История Сент-Винсента и Гренадин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

История Сент-Винсента и Гренадин началась с заселения острова индейцами. В 1498 году острова были открыты Христофором Колумбом в ходе его третьего плавания. Дальнейшая их история неразрывно связана с европейцами.





Средние века

До того, как в XVI веке на Сент-Винсенте и Гренадинах появились европейцы и африканцы, на островах селились представители индейских народов, такие, как сибонеи, араваки и карибы. Группы будущих переселенцев возникли, вероятно, в долине Ориноко в Южной Америке и мигрировали на север через Тринидад и Малые Антильские острова.

Христофор Колумб открыл остров Сент-Винсент во время третьей экспедиции в Новый Свет 22 января 1498 года, в день Святого Викентия (Винсента) Сарагосского, в честь которого остров и получил своё название. К тому времени, когда суда Колумба проходили мимо Сент-Винсента в ходе его четвёртой экспедиции в 1502 году, карибы окончательно обосновались на острове, постепенно вытеснив оттуда араваков.

В процессе колонизации Америки Колумб и испанские конкистадоры не уделяли особенного внимания Малым Антильским островам, предпочитая им территории в Центральной и Южной частях континента, богатые золотом и серебром. Следуя королевской санкции, в 1511 году испанцы предприняли попытку поселения на острове. Карибские индейцы на Тринидаде оказывали успешное сопротивление европейцам вплоть до XVIII века.

В этот же период на остров Сент-Винсент зачастую прибывали чернокожие рабы, попадавшие сюда в результате кораблекрушений или бегства из Сент-Люсии и Гренады. В результате смешанных браков между неграми и карибами на свет появлялись т. н. «чёрные карибы», сегодня наиболее известные как гарифуна.

Новое время

Первым европейским государством, выдвинувшим претензии на остров Сент-Винсент в 1627 году, стала Англия, несмотря на то, что первыми европейскими поселенцами на острове стали французы, и обосновались они там значительно позже — в 1719 году. Основав на Сент-Винсенте поселение Барруалье, французы занялись выращиванием кофе, табака, индигоферы, кукурузы, и сахара. На плантациях трудились африканские рабы. По Парижскому миному договору 1763 года Франция передала Сент-Винсент в распоряжение Великобритании, в 1779 году вновь аннексировала его, и лишь в 1783 году возвратила его Великобритании окончательно. Конфликт между британцами и чёрными карибами на Сент-Винсенте продолжались до 1796 года, пока колониальные части во главе с генералом Эберкромби не подавили восстание островитян, подстрекаемых французским радикалом Виктором Югом. Во избежание повторения восстаний британские власти депортировали свыше 5 тысяч карибов на остров Роатан неподалёку от побережья Гондураса.

В связи с нехваткой рабочей силы на плантациях в 1840-х годах власти привлекли к работе на них португальских иммигрантов, а в 1860-х годах — ост-индийцев. Жизненные условия для рабочих на Сент-Винсенте по-прежнему были тяжелы, а снижение цен на сахар повлекло за собой застой в местной экономике. В 1877 году Сент-Винсент получил статус колонии Британской империи, в 1925 году на острове появилось законодательное собрание, а всеобщее избирательное право для совершеннолетних было предоставлено в 1951 году.

Новейшее время

Предпосылки к отмене рабства в британских колониях появились лишь после успешного восстания рабов во французской колонии Сан-Доминго, повлёкшим за собой создание империи Гаити — первого государства с чернокожими людьми у власти. В 1834 году, спустя тридцать лет после Гаитянской революции, рабство было отменено и на Сент-Винсенте.

Начиная с 1950-х годов британцы предприняли ряд безуспешных попыток объединения Сент-Винсента и остальных Наветренных островов, чтобы управлять архипелагом посредством единой администрации. Наиболее заметной такой попыткой стало создание Вест-Индской Федерации, которая образовалась в 1958 году, но прекратила своё существование в уже 1962 году.

27 октября 1969 года Сент-Винсент и Гренадины получили полный контроль над своими внутренними делами, но при этом остались лишь ассоциированным государством. После референдума, проведённого в 1979 году, Сент-Винсент и Гренадины стали последним независимым государством, образовавшимся на территории Наветренных островов. Ныне оно празднует независимость 27 октября 1979 года.

Стихийные бедствия преследовали Сент-Винсент и Гренадины на протяжении двадцатого века. Так, в 1902 году в результате извержения вулкана Суфриер на острове Сент-Винсент погибло около 2 тысяч человек, а значительная часть сельскохозяйственных угодий подверглась серьёзному повреждению. В апреле 1979 года Суфриер извергся вновь. На сей раз, несмотря на отсутствие жертв и ущерба, принесённого сельскому хозяйству, тысячи людей были эвакуированы. В 1980 и 1987 годах ураганы опустошили банановые и кокосовые плантации в стране. Значительный, но меньший ущерб государству принесли ураганы 1998 и 1999 годов, в том числе, ураган «Ленни», нанесший вред сельскохозяйственным угодьям в западной части острова.

Напишите отзыв о статье "История Сент-Винсента и Гренадин"

Ссылки

  • [www.allturportal.ru/vinsenta_istorija.php История Сент-Винсента и Гренадин на allturportal.ru]

Литература

  • Gonsalves, Ralph E. 2007. History and the Future: A Caribbean Perspective. Quik-Print, Kingstown, St. Vincent.  (англ.)
  • Rogozinski, Jan. 2000. A Brief History of the Caribbean: From the Arawak and Carib to the Present. Plume, New York, New York.  (англ.)
  • Williams, Eric. 1964. British Historians and the West Indies, P.N.M. Publishing, Port-of-Spain.  (англ.)

Отрывок, характеризующий История Сент-Винсента и Гренадин

«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.