Мавры

Ма́вры (лат. Mauri) — исповедовавшие ислам арабы и берберы Северо-Западной Африки и Европы в период между VII и XVII веками. Этот термин применяется как в отношении арабов и берберов, которые завоевали Испанию и поселились там в VIII веке, так и той части жителей завоёванных территорий (и их потомков), которые стали мусульманами. Поскольку некоторые из арабских завоевателей Испании относились к негроидной расе, этот термин употреблялся в XVI и XVII веках как отличительный признак любого человека с тёмной кожей. Из-за своей неточности термин «мавры» редко используется историками. Прилагательное «мавританский», тем не менее, часто используется применительно к произведениям искусства и культуры, которые появились в тех частях Испании, которые находились под мусульманским господством.

Арабское завоевание Пиренейского полуострова

В конце VII века арабы, сделав своим опорным пунктом г. Кайруан на востоке современного Туниса, завоевали Северную Африку, к 709 году дошли до Танжера и берегов Атлантического океана. В 711 году арабы и берберы во главе с Тариком ибн-Зиядом высадились на Пиренейском полуострове. Разгромив вестготов 19 июля 711 года у озера Ханда и одержав победу у Эсихи, арабские войска взяли Кордову, Толедо — столицу Вестготского королевства и другие города.

Войско прибывшего в 712 году из Северной Африки Мусы ибн Нусайра заняло Медину-Сидонию, Кармону, Севилью и Мериду.

К 718 году Пиренейский полуостров, за исключением небольшой части на севере, перешёл в руки арабов. В 720 году они вторглись в Галлию, заняли Септиманию и Нарбонну. Дальнейшее их продвижение в Европу было остановлено после разгрома арабских войск франкской конницей и пехотой Карла Мартелла близ Пуатье 4 октября 732 года. В 759 году Пипин Короткий выбил арабов из Нарбонны и Септимании.

На завоёванных испанских территориях арабы образовали эмират, входивший в состав халифата Омейядов; в 756 году Омейяды основали независимый Кордовский эмират, а в 929 году — Кордовский халифат.

Местным светским и церковным землевладельцам, изъявившим покорность завоевателям, была оставлена часть принадлежавших им ранее земель вместе с крестьянами. Значительная часть земель перешла в руки новой земельной знати из среды завоевателей. Наиболее плодородные земли юга и юго-востока заняли сами арабы; в центральной и северной частях страны арабы расселили входившие в их войска многочисленные племена берберов.

Наибольшего могущества арабское государство достигло при Абдаррахмане III (правил в 912—961 годы). Развитие феодальных отношений привело в конце X века к ослаблению центральной власти. В 1031 году Кордовский халифат распался на множество мелких эмиратов. Это, в конечном счёте привело к его падению.

Реконкиста

Центры сопротивления арабскому завоеванию возникли ещё в VIII веке на севере полуострова. Решающий этап Реконкисты начался после распада в 1031 Кордовского халифата. В 1085 году кастильцы взяли Толедо, ставший столицей Леоно-Кастильского королевства. Мелкие арабские государства, столкнувшиеся с этой угрозой, призвали на помощь Альморавидов из Северной Африки, которые, одержав победу в 1086 году при Салаке и приостановив ход Реконкисты, подчинили себе всю мусульманскую Испанию. Однако в 1118 году Арагон отвоевал у мавров Сарагосу. К середине XIII века у мавров осталась лишь небольшая территория на юге — Гранадский эмират. На западе Реконкисту проводила Португалия (в 1095—1139 годах графство, номинально зависимое от Леона; с 1139 года — королевство, в 1143 году признанное независимым и Леоном). В 1492 году Реконкиста завершилась взятием Гранады — последнего оплота мусульман на Пиренейском полуострове. Арабо-берберское население, оставшееся в Испании, насильственно обращалось в христианство. В 1492 году из Испании были изгнаны евреи, а в 1502 году — мавры, не принявшие христианства.

Потомки мавров-мусульман, оставшиеся на Пиренейском полуострове, назывались мориско (moriscos). Они составляли значительную часть крестьянства в некоторых регионах — таких как Арагон, Валенсия или Андалусия, однако в 1609—1614 годах в основном были изгнаны. По оценкам историков (Henre Lapeyre), изгнанию подверглись 300 тысяч из общего числа жителей, составлявшего примерно 8 миллионов. Изгнанники в основном переселились в современные Марокко, Тунис и Алжир, принеся туда свою культуру. Часть из них занялась морским пиратством.

См. также

• Мориски
• Моро (народы)
• Ислам в Испании
• Мавританская архитектура
• Неомавританский стиль
• Мавританский научный храм Америки

Литература

• Стенли Лейн-Пул «История мавров в Испании».

Отрывок, характеризующий Мавры

И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.