Раши

Поделись знанием:
(перенаправлено с «РАШИ»)
Перейти к: навигация, поиск
Время деятельности Раши в истории иудаизма

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Раши
רַשִׁ"י

Раши, гравюра 1539 года
Место рождения:

Труа, графство Труа

Дата смерти:

13 июля 1105(1105-07-13)

Место смерти:

Труа, графство Труа

основные понятия

     

    Портал Иудаизм

Раши́ (ивр.רַשִׁ"י‏‎, акроним словосочетания «Рабейну Шломо Ицхаки» — «наш учитель Шломо сын Ицхака»; 1040, Труа, Франция — 1105, там же) — крупнейший средневековый комментатор Талмуда и один из классических комментаторов Танаха; духовный вождь и общественный деятель еврейства Северной Франции.





Биография

Раши родился в городе Труа, столице одноимённого графства в семье раввинов. Его дядя был одним из крупнейших раввинов Германии, а по отцу он вёл свой род от танная рабби Йоханана а-Сандлара.

В молодости Раши учился в иешивах Германии в Вормсе и Майнце у рабби Йехуды бен Якара, ученика рабейну Гершома Меор ха-гола. После женитьбы переехал назад в Труа и открыл там иешиву. Еще молодым студентом Раши обратил внимание, что его современникам тяжело понять сложный язык Талмуда, где перемешаны наречия вавилонского арамейского и ученого иврита. Поэтому он решил взять на себя перевод и объяснение священных текстов для своих современников.

В результате, за свою жизнь ему удалось написать комментарии практически ко всем 60 трактатам Талмуда. Кроме Талмуда комментарии Раши простираются на весь Танах: Тора, Пророки, Писания. Популярность книг Раши превзошла все ожидания. И сегодня нет иешивы или бейт-мидраша, где при изучении Торы и Талмуда не пользовались бы комментариями Раши, хотя с того времени были написаны сотни книг и комментариев на эту тему.

На жизнь Раши зарабатывал изготовлением вина, которое славилось на всю Шампань. Он имел трёх дочерей, которые вышли замуж за раввинов. Дочь Рахиль, подобно своим сёстрам, была выдающимся знатоком еврейского языка и раввинской литературы; она была замужем за раввином Элиезером, с которым, однако, впоследствии развелась[1]. Двое сыновей его дочери Йохевед, Рашбам и Рабейну Там, создали школу тосафистов и продолжили дело своего деда по комментарию Талмуда, однако их метод и взгляды часто с ним расходятся. В особенности это справедливо по отношению к Рабейну Таму.

Существует множество преданий и легенд, связанных с жизнью Раши.

Умер Раши в родном городе, однако его могила вскоре была утеряна.

Напишите отзыв о статье "Раши"

Комментарии к Танаху

Раши написал комментарии на все книги Танаха, самым значительным из которых является его комментарий к Торе, издаваемый вместе с текстом оригинала в большинстве изданий, начиная с XV века. Основной целью Раши в этом комментарии является разъяснение сложных мест простым и понятным его современникам языком.

В своих комментариях Раши старается не уходить слишком далеко от пшата (базового уровня понимания смысла текста). Его комментарии основаны на более ранних комментариях, разбросанных по всему Вавилонскому Талмуду. Как правило, он не приводит высказывания из Талмуда полностью, кроме тех случаев, когда это действительно необходимо и без этого текст понять будет сложно.

Регулярно Раши пользуется наиболее известными Мидрашами, как Мидраш Раба, Танхума, Сифра, Сифри, Пиркей дераби Элиэзер и другими. Часто, при попытке объяснить значение предметов быта, неизвестных его современникам, или более известные под их французскими названиями, Раши приводит их название на разговорном языке после слов бе-лааз (на иностранном языке). Любопытно, что, хотя часто эти слова уже не понятны для современных французов, по традиции их продолжают печатать вместе с комментариями Раши.

Когда в тексте Торы приводится сложное ивритское слово, Раши пытается его объяснить пользуясь методом грамматического сравнения с другими местами, где это слово упоминается. Нередки глубокие грамматические изыскания Раши по данному поводу, в том числе ссылки на современных ему великих грамматиков Дунаша бен Лабрата и Менахема бен Сарука.

Напишите отзыв о статье "Раши"

Комментарии к Талмуду

Другие произведения

Общественное влияние

Издания

  • Раши. Комментарий на Книгу Бытия (пер. со ср.-век. иврита Н. Корякиной, М. Вогмана и Е. Малаховой) // Классические библейские комментарии: Книга Бытия. Сборник переводов с древнееврейского, арамейского и средневекового иврита. — М.: Олимп, 2010. — 700 c. — 1000 экз. — ISBN 978-5-7390-2468-8 [www.scribd.com/doc/49669300/Russian-Mikraot-Gedolot]

Литература

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Раши

Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»