КОПЕЙ

КОПЕЙ—Народная партия
исп. Copei-Partido Popular
Лидер:	Энрике Мендоса
Основатель:	Рафаэль Кальдера
Дата основания:	13 января 1946
Штаб-квартира:	Венесуэла Венесуэла Каракас
Идеология:	Правый центр; христианская демократия
Интернационал:	Центристский демократический интернационал; Христианско-демократическая организация Америки
Союзники и блоки:	Круглый стол демократического единства
Молодёжная организация:	Христианская демократическая молодёжь исп. Juventud Demócrata Cristiana
Мест в Национальной ассамблее Венесуэлы:	6 из 167
Сайт:	[www.acciondemocratica.org.ve/ AccionDemocratica.org.ve]

К:Политические партии, основанные в 1946 году

КОПЕЙ—Народная партия (исп. Copei-Partido Popular) — правоцентристская политическая партия Венесуэлы, основанная 13 января 1946 года известным юристом и политиком Рафаэлем Кальдера. Первоначально называлась КОПЕЙ (исп. Copei), испанский акроним Комитета независимой избирательной политической организации (исп. Comité de Organización Política Electoral Independiente), впрочем полное название практически не используется. Также называется Социал-христианская партия (исп. Partido Socialcristiano) или Зелёная партия (исп. Partido Verde), последнее название связано с официальным цветом партии. Входит в Центристский демократический интернационал и Христианско-демократическую организацию Америки.

В период с 1958 по 1993 годы КОПЕЙ являлась второй по значимости после Демократического действия партией Венесуэлы. За всё это время президентами страны избирались только представители этих двух партий. Политический и экономический кризис 1990-х годов, усугублённый многочисленными коррупционными скандалами, привёл к разрушению традиционной для Венесуэлы двухпартийной системы и к приходу власти в стране Уго Чавеса. С 1998 года КОПЕЙ находилась в оппозиции.

Идеология

Идеология КОПЕЙ базируется на идеях христианской демократии и принципах католического социального учения. Четыре основных принципа, на которых базируется идеология КОПЕЙ:

• Защита человеческого достоинства.
• Субсидиарность.
• Параллельное развитие личности и общества.
• Поиск общего блага.

Социал-христианская партия создавалась как католическо-консервативная организация, чья идеология в течение длительного периода вдохновлялась идеями социального христианства. Позднее в КОПЕЙ появились тенденции к смещению в политический центр и кейнсианству в экономике. В XXI веке с приходом на пост генсека Луиса Игнасио Планаса и председателя партии Орландо Контрераса Пулидо, КОПЕЙ переформулировало свою политику в сторону правоцентристской христианской демократии, представив программу, основанную на социальной экономике и экологическом рынке, вдохновлённую такими партиями как Народная в Испании, ХДС Германии, ХДП Чили и мексиканская Партия национального действия.

История

Ранние годы

Предшественников КОПЕЙ можно считать социал-христианскую партию Национальный студенческий союз (исп. Unión Nacional Estudiantil, UNE), основанный Рафаэлем Кальдерой 6 мая 1936 года в результате раскола Федерации венесуэльских студентов, политическая организация (исп. Federación Estudiantes Venezolanos, Organización Política, FEV-OP), той её частью которая была недовольна чрезмерным влиянием левых радикалов. Впоследствии Кальдера создал подряд несколько партий на базе союза: Избирательное действие (исп. Acción Electoral, 1938—1941), Движение националистического действия (исп. Movimiento de Acción Nacionalista, MAN, 1941—1942) и Движения национального действия (исп. Movimiento de Acción Nacional, MAN, 1942—1946).

13 января 1946 года Кальдера основал партию Комитет независимой избирательной политической организации, более известную как Социальная христианская партия или по своей аббревиатуре КОПЕЙ. В октябре того же 1946 года КОПЕЙ приняла участие в первых для себя выборах, в Конституционную ассамблею Венесуэлы. Дебют оказался удачным, партия набрала 141 418 голосов (10,09 %), получив 19 мест из 160, уступив только правящему Демократическому действию. В 1947 году партия приняла участие во всеобщих выборах. Лидер КОПЕЙ Кальдера, собрав 262 204 голосов (22,36 %), занял второе место, пропустив кандидата от Демократического действия Ромуло Гальегоса, избранному президентом. На выборах в Национальный конгресс партия набрала 200 695 голосов (16,95 %), получив 16 мест в Палате депутатов из 110 и 4 места в Сенате из 46. Больше голосов и мест получила только одна партия, правящее Демократическое действие.

КОПЕЙ и военная хунта

24 ноября 1948 года в Каракасе произошёл военный переворот, в результате которого президент Гальегос был свергнут, а к власти пришла военная хунта в составе подполковников Карлоса Дельгадо Чальбо, Маркоса Переса Хименеса и Луиса Фелипе Паэса. В 1952 году диктатор Венесуэлы Перес Хименес под сильным внутренним и внешним давлением был вынужден объявить о проведении выборов в Конституционную ассамблею. КОПЕЙ, деятельность которой в отличие от Демократического действия не была запрещена, решила принять в них участие.

Оппозиции, в том числе и КОПЕЙ во главе с Кальдерой, пришлось представить правительству подробную информацию о своей деятельности партий, в том числе об организуемых при их участии мероприятиях, списках членов и партийных финансах. Освещение в прессе предвыборных кампаний обеих партий было подвергнуто строжайшей цензуре. Кроме того, перед выборами была организована массовая кампания в поддержку главы военной хунты Переса Хименеса.

Первые результаты голосования преподнесли хунте неприятный сюрприз. Уже после подсчёта примерно трети голосов выяснилось, что победу одерживает оппозиция. После этого Перес Хименес запретил дальнейшее освещение в прессе подсчёта голосов. Окончательные результаты выборов были объявлены 2 декабря. Согласно данным Избирательного совета проправительственная партия получила 788 086 голосов, за ДРС проголосовали 638 336 избирателей, а за КОПЕЙ 300 309 человек. Лидеры Демократического действия в изгнании заявили, что две ведущие оппозионные партии, Демократический республиканский союз и КОПЕЙ вместе собрали 1,6 из 1,8 млн голосов, что означало получение ими 87 мест в Ассамблее из 103. Неофициальные результаты, опубликованные Армандо Велосом Мансера, показали, что за ДРС проголосовали около 1 198 000 избирателей, за НИФ — 403 000, за КОПЕЙ — 306 000.

В знак протеста против фальсификации выборов КОПЕЙ и ДРС бойкотировали первое заседание Ассамблеи, на котором в отсутствие депутатов от оппозиции были ратифицированы результаты выборов, а Перес Хименес избран президентом Венесуэлы.

Восстановление демократии

В январе 1958 года в результате всеобщей забастовки, организованной Патриотической хунтой, в состав которой входили представители КОПЕЙ, Демократического действия, Компартии Венесуэлы и Демократического республиканского союза диктаторский режим пал. В том же 1958 году три ведущие партии Венесуэлы, Демократическое действие, Демократический республиканский союз и КОПЕЙ заключили пакт Пунто-Фихо, получивший своё название по городу в котором он был подписан. Целью межпартийного соглашения стало достижение устойчивости воссозданной в стране демократии через равное участие всех сторон пакта в работе правительства.

КОПЕЙ приняла участие в первых после падения диктатуры всеобщих выборах, прошедших 7 декабря 1958 года. На выборах президента Рафаэль Кальдера набрал 423 262 голосов (16,21 %) и занял третье место, пропустив вперёд лидера Демократического действия Ромуло Бетанкура, главу Революционной правительственной хунты 1945—1948 годов, и контр-адмирала Вольфганга Ларрасабаля Угуэто от Демократического республиканского союза, главу Временной правительственной хунты 1958 года. На выборах в Конгресс партия также заняла третье место, собрав 392 305 голосов (15,20 %), получив 18 мест в Палате депутатов из 132 и 6 мест в Сенате из 51.

Возврат к гражданскому правлению и демократическим избирательным процедурам не принёс Венесуэле гражданского согласия. Во многом конфликты были спровоцированы внешней политикой президента Бетанкура, в том числе его поддержкой санкций против Кубы и её исключения из Организации американских государств (ОАГ). В то время как умеренные и правые круги Венесуэлы ориентировались на США, левые предпочитали поддерживать кубинского лидера Фиделя Кастро и выражали недовольство вмешательством Вашингтона во внутренние дела страны. Результатом этого противостояния стали два раскола правящего Демократического действия подряд, несколько попыток убить президента Бетанкура или свергнуть его вооружённым путём, которые вылились в полномасштабную гражданскую войну, сопровождавшуюся партизанскими действиями в сельской местности и террористическими актами, в том числе похищениями людей, в городах. Вдобавок, в 1962 году вторая по силе партия страны, Демократический республиканский союз, недовольная политикой президента Бетанкура, вышла из пакта Пунто-Фихо. В то же время КОПЕЙ осталась участником пакта, что фактически привело к формированию в Венесуэле двухпартийной системы.

Всеобщие выборы 1963 года проходили в условиях народных волнений и партизанских акций, что впрочем, не помешало правящей партии вновь одержать победу, пусть и не столь впечатляющей как ранее. Партии КОПЕЙ удалось усилить свои позиции, став второй по силе и влиянию партией Венесуэлы. Кальдера занял второе место на выборах президента, получив 589 177 голосов (20,19 %). На выборах в Конгресс за КОПЕЙ отдали свои голоса 595 697 избирателей, (20,82 %), что позволило партии завоевать 39 мест в Палате депутатов из 179 и 8 в Сенате из 47.

Первая победа КОПЕЙ

В 1968 году, когда впервые правящее Демократическое действие проиграло на выборах и было вынуждено уступить власть оппозиции. Воспользовавшись расколом в правящей партии Рафаэль Кальдера Родригес, для которого эти выборы были уже четвёртыми, смог получить 1 083 712 голосов (29,13 %) и занять первое место, став первым президентом Венесуэлы от Социал-христианской партии. На выборах в Конгресс КОПЕЙ также добилась значительного прогресса, набрав 883 814 (24,03 %) голосов и сумев завоевать более четверти мест в обеих палатах. В то же время КОПЕЙ не смогла стать крупнейшей силой в парламенте, уступив по количеству мандатов Демократическому действию. С выборов 1968 года в Венесуэле начинается эра двухпартийная демократии и чередование у власти двух партий, ДД и КОПЕЙ, которая закончилась только в 1998 году с приходом к власти Уго Чавеса.

В отличие от предшественников, Кальдера проводил политику «международной социальной справедливости», много сделав для улучшения отношений с коммунистическими странами, в том числе Кубой. Также он договорился о «заморозке» длительного территориального спора с соседней страной Гайаной и заключен договор о демаркации границ был с Бразилией. Несмотря на свои консервативные взгляды, Кальдера продемонстрировал прагматизм, объявив всеобщую амнистию для левых повстанцев из Вооружённых сил национального освобождения (англ. Fuerzas Armadas de Liberación Nacional — FALN), которые 9 лет вели вооружённую борьбу против правительства, а также окончательно легализовал Коммунистическую партию Венесуэлы. Для умиротворения страны через интеграцию левых радикалов в политическую жизнь страны был создан Миротворческий комитет под председательством кардинала Хосе Умберто Кинтеро.

В экономике правительству Кальдеры пришлось бороться с последствиями высокой инфляции в США, характерной для первого президентства Ричарда Никсона, которая в сочетании с низкими ценами на нефть сделала экономический рост Венесуэлы в этот период минимальным. Пытаясь поднять доходы государства, Кальдера повышает до 60 % налог на доходы нефтяных компаний. При нём было начато строительство нефтехимического комплекса в штате Сулия, в столице были построены спортивно-развлекательный комплекс Poliedro de Caracas и больница доктора Мигеля Переса Карреньо, официально открыт Национальный университет Симона Боливара.

Вновь вторые

На выборах 1973 года КОПЕЙ представлял Лоренцо Фернандес, министр внутренних дел в правительстве Кальдеры. Собрав голосов больше чем его шеф пятью годами ранее (1 605 628 или 36,70 %), он всё же уступил блестяще проведшему предвыборную кампанию кандидату ДД Карлосу Андресу Пересу. На выборах в Конгресс КОПЕЙ в очередной раз заняла второе место, получив почти треть депутатских мандатов.

Вторая победа КОПЕЙ

Всеобщие выборы 1978 года оказались для КОПЕЙ очень удачными, чему поспособствовали многочисленные коррупционные скандалы и обвинения в адрес Переса в чрезмерных и беспорядочных государственных расходах. На президентских выборах победу одержал кандидат КОПЕЙ Луис Антонио Эррера Кампинс, за которого отдали свои голоса 2 487 318 избирателей (46,64 %). На выборах в Конгресс впервые в истории Социал-христианская партия смогла занять первое место, завоевав большинство, пусть и относительное, в Палате депутатов.

В начале президентского срока Эррера Кампинса доходы Венесуэлы от продажи нефти выросли троекратно. Отток капиталов и падение доходов от экспорта нефти в дальнейшем привели к росту государственного долга до $25 млрд. В феврале 1983 года властям пришлось объявить Центральный банк Венесуэлы неплатёжеспособным, что вызвало один из самых серьёзных экономических и финансовых кризисов в новейшей истории страны. За время правления Кампинса курс венесуэльского боливара упал с 4,30 за доллар до 15 боливаров за доллар. В результате, будучи сторонником сильного влияния государства на экономику, Кампинс был вынужден в конце своего правления проводить непопулярные меры по преодолению кризиса.

Кампинс также инициировал программу культурного развития и реформирования системы образования, за что был назван «Президент культуры» из-за важного вклада в развитие венесуэльской культуры.

В сфере внешней политики в 1980 году Кампинс подписал экономическое соглашение с Мексикой о совместной транспортировке нефти в страны Центральной Америки и Карибского бассейна. В 1982 году он занял сторону Аргентины в войне против Великобритании за Фолклендские острова, использовав антиамериканские и антибританские настроения в обществе. На этой волне Кампинс выдвинул территориальные претензии к бывшей британской колонии — соседней Гайане. Также его правительство признало Сахарскую Арабскую Демократическую Республику как суверенное государство в Западной Сахаре.

И вновь вторые

Ко всеобщим выборам 1983 года Венесуэла оказалась в глубоком экономическом кризисе, вследствие чего КОПЕЙ проиграла борьбу за власть своему давнему сопернику, партии Демократическое действие. Кальдера, уже в пятый раз баллотировавшийся в президенты, смог набрать только треть голосов избирателей и занял второе место. На выборах в Конгресс КОПЕЙ потеряла около трети своих мест в обеих палатах.

Несмотря на провальное окончание президентского срока Хайме Лусинчи Демократическому действию удалось удержаться у власти. КОПЕЙ выдвинула в президенты Эдуардо Фернандеса по прозвищу «Эль Тигро», профессора конституционного права в Католическом университете Андреса Белло. Набрав 2 963 015 голосов избирателей (40,40 %), он продолжил давнюю традицию Социал-христианской партии, став вторым после кандидата ДД. На выборах в Конгресс КОПЕЙ несколько улучшила своё положение, получив около трети мест в обеих палатах парламента.

Серьёзный экономический и политический кризис 1980-х—1990-х годов, усугублённый обвинениями в коррупции в адрес двух президентов подряд, привёл к крушению пакта Пунто Фихо, который длительное время способствовал сохранению политической стабильности в Венесуэле. Вместе с пактом рухнула и двухпартийная система, сложившаяся в конце 1960-х годов. Для КОПЕЙ ситуация усугубилась внутрипартийным расколом. Основатель и многолетний лидер партии Рафаэль Кальдера, не сумев добиться своего выдвижения на выборах 1993 года, вышел из КОПЕЙ и создал свою партию Национальная конвергенция. Воспользовавшись ослаблением обеих ведущих партий Венесуэлы, Кальдера смог добиться избрания президентом, получив 30,46 % голосов избирателей, в то время как его бывший однопартиец Освальдо Альварес Пас собрал 22,73 %. В Национальном конгресса КОПЕЙ осталась второй по числу мандатов силой, но теперь у неё были лишь около четверти мест.

Кальдере не удалось разрешить тяжелейший экономический и политический кризис, в котором уже не первый год жила Венесуэла, что создало предпосылки для прихода к власти в результате выборов 1998 года Уго Чавеса.

В преддверии президентских выборах 1998 года экономист и политик Энрике Салас Рёмер, губернатор штата Карабобо, известный своей борьбой за расширение прав и возможностей граждан и децентрализацию Венесуэлы, решил выдвинуть свою кандидатуру на пост президента. Он покидает КОПЕЙ и на базе региональной партии «Передовой проект» (исп. Proyecto Avanza) создаёт новую центристскую христианско-демократическую партию «Проект Венесуэла» (исп. Proyecto Venezuela).

На президентских выборах 1998 года КОПЕЙ не стало выдвигать своего кандидата, решив поддержать кандидатуру Ирэн Саес, «Мисс Вселенная» 1981 года, представителя Венесуэлы при ООН, успешного мэра самого богатого района Каракаса — Чакао. К началу президентской кампании 1998 года Саес казалась очень привлекательным кандидатом, имея очень высокий рейтинг. Но из-за резкого роста популярности Уго Чавеса и ряда ошибочных решений, принятых Саес на посту мэра, её рейтинг быстро упал с 70 % до 15 %. В результате за неделю до выборов КОПЕЙ решила вслед за ДД поддержать лидера правоцентристской партии «Проект Венесуэла» Энрике Саласа Рёмера, который на тот момент считался единственным, кто был способен бросить вызов Уго Чавеса. Впрочем, даже объединённая поддержка Рёмера со стороны КОПЕЙ и ДД не позволила ему победить Чавеса. На парламентских выборах КОПЕЙ смогла занять лишь третье место, потеряв более половины своих мест в обеих палатах Национального конгресса.

В оппозиции Чавесу

С 1998 года КОПЕЙ находилась в оппозиции к режиму Уго Чавеса и его преемника Николаса Мадуро. Что интересно, семья Чавеса традиционно поддерживала Социал-христианскую партию, в частности, его отец, Уго де лос Рейес Чавес, был основателем и лидером КОПЕЙ в штате Баринас.

В 1999 году состоялись выборы в Конституционную ассамблею. Для участия в них КОПЕЙ вместе с Демократическим действием, «Проектом Венесуэла» и партией «Конвергенция» образовали коалицию «Полюс демократии» (исп. Polo Democrático). Даже объединившись противники Чавеса потерпели поражение, сумев получить голосов в три раза меньше чем пропрезидентский блок и всего 4 места из 131.

На президентских выборах 2000 года КОПЕЙ вновь не стала выдвигать своего кандидата, поддержав губернатора штата Сулия Франсиско Ариаса Карденаса, некогда друга и соратника президента Венесуэлы Уго Чавеса. На выборах в однопалатное Национальное собрание партия заняла четвёртое, получив всего 6 мест из 165.

В 2000 году ряд активистов молодёжного крыла КОПЕЙ во главе с Энрике Каприлесом, тогда мэром Баруте, основали свою партию, «В первую очередь справедливость» (исп. Primero Justicia). Созданная первоначально как региональная, она уже через три года превратилась в общенациональную, став со временем одной из ведущих партий античавесовской оппозиции.

Парламентские выборы 2005 года КОПЕЙ наряду с ещё четырьмя ведущими оппозиционными партиями бойкотировала. В том же году бывший губернатор штата Сулия Освальдо Альварес Пас покинул Социал-христианскую партию и основал правую христианско-демократическую организацию, Народный альянс (исп. Alianza Popular), позднее переименованную в Народное движение (исп. Movimiento Popular).

В 2006 году КОПЕЙ первоначально выставила на президентских выборах своего кандидата, губернатора штата Тачира Серхио Кальдерона Омара, но позже сделала ставку на губернатора штата Сулия Мануэля Росалеса, которого поддержали более 40 оппозиционных партий.

В 2007 году, впервые за десять лет, состоялся партийный съезд, на котором был принят новый устав, название изменено на КОПЕЙ—Народная партия (исп. Copei-Partido Popular) и сформулирован новый партийный лозунг: Sí hay futuro. В ноябре того же 2007 года КОПЕЙ выступила против проекта конституционной реформы, предложенного Чавесом.

В региональных выборах 2008 года КОПЕЙ приняла участие как часть оппозиционной коалиции под названием «Национальное единение» (исп. Unidad Nacional). Партии удалось добиться избрания своих кандидатов на пост губернатора штата Тачира, мэрами 12 муниципалитетов, в том числе в столицах штатов Сан-Карлос и Мерида, а также провести несколько депутатов в законодательные советы ряда штатов.

В 2010 году КОПЕЙ приняла участие в парламентских выборах в составе оппозиционного блока Коалиция демократического единства (исп. Mesa de la Unidad Democrática, MUD). Партии удалось завоевать 5 мест по мажоритарным округам, ещё 1 мандат был получен по партийным спискам.

На президентских выборов 2012 года и досрочных президентских выборах 2013 года КОПЕЙ, как и весь оппозиционный блок «Круглый стол демократического единства», поддерживала кандидатуру Энрике Каприлеса Радонски, губернатора штата Миранда.

В парламентских выборах 2015 года КОПЕЙ участвовало в составе блок «Круглый стол демократического единства». Впервые с 1998 года оппозиции удалось одержать победу над сторонниками покойного президента Уго Чавеса. В то время как оппозиционный блок получил 99 мест в Национальной ассамблее из 167, правящая Единая социалистическая партия Венесуэлы смогла завоевать лишь 46 мандатов.

После ряда расколов влияние и популярность КОПЕЙ значительно уменьшились. В 2010-х годах партия смогла сохранить относительную популярность только в трёх штатах: Тачира, Миранда и Фалькон.

Президенты от КОПЕЙ

</small>№	№ (Президент)	№ (Срок)	Портрет	Президент	Дата	Способ избрания	Профессия
1	1	1-й		Рафаэль Кальдера	1969—1974	Победа на выборах	Политик
2	2	1-й		Луис Антонио Эррера Кампинс	1979—1984	Победа на выборах	Журналист

Отрывок, характеризующий КОПЕЙ

Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.