История Гватемалы

Древние времена

Первые поселения на территории современной Гватемалы возникли в 1-м тысячелетии до нашей эры. Заселяли их индейцы майя, у которых не было единого государства.

Средние века

Во II—IX в. н. э. — расцвет культуры майя, затем наступил период упадка. В X—XI вв. в Гватемалу из Табаско пришли тольтеки, к которым относились и племена киче, и завоевали центральное нагорье со столицей Кумарках (Утатлан). К концу XIV в. в подчинении у киче оказались многие народы Гватемалы. В XV в. от киче отделилась народность какчикели, образовав своё государство.

В начале XV в. н. э. велись постоянные войны между мелкими государствами.

Колониальный период

В 1523 году началась колонизация страны испанцами под предводительством Педро де Альварадо. Наибольшее сопротивление испанцам оказало племя киче, до сих пор остающееся крупнейшим индейским племенем Гватемалы. Всё же конкистадоры в 1524 году захватили главный город племени киче Гумарках. По приказу Педро де Альварадо город был сожжён вместе с его знатью. К тому времени Альварадо вместе со своими союзниками из местных народов уже разгромил основную армию Киче, которую возглавлял Текун Уман, выходец из царской семьи Киче, носивший титул «великий предводитель воинов», в битве на окраине города Кетцальтенанго. Согласно летописям, Альварадо якобы лично убил Текум Умана. К 1525 году индейцы были покорены.

С XVI века испанцы начали в Гватемале создавать плантации и добывать золото и серебро. Однако хозяйственное освоение страны было весьма слабым. На экспорт поставлялись практически только красители — из индиго и из насекомых (кошениль). В 1564 году было создано генерал-капитанство Гватемала.

Ввоз негров-рабов в Гватемалу был незначителен. Практически все негры растворились среди местного населения.

До 1773 года столицей считался город Антигуа-Гватемала, пока не был разрушен землетрясением. Столицу перенесли в нынешний город Гватемала.

Период независимости

XIX век

В начале XIX века начались войны за независимость в испанских колониях Америки. 15 сентября 1821 года была провозглашена независимость Мексиканской империи, куда вошла Гватемала. Вскоре, в 1823 году от Мексики откололись центральноамериканские провинции: Коста-Рика, Сальвадор, Никарагуа, Гондурас и Гватемала, которые провозгласили собственное, независимое государство — Соединённые Провинции Центральной Америки. Первым президентом Федерации был Мануэль Хосе Арсе. Его непоследовательность на посту президента, а также разногласия среди консерваторов и либералов, привели страну к гражданской войне (1826—1829). Сменивший на его посту либерал Франсиско Морасан не смог справиться с консерваторами и подавить сепаратизм в регионах, что привело к распаду Соединённых Провинций в 1840 году.

С 1840 года страной стал управлять поддерживаемый консерваторами крестьянин Рафаэль Каррера, президент Гватемалы с 1844 по 1865 год (вплоть до своей смерти).

С начала 1860-х годов переселенцы из Германии стали культивировать в Гватемале плантации кофейных деревьев, в результате кофе стал важнейшим экспортным товаром Гватемалы.

В 1871 году либералы произвели государственный переворот в Гватемале, и президентом стал генерал Руфино Баррильос. Он изгнал из Гватемалы монашеские ордена, конфисковал их имущество, а также имущество крупнейших консерваторов. При нём начались постройка железных дорог и предпринят ряд мер для развития сельского хозяйства и распространения грамотности населения. В то же время Баррильос страстно желал вновь создать единое государство Центральной Америки. После неудачи мирных переговоров с соседними странами, Баррильос решил силой организовать федерацию, но в сражении против армии Сальвадора в 1885 году был убит.

В 1898 году президентом стал консерватор Мануэль Кабрера, предоставивший американцам, в частности, компании «United Fruit Company», ряд плодородных земель, на которых компания создала крупные плантации бананов, ставших вторым после кофе экспортным товаром Гватемалы.

XX век

Компания «United Fruit» в начале XX века существенно расширила гватемальский порт Пуэрто-Баррьос на атлантическом побережье страны. Затем она стала расширять порты Гватемалы на тихоокеанском побережье.

После свержения Кабреры либералами (в 1920 году) была схватка за власть, в которой в 1931 году победил генерал Хорхе Убико. Он предоставил компании «Юнайтед Фрут» новые земли, причём совершенно бесплатно, и потому пользовался поддержкой США. В короткое время он стал диктатором.

В 1930-е годы крупнейшим после США внешнеторговым партнёром Гватемалы стала Германия — треть объёма экспорта и импорта Гватемалы. Однако в декабре 1941 года Гватемала была вынуждена вслед за США объявить войну странам «оси» — Германии, Италии и Японии. В военных действиях Гватемала не участвовала, только прекратила торговлю с этими странами.

В июле 1944 года произошло выступление младших армейских офицеров, студентов и учителей против диктатуры Убико. Стремясь сохранить за собой рычаги власти, тот передал пост президента генералу Понсе. Однако в октябре 1944 года он был свергнут в результате государственного переворота под руководством майора Араны и капитана Арбенса. В ходе переворота было убито около ста человек. Страной стала править военная хунта. Затем были проведены выборы, и президентом Гватемалы стал писатель Хосе Аревало, который повёл более независимую от США политику, в частности, установил дипломатические отношения с СССР. Сам Аревало называл себя «христианским социалистом».

В 1951 году на выборах победил ставший уже полковником Хакобо Арбенс, выиграв их у проамериканского политика Мигеля Идигораса. Арбенс повел себя ещё более радикально — отказался послать контингент в Корею и национализировал земли компании «Юнайтед Фрут», выплатив ей компенсацию в миллион долларов, хотя Убико отдал эти земли совершенно бесплатно, а компания требовала 16 миллионов. Экономическое давление на Арбенса не помогло, и «Юнайтед Фрут» стала искать поддержку в высших эшелонах власти США. И нашла — у братьев Даллес, один из которых — Аллен — работал директором ЦРУ, а другой — Джон Фостер — был госсекретарем. Их поддержал и президент Эйзенхауэр — он считал, что Арбенс настроен просоветски и идёт к коммунизму. Между тем в Гватемале действительно возросло влияние рабочих и социалистических движений и партий. В 1954 году состоялся учредительный съезд Гватемальской партии труда, генеральным секретарем которой стал Бернардо Альварадо Монсон.

В июне 1954 года Арбенс был свергнут в результате Операции PBSUCCESS. Президентом стал полковник Кастильо Армас, который вернул земли «Юнайтед Фрут» и переориентировался на США. В 1957 году он был убит. Вскоре президентом стал Идигорас Фуэнтес, при котором в стране началась гражданская война.

Началась она после того, как в ноябре 1960 года было подавлено вооруженное восстание младших армейских офицеров, которые ушли партизанить в горы. В 1963 году Идигорас был свергнут полковником Перальтой Асурдией, который правил в стране до 1966 года. После этого президентом стал Мендес Монтенегро, начавший настоящую войну армии против партизан, при этом уничтожались целые деревни, поддерживавшие партизан. Большинство партий и движений были объявлены «вне закона». Активисты их либо были убиты, либо вынуждены были перейти на нелегальное положение.

В 1970 году президентом был избран Арана Осорио. При нём проводилась антикоммунистическая политика. Так, например, 26 сентября 1972 был казнен лидер гватемальских коммунистов Бернардо Альварадо Монсон.

В 1974 году президентом был избран Лаухеруд Гарсия.

В 1976 году столица была разрушена сильнейшим землетрясением. Партизанское движение провело несколько масштабных военных операций. Армия ответила массовыми репрессиями.

Последующие президенты — Лукас Гарсия и Риос Монтт ещё более ужесточили репрессии. Монтт пришёл к власти в 1982 году. На время правления Монтта (1982—1983) приходится треть известных убийств за время гражданской войны, в которых большая доля вины также на совести партизан. В 1983 году Монтт был свергнут, к власти пришёл Оскар Мехиа Викторес. При нём из страны много гватемальцев бежало в соседние страны. В мае 2013 года Риас Монтт был приговорен судом к 80 годам лишения свободы за причастность к убийству 1700 индейцев в северном департаменте Киче. Это преступление датируется 1982-1983 годами.

Сересо Аревало начал смягчение репрессий. В 1991 году к власти пришёл Хоск Антонио Серрано, при котором репрессии возобновились.

В 1992 году Нобелевская премия мира была присвоена индейской активистке Ригоберте Менчу, которая выступала с открытым осуждением гватемальской диктатуры. В том же году начались переговоры с партизанскими группировками, 29 декабря 1996 года правительство Альваро Арсу подписало мирное соглашение с партизанами, однако ни бывшие военные правители, ни партизаны к ответственности привлечены до сих пор не были.

XXI век

С 2004 года президентом страны был Оскар Бергер из партии Великий Национальный Альянс.

9 сентября 2007 года был проведён первый раунд очередных президентских выборов, победу в которых одержали бизнесмен Альваро Колом из лево-центристской партии Национальный Союз Надежды и бывший генерал гватемальской армии Отто Перес Молина из право-центристской Патриотической партии. Второй раунд выборов состоялся 4 ноября 2007. Победу одержал Альваро Колом. 14 января 2008 года Альваро Колом официально вступил в должность президента Гватемалы.

На президентских выборах 2011 года победил кандидат Патриотической партии Отто Перес Молина, получивший в 1-м туре 11 сентября 36,01% голосов, а во втором, 6 ноября — 53.74% (у кандидата центристской партии "Обновлённая демократическая свобода" Мануэля Балдисона 46,26%, в 1-м туре 22,68%).

Гватемала имеет дипломатические отношения с Российской Федерацией (установлены с СССР 19.02.1945, нормализованы 04.01.1991). 8 января 1992 года гватемальское правительство признало Российскую Федерацию в качестве государства-продолжателя СССР.

• 7 ноября 2012 года в Гватемале произошло землетрясение магнитудой 7,4.

Отрывок, характеризующий История Гватемалы

Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.