Талисман (роман, 1825)

Талисман
Талисман
Автор:	Вальтер Скотт
Жанр:	исторический роман
Издатель:	Constable & Co.
Выпуск:	1825 г.

«Талисма́н» (англ. The Talisman) — исторический роман Вальтера Скотта, посвященный событиям Третьего крестового похода. Он был впервые опубликован в 1825 году и вместе с романом «Обрученная» входит в цикл «Рассказы крестоносцев». Считается первым романом в английской литературе, где мусульмане изображены в положительном свете. В предисловии к «Талисману» автор пояснял, почему выбрал такое название для своего произведения: на западе Шотландии рассказывают историю о талисмане, который некогда принадлежал знатному крестоносцу. Считалось, что талисман действует как противолихорадочное средство. Эта реликвия, пишет Вальтер Скотт, сохранилась до его времён и «даже всё ещё служит предметом почитания».

На русском языке роман издавался также как «Ричард Львиное Сердце» и «Талисман, или Ричард Львиное-Сердце в Палестине». В 2008 году издательством «Эксмо» была выпущена аудиокнига под названием «Талисман, или Ричард Львиное Сердце в Палестине».

Сюжет

Действие происходит в Палестине во время перемирия, заключенного между войсками крестоносцев и султаном Саладином. В лагере крестоносцев царят раздоры. Ричард Львиное Сердце прикован к постели затянувшейся лихорадкой, а его сторонники, уставшие от войн, начинают сомневаться в успехе похода. Европейских государей, в частности, австрийского герцога Леопольда и короля Франции Филиппа оскорбляет высокомерие и горячность Ричарда, который не проявляет должного уважения к другим королям. Гроссмейстер Ордена тамплиеров настроен ещё более решительно: он планирует убийство Ричарда.

Роман начинается с того, что бедный, но благородный шотландский рыцарь Кеннет едет через пустыню, чтобы отвезти святому старцу Теодориху Энгаддийскому секретное послание от предводителей крестоносного воинства (при посредничестве святого короли хотели втайне от Ричарда установить длительный мир с Саладином). По дороге он вступает в схватку с одиноким сарацином. Поняв, что силы в битве равны, Кеннет и сарацин, назвавшийся именем Ширкоф, продолжили путь вместе. Кеннет благополучно доставил послание Теодориху, а в лагерь вернулся вместе с личным лекарем Саладина. Султан, узнав о болезни Ричарда Львиное Сердце, послал мавританского лекаря (Эль Хакима) с магическим талисманом, который дарует людям чудесное исцеление. Талисман действительно помогает королю.

Тем временем один из предводителей крестоносцев граф Конрад Монферратский, мечтающий стать королём Иерусалимским и опасающийся соперничества за титул с Ричардом, решает настроить против него других монархов. Он намекает эрцгерцогу Леопольду, что австрийский флаг в центре лагеря расположен ниже, чем английское знамя, и картинно сетует: «Я не сомневаюсь, что у вас есть веские причины подчиняться английскому господству». Разъяренный Леопольд («Мне — подчиняться?») собирает вассалов и движется к холму. Конрад Монферратский спешит сообщить Ричарду, будто эрцгерцог собирается сбросить знамя Англии и вместо него водрузить своё собственное. Ричард спешит к холму, где оскорбляет Леопольда, втаптывая австрийское знамя в землю. Опасаясь, что мстительный герцог постарается ночью проделать то же самое с английским флагом, он поручает рыцарю Кеннету стеречь знамя. Тот рад возможности доказать перед королём свою верность и храбрость.

Однако ночью капризная супруга Ричарда Беренгария решает подшутить над Кеннетом. Она посылает ему кольцо якобы от лица Эдит Плантагенет, родственницы Ричарда, которая была Дамой сердца Кеннета. Он не может пренебречь приказом своей Дамы и покидает пост, оставляя у знамени своего пса. Когда же Кеннет узнает, что это была лишь шутка и возвращается, знамя уже украдено, а собака смертельно ранена. Ричард приказывает казнить Кеннета, несмотря на мольбы Беренгарии и леди Эдит, однако, он вынужден уступить пленника лекарю Саладина, так как тот спас королю жизнь. В лагере Эль Хакима Кеннет узнает, что этот лекарь и сарацинский воин Ширкоф — одно и то же лицо.

По совету Эль Хакима, Кеннет в обличье раба-нубийца возвращается в английский лагерь. С помощью верного пса ему удается обнаружить и раскрыть похитителя знамени — им оказывается не герцог Леопольд, а Конрад Монферратский. Чтобы восстановить утраченную честь, Кеннету предстоит сразиться с ним в рыцарском поединке, который проводят с помощью Саладина. Султан помогает выбрать ристалище и организует Ричарду Львиное Сердце пышную встречу. Выясняется, что Саладин и есть Ширкоф, он же лекарь с талисманом.

В бою Кеннет легко одолевает соперника. Оказывается, и он — не безвестный воин, а Давид, граф Хантингдон, наследный принц Шотландии. Граф Монферратский сознается в краже английского знамени и хочет перед смертью увидеть духовника, чтобы исповедаться. Гроссмейстер Ордена тамплиеров, который был с Конрадом в дружеских отношениях, испугался, что тот может на исповеди выдать их планы по убийству Ричарда. Поэтому гроссмейстер самостоятельно прокрадывается в палатку Конрада и закалывает его кинжалом. Преступление видит один из слуг Саладина и докладывает султану, и на пиру гроссмейстер погибает от руки Саладина. В конце романа Кеннет, теперь Давид Шотландский, сочетается браком с Эдит Плантагенет, и в подарок молодым Саладин присылает знаменитый талисман, излечивающий болезни. Ричард же вынужден покинуть Палестину, так как большинство соратников решило покинуть крестоносное войско и вернуться в Европу.

Персонажи

Центральными героями произведения являются король Англии Ричард Львиное Сердце и султан Саладин. Их образы современники Вальтера Скотта сочли наиболее удачными в романе. В предисловии писатель рассказывал, что ему был интересен контраст между этими героями:

Христианский и английский монарх проявил тогда жестокость и несдержанность восточного султана, в то время как Саладин обнаружил крайнюю осмотрительность и благоразумие европейского государя, и оба они старались перещеголять друг друга в рыцарской храбрости и благородстве. Этот неожиданный контраст дает, по моему мнению, материал для романа, представляющий особый интерес.

Практически все действующие лица романа являются реальными историческими личностями, за исключением вымышленной родственницы Ричарда Эдит Плантагенет. История предполагавшегося брака Эдит с Саладином имеет историческую первооснову: для примирения с Саладином Ричард был готов выдать замуж за Аль-Адиля (брата Саладина) свою сестру Иоанну, вдовствующую королеву Сицилии. В действительности Давид Шотландский был женат на Матильде Честерской, дочери Хью де Кевильока, графа Честера. Этот факт вызвал многочисленные споры о том, допустимо ли в историческую прозу вводить вымышленных персонажей и не будет ли это умышленным введением читателей в заблуждение.

Экранизации

«Талисман» был несколько раз экранизирован. В 1923 году был снят немой фильм «Ричард Львиное Сердце» (англ. King Richard the Lion-Hearted). В 1954 году вышел фильм «Ричард Львиное Сердце» (английское название — King Richard and the Crusaders, «Король Ричард и крестоносцы»), в котором главные роли исполняют Рекс Харрисон, Вирджиния Майо, Джордж Сандерс и Лоренс Харви. Одноимённый фильм («Ричард Львиное Сердце») был снят и в России в 1992 году, в ролях — Армен Джигарханян, Сергей Жигунов и Александр Балуев. Существует также британский телесериал 1980 года, основанный на сюжете романа.

Ссылки

• [www.lib.ru/PRIKL/SKOTT/scott19.txt Полный текст романа] (рус.) в Библиотеке Максима Мошкова.
• [www.gutenberg.org/etext/1377 The Talisman] в проекте «Гутенберг».

Отрывок, характеризующий Талисман (роман, 1825)

– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.