Гаваццени, Джанандреа
Поделись знанием:
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.
На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
(перенаправлено с «Джанандреа Гавадзени»)
| Джанандреа Гаваццени Gianandrea Gavazzeni | ||
 | ||
| Основная информация | ||
|---|---|---|
| Дата рождения | ||
| Место рождения | ||
| Дата смерти | ||
| Место смерти | ||
| Страна | ||
| Профессии | ||
| Жанры | ||
| Коллективы | ||
| Награды |
| |
Джанандре́а Гавацце́ни (в русских источниках часто Гавадзе́ни, итал. Gianandrea Gavazzeni, 25 июля 1909, Бергамо, Италия — 5 февраля 1996, Бергамо) — итальянский дирижёр, пианист, композитор, музыкальный критик, писатель. Кавалер Большого креста ордена «За заслуги перед Итальянской Республикой» (1994)[1]. Почти 50 лет служил дирижёром в театре Ла Скала[2], в 1965—1968 был его музыкальным руководителем. Считается одним из лучших дирижёров Италии XX века[3], одним из лучших интерпретаторов опер современных итальянских композиторов[4].
Содержание
Биография
Гаваццени родился в Бергамо. Отец музыканта был адвокатом, депутатом Парламента[5]. Гаваццени получил музыкальное образование в консерватории Санта-Чечилия в Риме (1921—1924), а затем в Миланской консерватории (1925—1931), которую окончил как пианист у Ренцо Лоренцони и композитор у Ильдебрандо Пиццетти. Первоначально занимался преимущественно композицией, дирижировал лишь исполнением собственных произведений[3]. Работал в театре «Комунале» в Болонье.
Дебют Гаваццени в качестве оперного дирижёра состоялся в 1935 году в Театре Доницетти в Бергамо, где была представлена одноактная опера «Паоло и Вирджиния» его сочинения.
В театре Ла Скала дебютировал в 1944 году в опере «Перекрёсток[d]» Э. Вольфа-Феррари. С 1948 года выступал в театре на постоянной основе. В 1958 году Гаваццени участвовал в мировой премьере оперы И. Пиццетти «Убийство в соборе[d]»[6]. В 1965—1969 годах был музыкальным руководителем Ла Скала. Среди лучших работ дирижёра на сцене Ла Скала отмечают постановки опер «Анна Болейн» Г. Доницетти (1957, Каллас, режиссёр Висконти), «Бал-маскарад» Дж. Верди (1959, Каллас, Ди Стефано, Бастианини), «Тоска» Дж. Пуччини (1959, Тебальди, Ди Стефано, Гобби), «Гугеноты» Дж. Мейербера (1962, Сазерленд, Симионато, Корелли, Гяуров), «Трубадур» Дж. Верди (1964, режиссёр Висконти), «Турандот» Дж. Пуччини (1964, Нильсон, Корелли, Вишневская), «Хованщина» М. П. Мусоргского (1967, Гяуров, Архипова)[5].
Гаваццени дирижировал оперными спектаклями в оперных театрах Рима, Бергамо, Неаполя, Флоренции, Венеции. В 1961 году под его управлением представлен «Симон Бокканегра» Дж. Верди на Зальцбургском фестивале. В 1963 Гаваццени участвовал в мировой премьере оперы Ф. Тести[d] «Челестина» на фестивале Флорентийский музыкальный май. На Глайндборнском фестивале участвовал в представлении «Анны Болейн» в 1965[5].
Заокеанский дебют Гаваццени состоялся в 1957 году в Чикаго («Богема» Дж. Пуччини). В 1976 году маэстро дебютировал в Метрополитен-опера («Трубадур»), в 1977 — в Сан-Франциско («Адриана Лекуврёр» Ф. Чилеа, «Аида» Дж. Верди). В 1964 и 1989 годах Гаваццени принимал участие в гастролях Ла Скала в Москве[5].
Многие работы дирижёра были записаны. При его участии сделаны первые записи «Сомнамбулы» В. Беллини (1951), «Турка в Италии» Дж. Россини (1954, Каллас, Гедда), «Анны Болейн» (1957) и «Велизария» (1959, Ла Фениче, Таддеи) Г. Доницетти. Записи опер «Джоконда» А. Понкьелли (1957, Дель Монако, Симионато, Бастьянини, Сьепи) и «Ломбардцы» Дж. Верди (1984, видео, Димитрова, Каррерас) называют образцовыми[7].
Творческий путь Гаваццени отличается долголетием. В 1992 году в Палермо он участвовал в постановке «Лукреции Борджиа» Г. Доницетти[5], а в 1993 там же дирижировал оперой «Эсклармонда» Ж. Массне. В обеих постановках участвовала его молодая жена сопрано Д. Маццола.
Дирижёр стал первым музыкантом[8], удостоенным звания «Почётный гражданин Милана» (1994)[9]. Джанандреа Гаваццени умер в 1996 году в Бергамо, после продолжительной болезни[6].
Наследие
Сочинения
- Симфоническая прелюдия (Preludio sinfonico) для оркестра (1928)
- «Смерть Дафны» (La morte di Dafne) для скрипки с оркестром (1929)
- Четыре интермеццо к «Аминте» Тассо (Quattro intermezzi dalla Aminta del Tasso) для баритона, хора и оркестра (1930)
- Sonata in sol для скрипки и фортепиано (1930)
- Sonata in fa для виолончели и фортепиано (1930)
- 3 песни (3 Liriche) (1930)
- Sonatina in fa для фортепиано (1930)
- Триптих (Trittico) для хора (1931)
- «Песня года» (La canzone dell’anno) (1931)
- 2 тосканские народные песни (2 Filastrocche popolari toscane) (1931)
- Бергамский концерт (Concerto bergamasco) для оркестра (1931)
- 2 мадригала из Тассо (2 Madrigali del Tasso) (1931)
- Trio in re для скрипки, виолончели и фортепиано (1931)
- Canzone in la для фортепиано (1932)
- Sonata in fa для фортепиано (1933)
- Canti per S. Alessandro, духовная кантата (1934)
- Фантазия для виолончели и фортепиано (1934)
- Tre arie religiose для скрипки с оркестром (1935), посвящение маэстро и другу Марио Пилати
- Прелюдия, канцона и фурлана (Preludio, canzone e furlana) для скрипки и фортепиано (1935)
- Три фрагмента (Tre episodi) для оркестра (1935)
- «Паоло и Вирджиния» (Paolo e Virginia), опера (1935)
- Messaggi (1936)
- Пастораль и гальярда (Canto Pastorale e Gagliarda) для виолончели и фортепиано (1936)
- Concerto lirico (1936)
- «Песни рабочих ломбардии» (Canti di operai lombardi) для оркестра (1936)
- Concerto in la для виолончели (1936)
- Концерт для скрипки, посвящение Микеланджело Аббадо (1937)
- «Диалог» (Dialogo) для тенора (1937)
- Iscrizioni di meridiane (1938)
- Notturni di bevitori bergamaschi для тенора с оркестром (1938)
- Ritmi e paesaggi di atleti для оркестра (1938)
- «Безумный на острове Сан-Доминго» (Il furioso all’Isola di Santo Domingo), балет (1940)
- «Хор контрабандистов» (Coro di contrabbandieri di grappa) для хора (1940)
- «Маленький концерт» (Piccolo concerto) для флейты, валторны и струнного оркестра corno e archi (1939—1940)
- Ария для кларнета, двух валторн и струнного оркестра (1940)
- Primo Concerto di Cinquandò для оркестра (1941)
- Secondo Concerto di Cinquandò для оркестра (1942)
- Bergamasca для фортепиано (1942)
- 1 Poesia di Gatto для хора (1942)
- 5 Poesie di B. Dal Fabbro (1943)
- Un epigramma di B. Dal Fabbro, по случаю 60-летия Альфредо Казеллы (1943)
- 4 Sonetti a Orfeo di Rilke (1943)
- L’Annunciazione di Rilke (1944)
- Соната для флейты и фортепиано (1944)
- Sonata da casa для скрипки, фортепиано и струнного оркестра (1944)
- 2 sonate in un tempo для фортепиано (1945)
- Poesia di Rilke (1946)
- Cantata di caccia для хоро с оркестром (1946)
- Terzo Concerto di Cinquandò для струнного оркестра (1949)
Библиография
- Spiriti e forme della lirica belliniana. — Милан, 1936.
- [books.google.ru/books?id=zStHHAAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=Y-gaVJy5HqWGywPCl4KIBw&ved=0CDgQ6AEwBTgo Tre studi su Pizzetti ...]. — Комо: E. Cavalleri, 1937. — 218 с.
- [books.google.ru/books?id=ja9bygAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=UOcaVKyiB8vmyQPjj4HAAQ&ved=0CEoQ6AEwBjge Gaetano Donizetti]. — Турин: Arione, 1938. — 34 с.
- [books.google.ru/books?id=uUm2tgAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=ReUaVM6eFornywPQkYDABA&ved=0CFYQ6AEwCTgU Viaggio in paesi musicali]. — Флоренция: Fratelli Parenti, 1939. — 1777 с.
- Musorgskij e la musica russa dell'800. — G.C. Sansoni, 1943. — 315 с.
- [books.google.ru/books?id=cwe8GwAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=meIaVMyUA6X9ywPX_oK4DQ&ved=0CCwQ6AEwAzgK Il Siegfried di Riccardo Wagner]. — Monsalvato, 1944. — 62 с.
- [books.google.ru/books?id=IEV3NQAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=ReUaVM6eFornywPQkYDABA&ved=0CBoQ6AEwADgU Le feste musicali: scritti d'occasione]. — Милан: Gentile, 1944. — 272 с.
- [books.google.ru/books?id=itAEYAAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=Y-gaVJy5HqWGywPCl4KIBw&ved=0CCAQ6AEwATgo Parole e suoni]. — Il Balcone, 1946. — 245 с.
- [books.google.ru/books?id=61goHQAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=UOcaVKyiB8vmyQPjj4HAAQ&ved=0CFgQ6AEwCDge Ildebrando Pizzetti: L'oro: guida dell'opera con due saggi critici]. — Istituto d'alta cultura, 1946. — 105 с.
- [books.google.ru/books?id=n9_rHAAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=Y-gaVJy5HqWGywPCl4KIBw&ved=0CDIQ6AEwBDgo Il suono è stanco: saggi e divertimenti]. — Бергамо: Conti, 1950. — 448 с.
- Quaderno del musicista. — 1952.
- [books.google.ru/books?id=oCy7PAAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=Y-gaVJy5HqWGywPCl4KIBw&ved=0CCYQ6AEwAjgo Musicisti d'Europa: studi sui contemporanei]. — Милан: Suvini Zerboni, 1954. — 275 с.
- La musica e il teatro. — Пиза: Nistri-Lischi, 1954. — 281 с.
- [books.google.ru/books?id=x4FwHAAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=meIaVMyUA6X9ywPX_oK4DQ&ved=0CE4Q6AEwCDgK La morte dell'opera]. — Edizioni della Meridiana, 1954. — 236 с.
- [books.google.ru/books?id=FZunGwAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=Y-gaVJy5HqWGywPCl4KIBw&ved=0CBoQ6AEwADgo Altri studi pizzettiani]. — Бергамо: Stamperia Conti, 1956. — 388 с.
- La casa di Arlecchino. — Милан, 1957.
- [books.google.ru/books?id=qCUjGgAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=UOcaVKyiB8vmyQPjj4HAAQ&ved=0CF4Q6AEwCTge Trent'anni di musica]. — Ricordi, 1958. — 313 с.
- [books.google.ru/books?id=4i_UHAAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=meIaVMyUA6X9ywPX_oK4DQ&ved=0CFQQ6AEwCTgK Francesco Cilea diec'anni dopo la morte]. — Casa Musicale Sonzogno, 1960. — 27 с.
- [books.google.ru/books?id=IUgBPAAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=6-saVKr8FMXmyQOhzIKgBQ&ved=0CDoQ6AEwBDg8 Diario d'Edimburgo e d'America: con alcune aggiunte]. — Rusconi e Paolazzi, 1960. — 163 с.
- [books.google.ru/books?id=KSQVnQEACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=Y-gaVJy5HqWGywPCl4KIBw&ved=0CFMQ6AEwCTgo Problemi di tradizione dinamico-fraseologica e critica testuale in Verdi e in Puccini]. — Милан: Ricordi, 1961. — 153 с.
- [books.google.ru/books?id=f05GAQAAIAAJ&q=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=meIaVMyUA6X9ywPX_oK4DQ&ved=0CBoQ6AEwADgK Le campane di Bergamo]. — A. Mondadori, 1963. — 212 с.
- Gianandrea Gavazzeni, Eugenio Montale. [books.google.ru/books?id=TzaHGQAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=Y-gaVJy5HqWGywPCl4KIBw&ved=0CD4Q6AEwBjgo I nemici della musica]. — All'insegna del pesce d'oro, 1965. — 219 с.
- L’opera italiana in musica. — Милан, 1965.
- [books.google.ru/books?id=qvUYAQAAIAAJ&q=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=uN4aVKynGca7ygPJ6oG4BQ&ved=0CCUQ6AEwAQ Carta da musica]. — All'insegna del pesce d'oro, 1968. — 215 с.
- [books.google.ru/books?id=LmkYcgAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=Y-gaVJy5HqWGywPCl4KIBw&ved=0CE0Q6AEwCDgo Per ricordare Guido Valcarenghi]. — Teragram, 1968. — 95 с.
- Luigi Dallapiccola, Fiamma Nicolodi, Gianandrea Gavazzeni. [books.google.ru/books?id=6CXboAEACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=ReUaVM6eFornywPQkYDABA&ved=0CCEQ6AEwATgU Parole e musica]. — Il saggiatore, 1970. — 603 p.
- [books.google.ru/books?id=e50XAQAAIAAJ&q=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=meIaVMyUA6X9ywPX_oK4DQ&ved=0CCAQ6AEwATgK Non eseguire Beethoven e altri scritti]. — Il saggiatore, 1974. — 323 с.
- Pepi Merisio, Gianandrea Gavazzeni. [books.google.ru/books?id=qf4sPQAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=meIaVMyUA6X9ywPX_oK4DQ&ved=0CDsQ6AEwBTgK Antiche città di Lombardia]. — Zanichelli, 1977. — 257 с. — ISBN 978-880-803-420-5.
- La bacchetta spezzata. — Nistri-Lischi, 1987. — 234 с. — ISBN 978-888-381-020-6.
- [books.google.ru/books?id=aroyAAAACAAJ&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=uN4aVKynGca7ygPJ6oG4BQ&ved=0CD8Q6AEwBQ La casa perduta: saggio di prose lombarde]. — Бергамо: P. Lubrina, 1988. — 109 с. — ISBN 978-887-766-033-6.
- [books.google.ru/books?id=rKCm8FK0yfcC&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&source=gbs_navlinks_s Quaderno del musicista]. — Edizioni Studio Tesi, 1988. — 318 с. — ISBN 978-887-692-192-6.
- Il sipario rosso. — Турин, 1992.
- [books.google.ru/books?id=ubYZAQAAIAAJ&q=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&dq=inauthor:%22Gianandrea+Gavazzeni%22&hl=ru&sa=X&ei=uN4aVKynGca7ygPJ6oG4BQ&ved=0CDkQ6AEwBA Scena e retroscena]. — Милан: Rizzoli, 1994. — 244 с. — ISBN 978-881-784-347-8.
- Gianandrea Gavazzeni, Silvana Milesi. Recondite armonie di bellezze diverse. — Corponove, 2009. — 224 с. — ISBN 978-889-660-705-3.
Избранные записи
- Беллини, «Сомнамбула» — Сан Карло, Неаполь (Карозио, Монти) — Grand Tier, 1951
- Доницетти, «Любовный напиток» — RAI, Рим (Нони, Валлетти, Брускантини) — Fonit Cetra, 1952
- Россини, «Турок в Италии» — Ла Скала (Росси-Лемени, Каллас, Гедда, Стабиле) — EMI, 1954
- Гендель, «Юлий Цезарь в Египте» — Ла Скала (Христов, Барбьери, Корелли) — HRE, 1955
- Мусоргский, «Сорочинская ярмарка» — Флорентийский музыкальный май (Росси-Лемени, Вальденго) — Fonit Cetra, 1955
- Джордано, «Андре Шенье» — Оркестр Академии Санта-Чечилия (Дель Монако, Тебальди, Бастьянини) — Decca, 1956
- Верди, «Бал-маскарад» — Ла Скала (Ди Стефано, Каллас, Бастьянини, Симионато) — Hunt, 1957
- Понкьелли, «Джоконда» — Флорентийский музыкальный май (Черкветти, Дель Монако, Симионато, Бастьянини, Сьепи) — Decca, 1957
- Доницетти, «Анна Болейн» — Ла Скала (Каллас, Дж. Раймонди, Симионато, Росси-Лемени) — EMI, 1958
- Доницетти, «Анна Болейн» — RAI, Милан (Генчер, Симионато) — Nuovo Era, 1958
- Пуччини, «Тоска» — Ла Монне, Брюссель (Тебальди, Ди Стефано, Бастьянини) — Legato Classic, 1958
- Верди, «Риголетто» — Флорентийский музыкальный май (Бастьянини, Скотто, А. Краус, Коссотто) — Мелодия/Ricordi, 1959
- Верди, «Бал-маскарад» — Ла Скала (Поджи, Стелла, Бастьянини) — DG, 1960
- Верди, «Битва при Леньяно» — Ла Скала (Корелли, Бастьянини, Стелла) — Myto, 1961
- Верди, «Симон Бокканегра» — Зальцбургский фестиваль (Гобби, Тоцци, Генчер) — GOP, 1961
- Верди, «Иерусалим» — Ла Фениче, Венеция (Генчер, Арагаль, Гуэльфи) — Melodram, 1963
- Масканьи, «Сельская честь» — Ла Скала (Корелли, Симионато, Гуэльфи) — Hunt,1963
- Мейербер, «Гугеноты» — Ла Скала (Корелли, Симионато, Гяуров,Сазерленд, Коссотто) — IMS, 1963
- Бойто, «Мефистофель» — Ла Скала (Гяуров, Бергонци, Кабайванска) — GOP, 1964
- Верди, «Разбойники» — Римская Опера (Лигабуэ, Дж. Раймонди, Брузон, Христов) — Bongiovanni, 1964
- Верди, «Сицилийская вечерня» — Римская опера (Гуэльфи, Генчер, Лимарилли, Росси-Лемени) — Melodram, 1964
- Верди, «Трубадур» — Ла Скала (Бергонци, Туччи, Симионато, Каппуччилли) — Melodram, 1964
- Беллини, «Норма» — Ла Скала (Генчер, Симионато) — HRE, 1965
- Доницетти, «Анна Болейн» — Глайндборн (Генчер, Онсина, Кава) — Hunt, 1965
- Верди, «Набукко» — Ла Скала (Гуэльфи, Сулиотис, Дж. Раймонди, Гяуров) — Nuovo Era, 1966
- Доницетти, «Любовный напиток» — Флорентийский музыкальный май (Скотто, Бергонци, Таддеи,Кава) — Myto, 1967 — Hardy Classic Video, 1967 (видео)
- Верди, «Макбет» — Ла Фениче (Гуэльфи, Генчер,) — Mondo Musica, 1968
- Верди, «Ломбардцы» — Римская опера (Скотто, Паваротти, Р. Раймонди) — Nuovo Era, 1969
- Верди, «Эрнани» — RAI, Милан (Преведи, Кабалье, Христов, Глоссоп) — Nuovo Era, 1969
- Верди, «Сицилийская вечерня» — Ла Скала (Каппуччилли, Скотто, Д. Раймонди, Р. Раймонди) — Myto, 1970
- Верди, «Эрнани» — театр Массимо, Катания (Корелли, Генчер, Р. Раймонди, Каппуччилли) — GOP, 1972
- Глюк, «Альцеста» — Ла Скала (Генчер) — Foyer, 1972
- Верди, «Симон Бокканегра» — RCA Italiana (Каппуччилли, Р. Раймонди, Риччарелли, Доминго) — RCA, 1973
- Доницетти, «Мария ди Роган» — Ла Фениче (Скотто, Брузон) — GAO, 1974
- Верди, «Луиза Миллер» — Ла Скала (Кабалье, Паваротти, Каппуччилли) — Myto, 1976
- Масканьи, «Сельская честь» — Лондонский филармонический оркестр (Паваротти, Варади, Каппуччилли) — Decca, 1976
- Верди, «Ломбардцы» — Ла Скала (Димитрова, Каррерас) — Warner Classics, 1984 (видео)
Избранная дискография приведена по данным «Хроники мировой оперы»[10][11]
Напишите отзыв о статье "Гаваццени, Джанандреа"
Примечания
- ↑ [www.quirinale.it/elementi/DettaglioOnorificenze.aspx?decorato=11224 GAVAZZENI Maestro Gianandrea. Cavaliere di Gran Croce Ordine al Merito della Repubblica Italiana] (итал.). Presidenza della Repubblica (22 marzo 1994). Проверено 17 сентября 2014.
- ↑ [www.britannica.com/EBchecked/topic/227315/Gianandrea-Gavazzeni Gianandrea Gavazzeni] (англ.). Encyclopædia Britannica. Проверено 17 сентября 2014.
- ↑ 1 2 Григорьев Л. Г. Современные дирижёры. — М.: Советский композитор, 1969. — С. 63-64. — 323 с.
- ↑ [www.musenc.ru/html/g/gavacceni.html Гаваццени (Гавадзени), Джанандреа]. Музыкальная энциклопедия, 1973-1982. Проверено 17 сентября 2014.
- ↑ 1 2 3 4 5 Е. Цодоков. [www.operanews.ru/dic-gavazzeni.html Гаваццени (Гавадзени) (Gavazzeni) Джанандреа (1909-1996)]. OperaNews.ru (22 марта 2009). Проверено 17 сентября 2014.
- ↑ 1 2 Elizabeth Forbes. [www.independent.co.uk/news/people/obituarygianandrea-gavazzeni-1317739.html Obituary:Gianandrea Gavazzeni] (англ.). The Independent (7 February 1996). Проверено 17 сентября 2014.
- ↑ Мугинштейн М. Л. Дирижёры. Джанандреа Гавадзени // Хроника мировой оперы. 1600 – 2000. 400 лет – 400 опер – 400 интерпретаторов. Электронная видеоэнциклопедия (в 4-х частях).. — электронное изд.. — Т. 1 (1600-1850).
- ↑ [archiviostorico.corriere.it/1993/settembre/10/Milano_Gavazzeni_cittadino_onorario_co_0_9309109230.shtml Milano: Gavazzeni cittadino onorario ricevera' presto l' onorificenza] (итал.) // Corriere della Sera : газета. — 1993. — Fasc. 10 settembre. — P. 31.
- ↑ [archiviostorico.corriere.it/1994/marzo/03/maestro_Gavazzeni_cittadino_onorario_co_7_940303521.shtml Il maestro Gavazzeni cittadino onorario. Ieri il sindaco ha conferito la cittadinanza onorario al direttore d' orchestra Gianandrea Gavazzeni] (итал.) // Corriere della Sera : газета. — 1994. — Fasc. 3 marzo. — P. 48.
- ↑ Мугинштейн М. Л. Хроника мировой оперы. 1600 – 2000. 400 лет – 400 опер – 400 интерпретаторов. Электронная видеоэнциклопедия (в 4-х частях).. — электронное изд.. — Т. 1 (1600-1850).
- ↑ Мугинштейн М. Л. Хроника мировой оперы. 1600 – 2000. 400 лет – 400 опер – 400 интерпретаторов. — Екатеринбург: Антеверта, 2012. — Т. 2 (1851-1900). — 616 с. — ISBN 978-5-905148-06-4.
Литература
- Luciano Alberti, Giovanni Gavazzeni, Sylvano Bussotti. Gianandrea Gavazzeni: musica come vita. — Grafica & arte, 1999. — 246 с. — ISBN 978-887-201-205-5.
Ссылки
- [www.imdb.com/name/nm0310466 Gianandrea Gavazzeni] (англ.) на сайте Internet Movie Database
|
Эта статья входит в число добротных статей русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Гаваццени, Джанандреа
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.
На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
