История Коста-Рики

История Коста-Рики — это история страны с 4 миллионным населением, которая занимает узкую полоску земли в Центральной Америке, расположенную между двумя океанами. Первоначально страна была населена автохтонным индейским населением, затем Коста-Рика благодаря иммиграции из Европы превратилась в часть испанских колоний, пока не получила в XIX веке независимость. Первыми европейскими поселенцами стали выходцы из Испании, вторая волна иммиграции произошла после обретения независимости, это были негры из соседней Ямайки. Смешавшись с местным населением, новые поселенцы создали собственную нацию — костариканцы или, как они чаще всего себя называют, тикос. На историю Коста-Рики оказывали влияние её жители, география и отношения с окружающим миром.

Доколумбов период

В доколумбов период большую часть Коста-Рики заселяли уэтары. Согласно некоторым хроникам, уэтары делились на две больших группы, «западных» и «восточных» уэтаров, естественным рубежом между которыми служила река Вирилья. Местное население оказало незначительное культурное влияние на историю страны, так как большинство из них умерли еще в колониальный период от заболеваний, таких как оспа и жестокого обращения со стороны колонистов. Примечательными памятниками доколумбовской эпохи являются доисторические каменные шары, обнаруженные на полуострове Никоя и археологический памятник Гуаябо.

Колониальная эпоха

Первым европейцем, который достиг этой земли, был Христофор Колумб, когда высадился в 1502 году на восточном побережье. Он назвал эту местность Коста-Рика, в переводе с испанского «Богатый берег», в надежде обнаружить золото.

Испанская колонизация началась примерно с 1530 года. Заселение испанцами и экономическое развитие этой колонии шло очень медленно, отчасти из-за трудностей с климатическими условиями страны, а также из-за набегов английских и голландских пиратов, нападавших на испанцев с конца XVI века и вплоть до середины XIX века. Англичане также организовывали набеги в Коста-Рику индейцев-мискито с восточного побережья нынешней Никарагуа.

В 1560—1570 годы племя уэтаров не было ещё окончательно покорено испанцами. Территория западных уэтаров простиралась до тихоокеанского побережья, правителем у них был Гарабито, а правителем восточных — Эль-Гуарко.

В XVI веке испанские поселенцы заселили Центральное плато Коста-Рики, где до этого, как впрочем и на всей территории страны, индейское население было малочисленно или вовсе отсутствовало. Бедность страны полезными ископаемыми и климатические условия привели к тому, что в Коста-Рике селились в основном бедные переселенцы из Испании, что привело к созданию не крупных плантаций, как в других колониях Испании в Америке, а мелких или средних хозяйств. Эти мелкие хозяйства выращивали пшеницу, кукурузу, сахарный тростник, табак, фасоль, какао и некоторые другие культуры. В этот период, негры-рабы в Коста-Рику почти не завозились, по причине бедности мелких хозяйств, однако некоторое число негров и мулатов поселилось в стране, в основном на Атлантическом побережье — из беглых рабов и пиратов. В 1563 году испанцами основан город Картаго, который был столицей колонии вплоть до получения независимости. В начале XIX века в испанских колониях начались освободительные войны.

Соединённые Провинции Центральной Америки

В 1814 году к Коста-Рике добровольно присоединилась провинция Гуанакасте, которая раньше принадлежала Никарагуа. 25 июля 1825 года присоединение было подтверждено на местном референдуме. Этот день стал одним из национальных праздников. 15 сентября 1821 года Коста-Рика провозгласила независимость. Вскоре она объединилась с Гватемалой, Гондурасом, Никарагуа и Сальвадором в федерацию и была присоединена к Мексиканской империи. После развала империи Итурбиде в 1823 году Коста-Рика и соседние с ним республики создали независимое, федеративное государство. По конституции 1824 года это государственное образование получило название Соединённые Провинции Центральной Америки. Политические разногласия, которые начались почти сразу после создания федерации, поставили Коста-Рику вместе с другими республиками в крайне тяжёлое положение. Основная борьба шла между консервативными элементами — крупными испанскими землевладельцами, которые выступали в союзе с католической церковью, и либералами, которые принадлежали к интеллектуальной элите и креолы-землевладельцы, которые выступали за светское государство и рыночную экономику.

Хрупкая федерация была обречена на распад. Последний президент Франсиско Морасан в 1841 году вернулся с группой сторонников из Южной Америки, высадился в Коста-Рике и 10 июля 1842 года провозгласил себя на Учредительным собранием президентом Коста-Рики. Отсюда он надеялся восстановить федерацию в её первоначальном виде. Однако уже 14 сентября Морасан был свергнут, осуждён 15 сентября и на следующий день расстрелян на центральной площади Сан-Хосе.

Независимость

В 1844 году принята первая конституция. В 1856 году американский авантюрист Уильям Уокер, захвативший власть в Никарагуа и объявивший себя президентом, решился напасть на Коста-Рику. Путь ему преградил наспех собранный военный отряд добровольцев. Костариканцы выгнали Уокера со своей территории и преследовали его до никарагуанского города Ривас, где и состоялась знаменитая битва, в которой отличился национальный герой Хуан Сантамария.

В период с 1859 по 1870 годы сменилось несколько президентов. В 1871 году президентом Томасом Гутьерресом принята новая конституция, отменившая смертную казнь и поощрявшая иностранные инвестиции. Американская компания «Юнайтед фрут» начала экспансию в Коста-Рику, скупая землю. Эта компания организовала в Коста-Рике крупное экспортное производство — помимо кофе, ещё и бананов, какао, ананасов и других культур. Компания также построила в Коста-Рике сеть железных дорог, связывающих западное побережье с восточным. Из-за нехватки рабочей силы для строительства железных дорог, в страну через порт Лимон массово стали приезжать негры из Ямайки, создав на востоке страны особую культуру.

XX век

В 1930-е годы в стране набирали силу левые движения.

После японского нападения на Пёрл-Харбор, в начале декабря 1941 года Коста-Рика (также, как большинство стран Латинской Америки) объявила войну странам «Оси», но в боевых действиях не участвовала.

В 1948-49 годах в Коста-Рике шла гражданская война, после окончания которой принятая 7 ноября 1949 года Конституция запретила создание и содержание в мирное время постоянной профессиональной армии, вместо неё для защиты страны была создана «гражданская гвардия».

11-22 января 1955 года бывший президент Р. А. Кальдерон Гуардия со своими сторонниками организовал военное вторжение в Коста-Рику. Его поддерживали Батиста, диктатор Кубы, и другие диктаторы региона. Отряды гражданской гвардии отразили военное вторжение, а президент Коста-Рики Хосе Фигерес Феррер обратился в ОАГ, после чего вторжение прекратилось.

В период с марта 1965 по сентябрь 1967 года Коста-Рика являлась членом Центральноамериканского совета обороны (CONDECA, Consejo de Defensa Centroamericana).

В 1970-х годах в связи с падением цен на кофе и ростом цен на нефть в стране была экономическая нестабильность. В 1979 году Коста-Рика поддержала сандинистов в Никарагуа. Вскоре появились первые левые партизанские группировки, видимо вдохновленные успехом сандинистов.

В 1982 году правительство Коста-Рики сделало заявление, что в международных отношениях страна является сторонником политики добрососедства и «постоянного нейтралитета».

В 1990 году президентом страны был избран Рафаэль Кальдерон, чей отец был президентом раньше.

XXI век

19 марта 2009 года президент Коста-Рики (считавшейся до этого одним из верных «авианосцев» США в регионе) Оскар Ариэс заявил, что его страна возобновляет связи с опальной Кубой, прерванные почти 50 лет назад.

7 февраля 2010 года была избрана, а 8 мая официально вступила в должность Лаура Чинчилья — первая в истории страны женщина-президент.

Ссылки

• [web.archive.org/web/20111121085322/mesoamerica.narod.ru/Latin/costa_rica_history.html История Коста-Рики]

Отрывок, характеризующий История Коста-Рики

13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]


Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.