смоляр, Херш

Герш Смоляр
הערש סמאָליאַר — Херш Смоляр
Дата рождения:	1905(1905)
Место рождения:	Замбрув, Царство Польское, Российская империя (ныне Подлясское воеводство, Польша)
Дата смерти:	1993(1993)
Место смерти:	Тель-Авив, Израиль
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Герш (Гирш) Смо́ляр (Григорий Давидович Смоляр, идиш ‏הערש סמאָליאַר‏‎, польск. Grzegorz Smolar — Гжегож Смоляр; 1905, Замбрув, Царство Польское, Российская империя — 1993, Тель-Авив, Израиль) — еврейский писатель и журналист (идиш), польский и советский коммунистический деятель, общественный деятель еврейской общины Польши.

Биография

Херш Смоляр родился в 1905 году в семье производителя газированной воды. В 1917 году он закончил четыре класса начальной школы. В 1918 году организовал левую группу сионистской молодёжи, которую назвал Союзом социалистической молодёжи. В июле 1920 года, во время Советско-польской войны, когда Красная Армия вошла в Польшу, стал членом местного Революционного комитета, что стало причиной дальнейшего надзора над ним польской полицией. Позднее переселился в Варшаву, где вступил в Коммунистическую партию Польши.

По заданию партии отправился в Киев, где стал секретарём экономического отдела губернского ВЛКСМ. В это же время занимал должность секретаря молодёжной газеты «Рабочая молодёжь». Обучался в еврейском отделении московского Коммунистического университета национальных меньшинств. После смерти В. И. Ленина в 1924 году Херш Смоляр был отправлен на Окружной съезд ВЛКСМ в Умань, где он организовал так называемый «ленинский налог» для ВЛКСМ. В 1925 году вступил в ВКП(б) и был отправлен в Харьков, где работал редактором журнала «Молодой гвардии». Позднее его отправили в Москву.

В 1926 году он был избран членом Центрального еврейского бюро при Центральном комитете ВЛКСМ. В 1928 году польское отделение Коминтерна отправила его в Польшу, где он работал в Вильнюсе секретарём городского отделения коммунистической молодёжи, а затем — секретарём Коммунистической партии Западной Белоруссии. Вскоре Херш Смоляр был арестован и отбывал заключение в виленской тюрьме в течение трёх лет. После освобождения был назначен секретарём Коммунистической партии Западной Белоруссии в Барановичах, Слониме и Белостоке.

С 1934 года занимал должность управляющего издательским делом ЦК Коммунистической партии Западной Белоруссии. В это же время стал издавать печатные издания на языке идиш. В 1936 году он снова был арестован и приговорён к шести годам заключения. После начала Второй мировой войны он был освобождён Красной Армией из заключения и стал работать редактором ежедневной газеты на идише Białystokier Sztern, которая являлась печатным органом окружного отделения ЦК Коммунистической партии Западной Белоруссии. Во время нападения на СССР нацистской Германии Херш Смоляр находился в Минске. После сдачи Минска советскими войсками его отправили в Минское гетто, где он в 1942 году возглавил подпольную боевую организацию и откуда ему удалось бежать; в дальнейшем Херш Смоляр служил комиссаром в звании лейтенанта под псевдонимом Ефим в одном из белорусских партизанских отрядов, действовавших в Налибокской пуще. Будучи в партизанском отряде издавал несколько партизанских газет на русском языке и идише.

Принял участие в партизанском параде, состоявшемся в Минске 16 июля 1944 года.

В 1946 года он в качестве репатрианта был отправлен в Польшу, где он работал в Отделе культуры и пропаганды Центрального комитета польских евреев. C 1949—1950 год был председателем Центрального комитета польских евреев вместо уехавшего в подмандатную Палестину Адольфа Бермана. Затем до 1962 года Херш Смоляр был председателем Общественно-культурного общества евреев в Польше. До 1968 года был главным редактором газеты Фолксштимэ. Во время мартовских событий 1968 года был исключён из партии. Опубликовал ряд книг публицистического и мемуарного характера на идише.

В 1970 году перебрался через Париж в Израиль, где он работал в Национальной библиотеке в Иерусалиме и в Тель-Авивском университете.

Херш Смоляр скончался в Тель-Авиве в 1993 году.

Награды

• Партизанский крест;
• Орден «Крест Грюнвальда» III степени;
• Орден «Знамя Труда» II степени;
• Крест Храбрых;
• Офицерский Орден Возрождения Польши.

Публикации

• פֿון מינסקער געטאָ (фун минскер гето — из минского гетто). М.: Государственное издательство «Дер Эмес», 1946 (на русском языке — Смоляр Г. Мстители гетто / Перевод с еврейского М. Шамбадала. М.: ОГИЗ, изд-во «Дер Эмес», 1947. 128 с)
• ייִדן אָן געלע לאַטעס (йидн он гелэ латэс — евреи без жёлтых лат). Варшава, 1948.
• װוּ ביסטו חבֿר סידאָראָװ (ву бисту хавэр Сидоров? —— Где ты, товарищ Сидоров?). Тель-Авив: Фарлаг И. Л. Перец, 1975.
• Менскае гета: Барацьба савецкіх габраяў-партызанаў супраць нацыстаў. — Менск: Тэхналёгія, 2002, 184 с.

Литература

• August Grabski: Działalność komunistów wśród Żydów w Polsce (1944—1949). Warszawa: Trio, 2004. ISBN 8388542877.
• Grzegorz Berendt: Życie żydowskie w Polsce w latach 1950—1956. Z dziejów Towarzystwa Społeczno-Kulturalnego Żydów w Polsce. Gdańsk: Wydawnictwo Uniwersytetu Gdańskiego, 2006. ISBN 8373263853.

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/13864 Смоляр Хирш] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• [berkovich-zametki.com/2011/Zametki/Nomer7/Kuksin1.php Гирш Смоляр]. Заметки по еврейской истории. Проверено 23 июня 2012. [www.webcitation.org/6AvruVQx7 Архивировано из первоисточника 25 сентября 2012].
• Вольф Рубінчык. [arche.bymedia.net/2003-6/rubi603.html Апошняя кніга змагара] (белор.). ARCHE 6(29)-2003. «ЭЎРОПА НА ЎСХОД АД ЭЎРОПЫ».. Проверено 2 марта 2013. [www.webcitation.org/6F6w1vf1K Архивировано из первоисточника 14 марта 2013].
• Михаил НОРДШТЕЙН, Яков БАСИН. [www.souz.co.il/clubs/read.html?article=2736&Club_ID=1 ТАК ФАБРИКОВАЛИСЬ ФАЛЬШИВКИ]. АВИВ / май 2003 г.
• Ступников А. [uryst.livejournal.com/151940.html Гирш Смоляр]

Отрывок, характеризующий Смоляр, Херш

Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.