Протекторат Кромвеля

Протекторат Кромвеля — заключительный этап Английской революции, охватывающий период 1653—1659 годов. Правителем (лордом-протектором) Англии, Шотландии и Ирландии в этот период был Оливер Кромвель; после его смерти (1658) в течение года правил его сын Ричард.

Периоды английской истории

Тюдоровский период	(1485—1558)
Елизаветинская эпоха	(1558—1603)
Яковианская эпоха	(1603—1625)
Каролинская эпоха	(1625—1642)
Гражданские войны, республика и Протекторат	(1642—1660)
Реставрация Стюартов и Славная революция	(1660—1688)
Образование Великобритании	(1688—1714)
Георгианская эпоха	(1714—1811)
Регентство	(1811—1830)
Викторианская эпоха	(1837—1901)
Эдвардианская эпоха	(1901—1910)
Первая мировая война	(1914—1918)
Межвоенный период	(1918—1939)
Вторая мировая война	(1939—1945)

Предыстория

26 января 1649 года Карл I, король Англии, Шотландии и Ирландии, был приговорён к смерти и вскоре казнён за «преступные действия против английского парламента и народа». 17 марта английский парламент объявил об упразднении английской монархии как «ненужной, обременительной и опасной для блага народа», а 19 мая был принят «Акт об объявлении Англии республикой», где провозглашалось, что страна управляется парламентом и назначенными им должностными лицами. Однако последовавшие вслед за этим мятежи и войны значительно подняли влияние армейской верхушки во главе с главнокомандующим Оливером Кромвелем, которые опирались на радикальных пуритан-индепендентов.

Сразу после казни короля в Англии начались волнения бедноты (диггеры, левеллеры), жестоко подавленные Кромвелем. Одновременно поднялся мятеж в Ирландии и Шотландии. До конца 1649 года Кромвель проводил жестокое усмирение Ирландии, а затем прибыл в Шотландию, где местный парламент объявил королём принца Карла, сына казнённого короля; шотландские пресвитериане бескомпромиссно противостояли как англиканам, так и индепендентам. Кардинал Мазарини от Франции и Вильгельм II Оранский от Голландии предоставили Карлу значительную денежную и материальную помощь. В 1650 году Карл высадился в Шотландии, но в двух ожесточённых сражениях — битве при Данбаре (1650) и битве при Вустере (1651) — кавалерия Кромвеля разгромила превосходящие силы противника. На этом гражданская война закончилась, принц Карл бежал во Францию.

Установление протектората

В апреле 1653 года члены парламента, не переизбиравшегося с 1640 года, решили сделать своё членство пожизненным. Кромвель с группой мушкетёров явился на заседание и разогнал собравшихся со словами: «Я положу конец вашей болтовне». С этого момента он стал править страной единолично. Члены новой палаты общин, образованной в июле 1653 года, были фактически не избраны, а назначены Государственным советом, то есть Кромвелем. Однако новый орган не проявил полной покорности, и спустя всего 5 месяцев был распущен.

16 декабря 1653 года новоизбранный парламент объявил Кромвеля пожизненным «лордом-протектором» (буквально: Верховным защитником) страны, фактически с королевскими полномочиями. Ранее титул лорда-протектора эпизодически присваивался английским принцам, исполнявшим обязанности регента при малолетстве, серьёзной болезни или длительном отсутствии монарха. Последним носителем этого титула до Кромвеля был Эдуард Сеймур, правивший в период 1547—1549 от имени малолетнего Эдуарда VI.

Был избран новый парламент (сентябрь 1654 года) из 400 депутатов, который просуществовал немногим более года и в январе 1655 года был распущен. Новый парламент (1657) в «Смиренной петиции» предложил Кромвелю титул короля. Кромвель отверг это предложение, но согласился сделать свою власть наследственной. Формально Англия оставалась республикой. По принятому закону Кромвель имел титул «Его Высочество» (англ. His Highness), руководил военными действиями и иностранными делами, назначал и смещал государственных чиновников, подписывал законы, учреждал титулы лордов (которые республика не отменила), имел право назначить своего преемника.

Политика в период протектората

• Символы Протектората (арфа — символ Ирландии)
• Coat of Arms of the Protectorate (1653–1659).svg

  Герб

• Flag of the Commonwealth (1658-1660).svg

  Флаг

• Standard of Oliver Cromwell (1653–1659).svg

  Штандарт лорда-протектора

• Coat of arms of Oliver Cromwell.svg

  Личный герб Оливера Кромвеля

Шотландия и Ирландия, ранее считавшиеся отдельными государствами с общим королём, были объединены с Английской республикой в «Английское содружество», в 1653 году переименованное в «Содружество Англии, Шотландии и Ирландии». Парламенты Шотландии и Ирландии были упразднены, их депутаты влились в английский парламент, повсюду были введены одинаковые правовые и судебные системы.

Кромвель разделил Англию и Уэльс на 11 военных округов, правители которых были непосредственно подчинены Кромвелю и отвечали не только за безопасность и налоги, но и за моральное состояние населения. Внутренняя политика Кромвеля была жёсткой пуританской диктатурой. Были запрещены многие виды увеселений (карнавалы, маскарады) и все виды азартных игр, включая популярные в народе петушиные бои и скачки. Доказанная супружеская измена каралась тюрьмой; закон 1650 года предполагал в этом случае даже смертную казнь. Детям до 12 лет за сквернословие полагалась порка. Постоянно проводилась (малоуспешная) борьба с пьянством, строго соблюдались постные дни. В печати свирепствовала жёсткая цензура, все газеты, кроме двух официальных, были закрыты. За иностранцами учреждался строгий полицейский надзор. Вместе с тем была отменена смертная казнь за все преступления, кроме убийства и государственной измены, упорядочена плата адвокатам за ведение дел, упрощена судебная процедура. Не проводились какие-либо религиозные ущемления (даже для католиков), хотя ариане и другие «еретики» по-прежнему подвергались преследованиям. В 1657 году, по настоянию парламента, режим военного управления был отменён.

Чтобы пополнить казну, проводилась распродажа земель церкви, короны и видных роялистов. Церковная десятина была сохранена, несмотря на народное недовольство. Для оживления экономики был также де-факто снят принятый ещё в 1290 году запрет на проживание в стране евреев (вероятно, Кромвель оценил еврейский вклад в процветание соседней Голландии). Окончательная отмена запрета состоялась восемь лет спустя, уже после реставрации монархии.

Внешняя политика в период протектората была направлена на укрепление военной и экономической мощи страны и объединение всех протестантских стран Европы под британской эгидой. Английский флот достиг превосходства над прежним морским гегемоном — Испанией, Средиземное море было очищено от пиратов, в Америке была захвачена Ямайка (1654). Стремительно расширялась английская торговля, для которой Кромвель установил максимальные льготы («Навигационный акт»). Во время своего правления Кромвель заключил мир с Данией, Швецией, Нидерландами, Францией, Португалией, однако Англия была втянута в долгую и разорительную войну с Испанией. Государственный долг в 1658 году составил огромную сумму — свыше полутора миллиона фунтов. Экономическое положение населения в целом ухудшилось, армия не получала жалованья, число сторонников восстановления монархии быстро росло.

Конец протектората

Оливер Кромвель умер в сентябре 1658 года, и пост лорда-протектора перешёл к его сыну Ричарду, который немедленно созвал новый парламент. Депутаты сразу принялись за демонтаж системы протектората, пытаясь восстановить принципы парламентской республики, и в первую очередь — поставить армию под свой контроль. Армия воспротивилась и потребовала от Ричарда распустить парламент; 22 апреля 1659 года Ричард Кромвель был вынужден подчиниться.

Тем не менее демонтаж протектората, у которого больше не было сторонников, продолжался. На место разогнанного парламента был созван Государственный совет из высших генералов и уцелевших депутатов Долгого парламента (избранных до периода протектората). Пост лорда-протектора упразднили, Ричарду Кромвелю и его братьям в качестве компенсации выделили недвижимость, денежный доход и оплатили их долги. Все они больше не принимали участия в политике и после Реставрации не подвергались притеснению.

Тем временем в стране активизировались роялисты, к которым присоединялись пресвитериане, часть депутатов парламента и простонародье. В августе 1659 года произошёл серьёзный роялистский мятеж, успешно подавленный генералом Джоном Ламбертом. Два месяца спустя войска Ламберта разогнали парламент, однако другие генералы не поддержали его действия.

Конфликт разрешился неожиданно. Популярный в армии генерал Джордж Монк, не попавший в правящую военную группу, двинул свои войска из Шотландии на Лондон и в феврале 1660 года совершил государственный переворот. Ламберт был арестован и брошен в Тауэр. Монк был утверждён на посту главнокомандующего вооружёнными силами страны, после чего были назначены выборы нового парламента (март 1660). В новой обстановке значительная часть депутатов выступала за восстановление монархии, и Монк вступил в переговоры с принцем Карлом (через его канцлера Эдуарда Хайда). 25 апреля новоизбранный парламент, в котором пресвитериане и роялисты получили большинство, пригласил Карла занять престол трёх королевств. 29 мая 1660 года, в день своего тридцатилетия, Карл II триумфально вернулся в Лондон и был провозглашён королём.

После Реставрации Англия, Шотландия и Ирландия вновь стали рассматриваться как отдельные государства с общим королём. Англиканская церковь восстановила своё привилегированное положение в Англии (особенно для государственных служащих), а пуританские конфессии подвергались разного рода ущемлениям вплоть до Славной революции 1688 года. Титул «лорда-протектора» в истории Англии и Великобритании более не употреблялся.

Оценки и память

Историки и политики обнаруживают большой разброс мнений в оценке как периода Протектората, так и личности Оливера Кромвеля. Вскоре после восстановления монархии Кромвель и прочие, уже умершие, «цареубийцы» были выкопаны из могил и подвергнуты процедуре «посмертной казни».

В дальнейшем отношение к Кромвелю стало более терпимым. В Великобритании в его честь установлены четыре памятника; первый из них появился в Манчестере близ собора в 1875 году, и это событие вызвало бурные протесты ирландцев. На месте упокоения головы Кромвеля установлена памятная табличка. Имя Кромвеля присвоено различным строениям и местам: мост Кромвеля, замок Кромвеля и т. п.

Уинстон Черчилль, будучи военно-морским министром («первым лордом адмиралтейства»), дважды пытался назвать в честь Кромвеля один из военных кораблей, но король, опасаясь нового ирландского бунта, воспретил такое название. Корабль с таким именем появился только в 1993 году. В 1944 году имя Кромвеля получил английский средний танк, в 1951 году — один из типов английского паровоза.

Отражение в литературе

Драматические события Английской революции отражены во многих произведениях литературы и искусства, например:

• Оноре де Бальзак, «Кромвель» (1820)
• Виктор Гюго, «Кромвель» (1827)
• Александр Дюма описал (с монархической точки зрения) ход событий в своей знаменитой трилогии о мушкетёрах: казнь Карла I в романе «Двадцать лет спустя» (в одном эпизоде участвует Оливер Кромвель), а реставрацию Карла II — в романе «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя».

Литература

• Английская буржуазная революция XVII века / Под редакцией академика Е. А. Косминского и кандидата исторических наук Я. А. Левицкого. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1954. — 10 000 экз.
• Барг М. А. Великая английская революция в портретах её деятелей. М.: Мысль, 1991.
• Всемирная история в 24 томах. Том 13. — Минск: Литература, 1996. — 560 с.
• Лавровский В. М., Барг М. А. Английская буржуазная революция. М.: Издательство социально-экономической литературы, 1958. 366 c. ISBN 978-5-9989-0205-5.
• Павлова Т. А. Кромвель. — М.: Молодая гвардия, 1980. — 351 с. — (Жизнь замечательных людей; вып. 18 (611)).
• Хилл К. Английская революция. М.: Государственное Издательство иностранной литературы, 1947.
• Черчилль, Уинстон. Британия в Новое время (XVI-XVII вв.). — Смоленск: Русич,, 2006. — 416 с. — (Популярная историческая библиотека). — ISBN 5-8138-0601-6.
• Firth, C.H. & Rait, R.S., eds. (1911), [www.british-history.ac.uk/report.aspx?compid=56416 "September 1650: Act for the Repeal of several Clauses in Statutes imposing Penalties for not coming to Church"], Acts and Ordinances of the Interregnum, 1642–1660, сс. 423–425, <www.british-history.ac.uk/report.aspx?compid=56416> 
• Schultz, Oleg, ed. (14 March 2010), [www.archontology.org/nations/scotland/01_laws.php Scotland and the Commonwealth: 1651–1660], [www.archontology.org/main/author.php Archontology.org], <www.archontology.org/nations/scotland/01_laws.php>. Проверено 1 декабря 2012. 

Ссылки

• [www.world-history.ru/persons_about/1722.html Протекторат Кромвеля], сайт «Всемирная история».
• [www.yspu.yar.ru/hreader/5/?in=intro3 Республика и протекторат.]

Отрывок, характеризующий Протекторат Кромвеля

Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.