Два цента США

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
2 цента 1870 года
(США)
Номинал: 2 цента
Диаметр: 23 мм
Масса: 6,2 г
Гурт: гладкий
Металл: 95% Cu
Годы чеканки: 1864 — 1873
Аверс
Описание: геральдический щит
Гравёр: Джеймс Лонгекр англ. James Longacre
Реверс
Описание: венок из колосьев пшеницы
Гравёр: Джеймс Лонгекр англ. James Longacre


2 цента США — монеты США номиналом 2 цента, которые чеканились с 1864 по 1873 год. За всё время было отчеканено более 45 миллионов экземпляров.



История

Предпосылкой выпуска нескольких новых монет — 2 центов, 3 центов, а также 5 центов были финансовые затруднения времён гражданской войны в США.

Находящийся в центре щит с 13 вертикальными полосами должен был символизировать состоятельность и единство государство, что было весьма актуально во время происходящих событий. Над щитом помещён девиз «IN GOD WE TRUST». По бокам от щита располагаются две оливковые ветви — символы миролюбия. Под щитом обозначен год чеканки монеты. Именно на монете в 2 цента надпись «In God We Trust» появилась впервые.

На реверсе располагается обозначение номинала «2 CENTS» в центре венка из колосьев пшеницы. По краю монеты полукругом расположена надпись «UNITED STATES OF AMERICA»[1].

Выпуск монеты был прекращён согласно монетному акту 1873 года.

Тираж

Год Отчеканено в Филадельфии
1864 19 847 500 (около 100)
1865 13 640 000 (около 500)
1866 3 177 000 (около 725)
1867 2 938 750 (около 625)
1868 2 803 750 (около 600)
1869 1 546 500 (около 600)
1870 861 250 (около 1000)
1871 721 250 (около 960)
1872 65 000 (около 950)
1873 (около 600)

(В скобках обозначено количество монет качества пруф)

Суммарный тираж монеты составляет более 45 миллионов экземпляров[2].

Напишите отзыв о статье "Два цента США"

Примечания

  1. [www.coincommunity.com/coin_histories/two_cents_1864.asp История 2 центов]
  2. [www.coincommunity.com/us_two_cents/ Тираж 2-центовых монет по годам]

Отрывок, характеризующий Два цента США

– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.