Давид ди Донателло 1967
12-я церемония вручения наград премии «Давид ди Донателло» | |||
Общие сведения | |||
---|---|---|---|
Дата проведения | |||
Место проведения | |||
|
12-я церемония вручения наград премии «Давид ди Донателло» состоялась 29 июля 1967 года в Театре в Тавромении.
Содержание
Победители
Лучшая режиссура
Лучший продюсер
- Марио Чекки Гори — Тигр (ex aequo)
- Ричард Макуортер и Элизабет Тейлор — Укрощение строптивой (ex aequo)
Лучшая женская роль
Лучшая мужская роль
- Витторио Гассман — Тигр (ex aequo)
- Уго Тоньяцци — Аморальный (ex aequo)
Лучший иностранный режиссёр
Лучший иностранный продюсер
- Карло Понти — Доктор Живаго
Лучшая иностранная актриса
- Джули Кристи — Доктор Живаго (ex aequo)
- Элизабет Тейлор — Доктор Живаго (ex aequo)
Лучший иностранный актёр
- Ричард Бёртон — Укрощение строптивой (ex aequo)
- Питер О’Тул — Ночь генералов (ex aequo)
Targa d’oro
David speciale
Напишите отзыв о статье "Давид ди Донателло 1967"
Ссылки
- [www.daviddidonatello.it/ Сайт премии]
- [www.filmweb.pl/awards/David_di_Donatello/1967 Кинопремия Давид ди Донателло 1967 на сайте FilmWeb]
- [www.imdb.com/events/event0000203/1967 Кинопремия Давид ди Донателло 1967 на сайте IMDB]
|
Отрывок, характеризующий Давид ди Донателло 1967
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.