Британский Гонконг

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гонконг
Hong Kong
香港
Колония Великобритании

1841 — 1997



Флаг Гонконга Герб Гонконга
Девиз
«Dieu et mon droitt» (рус. «Бог и моё право»)
Гимн
«God Save the King/Queen» (рус. «Боже, храни Короля/Королеву!»)
Столица Виктория-сити
Крупнейшие города Гонконг
Язык(и) английский, китайский
Денежная единица Гонконгский доллар
Площадь 1104 км²
Население 6 300 000 чел. (1995 год)
Форма правления Конституционная монархия
Династия Виндзорская
Монарх
 - 18411901 Виктория
 - 19011910 Эдуард VII
 - 19101936 Георг V
 - 1936 Эдуард VIII
 - 19361952 Георг VI
 - 19521997 Елизавета II
Губернатор
 - 1841 Чарльз Эллиот (первый)
 - 19921997 Крис Паттен (последний)
История
 - 25 января 1841 Британская оккупация
 - 29 августа 1842 Нанкинский договор
 -  19411945 Японская оккупация Гонконга
 - 1 июля 1997 Передача Гонконга КНР
К:Появились в 1841 годуК:Исчезли в 1997 году

Гонконг (англ. British Hong Kong; кит. трад. 英屬香港, упр. 英属香港) — британская коронная колония, а затем зависимая территория с 1841 по 1997 год.



История

Наиболее ранние обнаруженные человеческие поселения на территории современного Гонконга относятся к палеолиту. Этот регион впервые вошёл в состав Китая во время правления династии Цинь, а во времена династий Тан и Сун служил торговым портом и военно-морской базой. Первым европейцем, чей визит в этот регион был задокументирован, был португалец Жоржи Альвареш в 1513 году[1][2]. После открытия филиала Британской Ост-Индской компании в Кантоне (Гуанчжоу) в регионе стало расти присутствие британцев.

С начала XIX века британцы начинают активно ввозить в Китай опиум. В 1839 году цинский двор наложил запрет на ввоз опиума, и Великобритания начала против Китая Первую Опиумную войну[3]. Остров Гонконг был впервые оккупирован британцами в 1841 году, а в конце войны в 1842 году официально перешёл под британский суверенитет согласно Нанкинскому договору[4]. Ещё через год на острове был основан город Виктория (англ.), а территория получила официальный статус колонии короны (соответствует нынешним «заморским территориям»). В 1860 году после поражения Китая во Второй Опиумной войне территории Коулунского полуострова к югу от Баундари-стрит и острова Камнерезов были переданы в вечное владении Великобритании согласно Пекинскому договору. В 1898 году Великобритания взяла у Китая в аренду на 99 лет прилегающую территорию на севере Коулунского полуострова и остров Ланьтау, которые получили название Новые Территории.

Гонконг был объявлен порто-франко, чтобы облегчить выполнение роли грузоперевалочной базы Британской империи в Юго-Восточной Азии. В 1910 году открылась Коулун-Кантонская железная дорога, соединявшая Гуанчжоу и Коулун. Её конечная станция располагалась в районе Чимсачёй. В колонии была введена британская система образования. В XIX веке местное китайское население мало соприкасалось с богатыми европейцами, селившимися у подножия пика Виктория[3].

В ходе Второй мировой войны 8 декабря 1941 года Японская империя напала на Гонконг. Гонконгская битва закончилась 25 декабря поражением британских и канадских сил, защищавших колонию. Во время японской оккупации Гонконга частым явлением была нехватка продовольствия, усугублявшаяся гиперинфляцией, которая была вызвана принудительным обменом валюты на военные банкноты. Население Гонконга, до войны составлявшее 1,6 млн человек, к 1945 году уменьшилось до 600 тыс.[5] 15 августа Япония капитулировала, и Великобритания восстановила суверенитет над Гонконгом.

После Второй мировой войны в Китае вспыхнула гражданская война, что привело к волне новых мигрантов с материка, поэтому население Гонконга быстро восстановилось. После провозглашения в 1949 году Китайской Народной Республики в Гонконг хлынул ещё больший поток мигрантов, опасавшихся преследования со стороны Коммунистической партии Китая[3]. Многие компании перенесли в Гонконг свои офисы из Шанхая и Гуанчжоу[3]. Коммунистическое правительство проводило всё более изоляционистскую политику, и в этой ситуации Гонконг остался единственным каналом, по которому осуществлялся контакт КНР с Западом. После вступления Китая в Корейскую войну ООН наложила эмбарго на торговлю с КНР, и торговля с континентом прекратилась[6].

Благодаря росту численности населения и дешевизне рабочей силы текстильное производство и другие отрасли промышленности быстро росли. Вместе с индустриализацией основным двигателем экономики стал экспорт на внешние рынки. Благодаря росту промышленного производства стабильно повышался уровень жизни. Строительство жилого микрорайона Сэк Кип Мэй Эстейт ознаменовало начало программы строительства общественных жилых микрорайонов. В 1967 году Гонконг погрузился в хаос уличных беспорядков[3]. Под влиянием левонастроенных протестующих, вдохновлённых начавшейся на материке Культурной революцией, рабочая забастовка превратилась в жестокое восстание против колониального правительства, которое продолжалось до конца года.

В 1974 году была образована Независимая комиссия по предотвращению коррупции, которой удалось свести к минимуму коррупцию в государственном аппарате. После начала реформ в Китае в 1978 году Гонконг стал основным источником иностранных инвестиций в Китай. Через год вплотную к северной границе Гонконга на территории провинции Гуандун была образована первая в Китае особая экономическая зона Шэньчжэнь. Текстильная и производственная составляющая в экономике Гонконга постепенно уменьшалась, отдавая первенство финансам и банковскому сектору. После окончания Вьетнамской войны в 1975 году властям Гонконга потребовалось ещё 25 лет для решения проблемы возвращения на родину вьетнамских беженцев.

В свете заканчивавшегося через 20 лет срока аренды Новых Территорий правительство Великобритании с начала 1980-х годов стало обсуждать с властями КНР проблему суверенитета Гонконга. В 1984 году две страны подписали Совместную китайско-британскую декларацию, согласно которой в 1997 году должна была состояться передача суверенитета над всей территорией Гонконга в пользу КНР[3]. В декларации говорилось, что Гонконг должен обрести статус особого административного района в составе КНР, который позволит ему сохранять свои законы и высокую степень автономии в течение как минимум 50 лет после передачи. Многие жители Гонконга не были уверены в том, что эти обещания будут выполнены и предпочли эмигрировать, особенно после жестокого подавления студенческой демонстрации в Пекине в 1989 году.

В 1990 году был утверждён Основной закон Гонконга, который должен был исполнять роль конституции после передачи суверенитета. Несмотря на серьёзные возражения Пекина, последний губернатор Гонконга Крис Паттен провёл реформу процесса выбора Законодательного совета Гонконга, демократизировав его. Передача суверенитета над Гонконгом была совершена в полночь 1 июля 1997 года, её сопровождала торжественная церемония передачи Гонконга в Центре конгрессов и выставок Гонконга. Первым Главным министром Администрации САР Гонконг стал Дун Цзяньхуа.

Напишите отзыв о статье "Британский Гонконг"

Примечания

  1. Porter, Jonathan. [1996] (1996). Macau, the Imaginary City: Culture and Society, 1557 to the Present. Westview Press. ISBN 0-8133-3749-6
  2. Edmonds. [2002] (2002) China and Europe ThSince 1978: A European Perspective. Cambridge University Press. ISBN 0-521-52403-2
  3. 1 2 3 4 5 6 Wiltshire, Trea. [First published 1987] (republished & reduced 2003). Old Hong Kong. Central, Hong Kong: Text Form Asia books Ltd. Page 12. ISBN Volume 962-7283-61-4
  4. Гонг-Конг // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  5. New York Times. «[www.commondreams.org/headlines05/0418-04.htm NY Times].» Thousands March in Anti-Japan Protest in Hong Kong by Keith Bradsher.
  6. Wang Yong-hua, [www.ceps.com.tw/ec/ecjnlarticleView.aspx?atliid=324751&issueiid=25237&jnliid=2518 On Embargo of Hong Kong in 1950—1954], Journal of Yanan University Social Science Edition, 2006.
  7. </ol>

Отрывок, характеризующий Британский Гонконг

– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий: