Мустафа I

Мустафа I осм. مصطفى اول‎ — Mustafa-i evvel тур. Birinci Mustafa<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Османский султан
22 ноября 1617 — 26 февраля 1618
Регент:	Халиме Султан
Предшественник:	Ахмед I
Преемник:	Осман II
Османский султан
20 мая 1622 — 10 сентября 1623
Регент:	Халиме Султан
Предшественник:	Осман II
Преемник:	Мурад IV
Вероисповедание:	ислам, суннитского толка
Рождение:	1591(1591) Маниса, Османская империя
Смерть:	20 января 1639(1639-01-20) Стамбул, Османская империя
Место погребения:	Ая-Софья, Стамбул
Род:	Династия Османов
Отец:	Мехмед III
Мать:	Халиме Султан
Тугра:

Мустафа́ I (осм. مصطفى اول‎ — Mustafa-i evvel, тур. Birinci Mustafa; 1591—1639) — султан Османской империи в 1617—1618 и 1622—1623 годах. Также носил титулы халифа ислама, правителя правоверных и хранителя двух святынь.

Биография

Шехзаде Мустафа родился в 1591 году в Манисе в семье шехзаде Мехмеда и его наложницы абхазского происхождения Халиме Султан. В 1595 году отец Мустафы стал султаном Мехмедом III.

До 1603 года существовал обычай казни всех братьев новоиспечённого султана сразу по восшествии его на престол ради поддержания порядка в империи (т.н. закон Фатиха). Так, по приказу отца Мустафы в 1595 году были казнены девятнадцать его братьев — сыновей султана Мурада III. Однако после смерти Мехмеда III на троне оказался его тринадцатилетний сын Ахмед, который принял решение сохранить жизнь брату. Такое решение, вероятно было принято под давлением обстоятельств: Мустафа был единственным наследником брата в отсутствие у него сыновей. Кроме того, Мустафа остался жив и после рождения у султана нескольких сыновей; историки считают, что Ахмед I посчитал: брат не может угрожать его правлению в виду явной психической болезни. Ещё одной из причин отступления Ахмеда от правил явилось влияние его любимой наложницы Кёсем, которая не желала после смерти султана видеть на троне шехзаде Османа — старшего сына Ахмеда I от наложницы Махфируз. Кёсем считала, что когда Осман взойдёт на трон, он, скорее всего, казнит своих единокровных братьев — сыновей Ахмеда и Кёсем. Такой сценарий был частично реализован в 1621 году, когда после рождения сына Омера Осман II казнил своего брата Мехмеда.

До смерти Ахмеда I в 1617 году Мустафа был заточен во дворце в т. н. Кафесе (клетке) — небольшом павильоне (кёшке) на территории султанского дворца, в котором шехзаде находился в изоляции от внешнего мира под постоянным наблюдением стражи. Четырнадцать лет, проведённые в Кафесе, а также постоянная боязнь казни окончательно подорвали психическое здоровье шехзаде.

Первое правление

Смерть Ахмеда I привела к дилемме, которая никогда не возникала ранее в Османской империи: несколько шехзаде, живших в Топкапы, получили право на трон. Двор разделился. Одна из фракций во главе с шейх-уль-исламом Ходжасадеттинзаде Мехметом Эсатом-эфенди и Софу Мехмедом-пашой, который замещал великого визиря во время отсутствия того в Стамбуле, предпочитали видеть на троне взрослого и вместе с тем психически несостоятельного Мустафу, нежели его молодого здорового племянника Османа. Софу Мехмед утверждал, что Осман был слишком молод, чтобы править, не вызывая негативной реакции среди населения. Глава чёрных евнухов Мустафа-ага возражал, ссылаясь как раз на психическое здоровье шехзаде, но его возражения не были приняты во внимание и на трон был возведён Мустафа. Восшествие на престол шехзаде Мустафы создало новый тип преемственности, при котором на трон восходил старший в роду; этот тип преемственности сохранялся вплоть до падения империи. Кроме того, это был первый случай в Османской империи, когда султану вместо сына наследовал брат.

При дворе выражалась надежда, что регулярные социальные контакты позволят улучшить психическое здоровье Мустафы, но его состояние оставалось прежним. Новый султан был эксцентричен: посреди совета Дивана он мог сорвать с голов визирей чалмы и начать дёргать их за бороды. Придворные также отмечали, что он любит бросать монеты птицам и рыбам. Османский историк Ибрагим Печеви писал: «эту ситуацию замечали все государственные мужи и народ, и они понимали, что он был психически неуравновешен».

Всё своё недолгое правление Мустафа был лишь пешкой в руках придворных. Фактически страной управляли великий визирь Дамат Халил-паша и валиде Халиме Султан. В 1618 году другая придворная фракция низвергла Мустафу I и возвела на трон его племянника Османа II. Мустафа снова оказался в Кафесе. Однако спустя четыре года он получил второй шанс: во время очередного янычарского мятежа Осман II был свергнут и задушен. Одно ухо и нос убитого Османа доставили Халиме Султан. Мустафа стал султаном во второй раз.

Второе правление

Психическое состояние Мустафы оставалось без улучшений; он снова оказался марионеткой в руках матери и зятя, великого визиря Кара Давута-паши, который убил Османа II. Мустафа продолжал считать, что Осман жив: султана видели бродившим по дворцу, стучавшимся в двери в поисках племянника, чтобы тот избавил его от бремени власти. Мустафу сравнивали с предшественником и сравнение это было явно не в пользу султана.

В стране под влиянием конфликтов между янычарами и сипахами с последующим мятежом смещённого бейлербея Эрзурума Абазы Ахмеда-паши, желавшего отомстить за убийство Османа II, возникла политическая нестабильность. Власти попытались прекратить конфликт, казнив Кара Давуда-пашу, но Абаза Мехмед не останавливался и в мае 1623 года во главе сорокатысячной армии осадил Анкару. У власти сменилось ещё четверо великих визирей, прежде чем на этот пост был назначен Кеманкеш Кара Али-паша. Духовники и Кара Али уговорили Халиме Султан согласиться на низложение её сына. Халиме согласилась при условии, что Мустафе сохранят жизнь. 10 сентября 1623 года на османском троне оказался одиннадцатилетний Мурад IV, сын Ахмеда I и Кёсем. Мустафа вновь был отправлен в Кафес, где провёл всю оставшуюся жизнь. Когда Мустафа умер в 1639 году, никто не мог решить, где его хоронить. Тело бывшего султана пролежало семнадцать часов, после чего его без всяких почестей предали земле в бывшем баптистерии Ая-Софьи

В культуре

• Мустафа является одним из персонажей телесериала «Великолепный век: Кёсем Султан». Роль Мустафы в детстве исполнил Алихан Тюркдемир, роль взрослого Мустафы исполнил Боран Кузум.

Литература

• Финкель, Кэролайн. История Османской империи: Видение Османа. — М.: АСТ; Астрель, 2012. — 829 с. — ISBN 978-5-17-043651-4.
• Colin Imber. [books.google.ru/books?id=YeccBQAAQBAJ The Ottoman Empire, 1300-1650: The Structure of Power]. — New York: en:Palgrave Macmillan, 2009. — P. 66—68, 97—99. — 448 p. — ISBN 1137014067, 9781137014061.
• Ebru Boyar, Kate Fleet. [books.google.ru/books?id=hHd2OizxNCcC A Social History of Ottoman Istanbul]. — New York: Cambridge University Press, 2010. — P. 42. — ISBN 1139484443, 9781139484442.
• Freely, John. [books.google.ru/books?id=gxwB5fQeMWIC The Companion Guide to Istanbul and Around the Marmara]. — Companion Guides, 2000. — 428 p. — ISBN 1900639319, 9781900639316.
• Gabriel Piterberg. [referenceworks.brillonline.com/entries/encyclopaedia-of-islam-3/ahmed-i-COM_22989 Ahmed I] // Encyclopaedia of Islam / Gudrun Krämer, Denis Matringe, John Nawas, Everett Rowson. — 3. — Leiden: Brill Pub., 2013. — ISBN 9004252673, 9789004252677.
• Grabar, Oleg. [books.google.ru/books?id=k7oeAAAAIAAJ Muqarnas: An Annual on Islamic Art and Architecture]. — BRILL, 1988. — 160 p. — ISBN 9004086471, 9789004086470.
• Günhan Börekçi. [books.google.ru/books?id=QjzYdCxumFcC Encyclopedia of the Ottoman Empire] / Gabor Agoston, Bruce Alan Masters. — New York: en:Infobase Publishing, 2009. — P. 409. — 689 p. — ISBN 1438110251, 9781438110257.
• J. H. Kramers. Encyclopedia of Islam (New Edition) / C. E. Bosworth, E. Van Donzel, W. P. Heinrichs, Ch. Pellat. — Leiden: E. J. Brill, 1993. — Т. VII. — P. 707.

Ссылки

• [www.theottomans.org/english/index.asp The Ottomans.org] (англ.). www.theottomans.org. Проверено 7 декабря 2015.

Отрывок, характеризующий Мустафа I

Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.