Апостольский протонотарий
Поделись знанием:
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Апо́стольский протонота́рий (лат. protonotarius apostolicus) — титул в Римско-католической церкви. Апостольским протонотарием называется либо член самой высшей неепископской коллегии прелатов в Римской курии, либо, вне Рима, почётный прелат, которому папа римский присвоил этот титул и его особые привилегиями.
Содержание
История
В поздней античности были в Риме семь региональных нотариусов, которые, на дальнейшее развитие папской администрации и сопровождающееся увеличение нотариусов, оставались высшими дворцовыми нотариусами папской канцелярии (notarii apostolici или protonotarii). В средние века протонотарии были высшими папскими чиновниками, и часто возводились в кардиналы прямо с этой должности. Первоначально их численность была семь, папа римский Сикст V (1585-1590) увеличил их число до двенадцати. Их значение постепенно уменьшалось, и ко во времени Французской революции должности почти полностью исчезли. 8 февраля 1838 года папа римский Григорий XVI восстановил Коллегию реальных протонотариев с семью членами называемых protonotarii de numero participantium, также известные как постоянные протонотарии, потому что они совместно распределяют доходы, как официалы Римской Канцелярии.
С XVI века папы римские также назначали почётных протонотариев, которые пользовались теми же привилегиями, что и семь действительных членов коллегии; и титулярных протонотариев, которые занимали соответствующую должность в администрации епископского ординариата или коллегиального капитула. Motu proprio Inter multiplices от 21 февраля 1905 года папа римский Пий X определил положение протонотариев: привилегии, облачения, и инсигнии членов четырех классов:
- Protonotarii apostolici de numero participantium — члены в числе Коллегии прелатов, которые осуществляли свою должность в связи с актами консисторий и канонизации, были представителями в Священной Конгрегации Пропаганды Веры, и, в соответствии с реорганизацией Курии Апостольской конституцией "Sapienti consilio" от 29 июня 1908 года, подписанной папской буллой вместо ранее аббревиаторов. Они использовали епископское облачение и пользовались многочисленными привилегиями, а также, после рассмотрения кандидатов, ежегодно называли фиксированное число докторов богословия и канонического права;
- Protonotarii apostolici supranumerarii — достоинство которое имели только каноники четырех римских патриарших главных базилик (Латеранской, Святого Петра, Санта-Мария-Маджоре и Сан-Паоло-фуори-ле-Мура), а также соборные капитулы вне Рима, которым была предоставлена привилегия, могли быть повышены;
- Protonotarii apostolici ad instar (sc. participantium) — которые были назначены папой и имели те же самые внешние знаки отличия, как и реальные протонотарии;
- Protonotarii titulares seu honorarii — которые находились вне Рима, и которые получали это достоинство от нунциев или как особую привилегию.
Нынешняя практика
С 1969 года (после издания двух motu proprio папы римского Павла VI: Pontificalis Domus от 28 марта 1968 года и Pontificalia Insignia от 21 июня 1968 года) эти классы сводятся к двум:
- Апостольские протонотарии de numero — которые продолжают работу Коллегии протонотариев и по-прежнему имеют определенные обязанности в отношении папских документов. К ним могут формально обращаться как: "Преосвященный господин или монсеньор (на итал. Reverendissimo Signore, Monsignore)," и они могут носить мантилетту, фиолетовую сутану и роше для богослужений, черную сутану с красной окантовкой и фиолетовый пояс в другое время, и можно добавить фиолетовое феррайоло и биретту с красным помпоном в черной сутане для официальных церемоний, не литургического характера (например, на окончание учебного заведения).
- Апостольские протонотарии внештатные — титул, как награда папы римского священникам, однако титул чисто почётный и не привязан к какой-либо обязанности в Курии — это тип протонотариев находящиеся вне Рима, и он считается высшей степенью монсеньора в большинстве епархий. К священникам, удостоенным такой чести, обращаются "Преподобный монсеньор", они могут поставить заглавные буквы "P.A." после своих имён, могут носить фиолетовые сутаны (с комжей) для богослужений, черную сутану с красной окантовкой и фиолетовый пояс в другое время, и можно добавить фиолетовое феррайоло для формальных, не литургических церемоний, но не использовать ни один из других атрибутов, упомянутых выше.
До 1969 года все протонотарии имели право на ограниченное использование епископского облачения (инсигний или регалий надлежащих епископам — митру, перстень, епископские перчатки, наперсный крест и епископские сандалии). Эта привилегия с тех пор была отменена.
См. также
Напишите отзыв о статье "Апостольский протонотарий"
Ссылки
- [www.pravoteka.ru/enc/4976.html Протонатарий на сайте pravoteka.ru]
- [www.newadvent.org/cathen/12503a.htm Prothonotary Apostolic] (англ.)
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Апостольский протонотарий
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
