Сан-Паоло-фуори-ле-Мура

Базилика Святого Павла за городскими стенами (итал. Basilica di San Paolo fuori le Mura; Сан-Паоло-фуори-ле-Мура) — одна из четырёх великих, или патриарших, базилик Рима (наряду с собором св. Петра, собором св. Иоанна Латеранского и базиликой Санта-Мария-Маджоре). В отличие от всех остальных расположена за Аврелиановыми стенами, в южной части Вечного города. Входит в список семи паломнических базилик Рима. Привлекает большое количество паломников-христиан со всего мира, приезжающих с целью поклонения мощам апостола Павла, чьё место упокоения находится в данном храме. В 1980 году внесена в Список всемирного наследия.

История

Заложена императором Константином на месте предполагаемого захоронения св. Павла (в 2006 году археологи объявили, что нашли его саркофаг под храмом). В 386 году Феодосий I счёл ту церковь недостойной столь священного места и начал строительство гораздо более внушительного храма. Когда папа Лев I закончил строительство, в Риме не было более просторной базилики. Поэт Пруденций воспел её красоту для императора Гонория.

Папа Григорий Великий занялся всевозможными улучшениями храмовой архитектуры; при нём рядом с собором уже действовали два монастыря, мужской и женский. В IX веке всю округу разграбили сарацины, что побудило папу Иоанна VIII укрепить религиозный комплекс, который был выделен в отдельный город под названием Джованниполи.

В X веке базилика и окружающие её монастыри были переданы в ведение клюнийских монахов. Григорий VII, который был здесь аббатом, подарил храму бронзовые двери византийской работы. В 1215 году здесь поселился изгнанный из Александрии латинский патриарх; базилика оставалась кафедральным собором его преемников до 1964 года. В 1220—1241 годах был выстроен изящный монастырский дворик в готическом стиле.

В отличие от остальных патриарших базилик собор св. Павла за стеной не претерпел существенных изменений ни во времена Возрождения, ни в эпоху барокко, однако 15 июля 1823 года выгорел почти дотла. Среди потерь числится мозаика Пьетро Каваллини в апсиде, но мозаика V века (заказ Галлы Плацидии) чудом уцелела. Восстановление храма продолжалось до 1840 года, причём был выстроен совершенно новый классицистический фасад. Малахит и лазурит для воссоздания алтаря прислал царь Николай I. Повторное освящение храма состоялось только в 1854 году. После восстановления размеры храма составили 132 м в длину, 65 м в ширину и 30 м в высоту. В 1890—1928 годах была построена колоннада из 146 гранитных колонн, окружающая западный двор храма. В центре двора была поставлена статуя апостола Павла работы П. Каноника.

Одной из характерных особенностей базилики является галерея портретов всех Римских Пап, размещённых в медальонах по внутреннему периметру здания. До пожара в медальонах располагались фрески с папскими портретами, при восстановлении храма их заменили мозаичными портретами. Несколько уцелевших фресок хранятся в музее при базилике. На данный момент пустыми остались лишь несколько медальонов. Одна из легенд гласит, что когда пустых медальонов не останется и последний Папа умрёт, настанет Конец Света.

Во время подземных толчков 30 октября 2016 года здание собора пострадало, по стенам пошли трещины и он был закрыт для верующих.

Обнаружение останков апостола Павла

Саркофаг с мощами св. апостола Павла хранился в крипте базилики. После пожара 1823 года саркофаг оказался погребён под застывшим слоем расплавленных камней и металла. Долгое время не предпринималось попыток извлечь ковчег, лишь в 2005 году начались осторожные раскопки, в результате которых саркофаг был обнаружен и извлечён.

В день памяти апостола Павла 29 июня 2009 года папа римский Бенедикт XVI рассказал, что впервые в истории было проведено научное исследование саркофага, находящегося под алтарём храма. По словам папы, в саркофаге были обнаружены «…мельчайшие фрагменты костей, которые были подвергнуты исследованию с использованием углерода-14 экспертами, не знавшими об их происхождении. Согласно результатам, они принадлежат человеку, жившему между I и II веком». «Это, похоже, подтверждает единодушную и бесспорную традицию, согласно которой речь идёт об останках апостола Павла», — заявил понтифик на церемонии по случаю завершения торжеств, связанных с 2000-летием святого Павла. Вскрывать древнюю находку долго не решались. Саркофаг пытались просветить рентгеновскими лучами, но камень оказался слишком толстым. «В саркофаге, никогда ранее не открывавшемся на протяжении веков, было проделано малейшее отверстие для введения зонда, посредством которого были обнаружены следы драгоценной льняной ткани, окрашенной в пурпурный цвет, пластина из чистого золота и ткань голубого цвета с волокнами льна. Было обнаружено присутствие красного ладана, а также белковых и известковых соединений». Понтифик пообещал, что, когда учёные закончат исследования, саркофаг с мощами будет доступен для поклонения верующих.

Орган

Главный орган работы Фаринати (Farinati) был подарен базилике римским папой Львом XIII в 1885 году и за сто лет неоднократно реконструировался. Последнюю доработку и реставрацию провела в 1993—1995 годах римская фирма Стефано Букколини (Stefano Buccolini), которая и продолжает обслуживать орган. В частности, система подачи воздуха была заменена с пневматической на электрическую. Инструмент имеет 48 регистров, 2 мануала по 61 клавише и ножную клавиатуру на 32 клавиши. Дата постройки — 1883 год. Установлен в левой апсиде. Описан в [www.organo.info/organo/listagen.php каталоге органов]

Архипресвитеры базилики

• Кардинал Андреа Кордеро Ланца ди Монтецемоло — (31 мая 2005 — 3 июля 2009);
• Кардинал Франческо Монтеризи — (3 июля 2009 — 23 ноября 2012);
• Кардинал Джеймс Майкл Харви — (23 ноября 2012 —).

Ссылки

• Сан Паоло фуори ле Мура: тематические медиафайлы на Викискладе

Отрывок, характеризующий Сан-Паоло-фуори-ле-Мура

– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]