Формула-1 в сезоне 1978
Поделись знанием:
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
| 29-й Чемпионат мира Формулы-1 | |
|---|---|
|
| |
| Чемпион мира | |
| Кубок конструкторов | |
| Портал:Формула-1 |
Сезон Формулы-1 1978 года — 29-й чемпионат мира по автогонкам в классе Формула-1, проводившийся FIA. Чемпионат прошёл с 15 января по 8 октября и состоял из 16 этапов.
Содержание
Общие сведения о регламенте чемпионата
Зачет пилотов
Очки зарабатывали первые шесть лучших пилотов гонки, которые получали 9, 6, 4, 3, 2 и 1 очков соответственно. В личном зачёте пилотов учитываются результаты 7 лучших из 8 первых гонок и 7 лучших из оставшихся 8 гонок.
Кубок конструкторов
Конструкторы получали по 9, 6, 4, 3, 2 и 1 очков в зависимости от результатов гонки. В зачёт шёл только лучший результат. При подсчёте очков учитывались результаты 7 лучших из 8 первых гонок и 7 лучших из оставшихся 8 гонок.
События чемпионата
Обзор чемпионата
Кубок конструкторов
| Место | Команда | Шасси | Двигатель | Шины | Очки | Побед | Подиумы | Поулы |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Lotus-Ford | 78 79 |
Ford Cosworth DFV | 116 | 8 | 14 | 12 | |
| 2 | Brabham—Alfa Romeo | BT46/B/C | Alfa Romeo 115-12 | 69 | 2 | 10 | 2 | |
| 3 | Ferrari | 312T2 312T3 |
Ferrari 015 | 65 | 5 | 9 | 2 | |
| 4 | Tyrrell—Ford | 008 | Ford Cosworth DFV | 41 | 1 | 5 | ||
| 5 | Wolf—Ford | WR1-4 WR5-6 |
Ford Cosworth DFV | 24 | 4 | |||
| 6 | Ligier—Matra | JS7 JS7/9 JS9 |
Matra MS76 Matra MS78 |
19 | 2 | |||
| 7 | Fittipaldi—Ford | F5A | Ford Cosworth DFV | 17 | 1 | |||
| 8 | McLaren—Ford | M26 | Ford Cosworth DFV | 16 | 1 | |||
| 9 | Arrows—Ford | FA1 A1 |
Ford Cosworth DFV | 11 | 1 | |||
| 10 | Williams—Ford | FW06 | Ford Cosworth DFV | 11 | 1 | |||
| 11 | Shadow—Ford | DN8 DN9 |
Ford Cosworth DFV | 6 | ||||
| 12 | Renault | RS01 | Renault-Gordini EF1 | 3 | ||||
| 13 | Surtees—Ford | RS19 TS20 |
Ford Cosworth DFV | 1 | ||||
| 14 | Ensign—Ford | N177 | Ford Cosworth DFV | 1 | ||||
| 15 | Martini—Ford | MK23 | Ford Cosworth DFV | |||||
| 16 | Hesketh—Ford | 308E | Ford Cosworth DFV | |||||
| 17 | ATS—Ford | HS1 D1 |
Ford Cosworth DFV | |||||
| 18 | Theodore—Ford | TR1 | Ford Cosworth DFV | |||||
| 19 | Merzario—Ford | A1 | Ford Cosworth DFV |
Личный зачет
| Легенда к таблице | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
В таблице перечислены результаты всех Гран-при Формулы-1, в которых принимал участие пилот. Строками таблицы являются сезоны, столбцами — этапы Гран-при. В каждой клетке указаны сокращённое название этапа и результат гонщика, дополнительно обозначенный цветом. Расшифровка обозначений и цветов представлена в нижеследующей таблице.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| № | Пилот | АРГ 
|
БРА 
|
ЮЖН 
|
СШЗ 
|
МОН 
|
БЕЛ 
|
ИСП 
|
ШВЕ 
|
ФРА 
|
ВЕЛ 
|
ГЕР 
|
АВТ 
|
НИД 
|
ИТА 
|
СОЕ
|
КАН 
|
Очки |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Марио Андретти
|
1 | 4 | 7 | 2 | 11 | 1 | 1 | Сход | 1 | Сход | 1 | Сход | 1 | 6 | Сход | 10 | 64 |
| 2 | Ронни Петерсон
|
5 | Сход | 1 | 4 | Сход | 2 | 2 | 3 | 2 | Сход | Сход | 1 | 2 | Сход | 51 | ||
| 3 | Карлос Ройтеман
|
7 | 1 | Сход | 1 | 8 | 3 | Сход | 10 | 18 | 1 | Сход | ДСК | 7 | 3 | 1 | 3 | 48 |
| 4 | Ники Лауда
|
2 | 3 | Сход | Сход | 2 | Сход | Сход | 1 | Сход | 2 | Сход | Сход | 3 | 1 | Сход | Сход | 44 |
| 5 | Патрик Депайе
|
3 | Сход | 2 | 3 | 1 | Сход | Сход | Сход | Сход | 4 | Сход | 2 | Сход | 11 | Сход | 5 | 34 |
| 6 | Джон Уотсон
|
Сход | 8 | 3 | Сход | 4 | Сход | 5 | Сход | 4 | 3 | 7 | 7 | 4 | 2 | Сход | Сход | 25 |
| 7 | Джоди Шектер
|
10 | Сход | Сход | Сход | 3 | Сход | 4 | Сход | 6 | Сход | 2 | Сход | 12 | 12 | 3 | 2 | 24 |
| 8 | Жак Лаффит
|
16 | 9 | 5 | 5 | Сход | 5 | 3 | 7 | 7 | 10 | 3 | 5 | 8 | 4 | 11 | Сход | 19 |
| 9 | Жиль Вильнёв
|
8 | Сход | Сход | Сход | Сход | 4 | 10 | 9 | 12 | Сход | 8 | 3 | 6 | 7 | Сход | 1 | 17 |
| 10 | Эмерсон Фиттипальди
|
9 | 2 | Сход | 8 | 9 | Сход | Сход | 6 | Сход | Сход | 4 | 4 | 5 | 8 | 5 | Сход | 17 |
| 11 |  Алан Джонс
|
Сход | 11 | 4 | 7 | Сход | 10 | 8 | Сход | 5 | Сход | Сход | Сход | Сход | 13 | 2 | 9 | 11 |
| 12 | Рикардо Патрезе
|
10 | Сход | 6 | 6 | Сход | Сход | 2 | 8 | Сход | 9 | Сход | Сход | Сход | 4 | 11 | ||
| 13 | Джеймс Хант
|
4 | Сход | Сход | Сход | Сход | Сход | 6 | 8 | 3 | Сход | ДСК | Сход | 10 | Сход | 7 | Сход | 8 |
| 14 | Патрик Тамбе
|
6 | Сход | Сход | 12 | 7 | Сход | 4 | 9 | 6 | Сход | Сход | 9 | 5 | 6 | 8 | 8 | |
| 15 | Дидье Пирони
|
14 | 6 | 6 | Сход | 5 | 6 | 12 | Сход | 10 | Сход | 5 | Сход | Сход | Сход | 10 | 7 | 7 |
| 16 |  Клей Регаццони
|
15 | 5 | НКВ | 10 | НКВ | Сход | 15 | 5 | Сход | Сход | НКВ | НКЛ | НКВ | НКЛ | 14 | НКВ | 4 |
| 17 | Жан-Пьер Жабуи
|
Сход | Сход | 10 | НКЛ | 13 | Сход | Сход | Сход | Сход | Сход | Сход | Сход | 4 | 12 | 3 | ||
| 18 | Ханс-Йоахим Штук
|
17 | Сход | НКВ | НС | Сход | Сход | Сход | 11 | 11 | 5 | Сход | Сход | Сход | Сход | Сход | Сход | 2 |
| 19 | Витторио Брамбилла
|
18 | НКВ | 12 | Сход | НКВ | 13 | 7 | Сход | 17 | 9 | Сход | 6 | ДСК | Сход | 1 | ||
| 20 |  Дерек Дэли
|
НПКВ | НПКВ | НКВ | НКВ | Сход | ДСК | Сход | 10 | 8 | 6 | 1 | ||||||
| 21 |  Эктор Ребаке
|
НКВ | Сход | 10 | НПКВ | НПКВ | НПКВ | Сход | 12 | НКВ | Сход | 6 | Сход | 11 | НКВ | Сход | НКВ | 1 |
| 22 | Брет Ланджер
|
13 | Сход | 11 | НКВ | НПКВ | 7 | НКВ | НКВ | Сход | 8 | НПКВ | 8 | Сход | Сход | 13 | 0 | |
| 23 | Бруно Джакомелли
|
8 | Сход | 7 | Сход | 14 | 0 | |||||||||||
| 24 | Йохен Масс
|
11 | 7 | Сход | Сход | НКВ | 11 | 9 | 13 | 13 | НКЛ | Сход | НКВ | НКВ | 0 | |||
| 25 | Жан-Пьер Жарье
|
12 | НС | 8 | 11 | НКВ | НКВ | 15 | Сход | 0 | ||||||||
| 26 | Рене Арну
|
НКВ | НПКВ | 9 | 14 | НПКВ | 9 | Сход | 9 | Сход | 0 | |||||||
| 27 | Рольф Штоммелен
|
9 | 9 | Сход | Сход | 14 | 14 | 15 | НКВ | ДСК | НПКВ | НПКВ | НПКВ | 16 | НПКВ | 0 | ||
| 28 | Нельсон Пике
|
Сход | Сход | Сход | 9 | 11 | 0 | |||||||||||
| 29 |  Кеке Росберг
|
Сход | НПКВ | НПКВ | НКВ | НПКВ | 15 | 16 | Сход | 10 | НКЛ | Сход | НПКВ | Сход | НКЛ | 0 | ||
| 30 | Руперт Киган
|
Сход | Сход | Сход | НС | Сход | НКВ | 11 | НКВ | Сход | НКВ | НКВ | НКВ | НС | 0 | |||
| 31 | Харальд Эртль
|
11 | Сход | НПКВ | НКВ | 0 | ||||||||||||
| 32 | Жаки Икс
|
Сход | 12 | Сход | НКВ | 0 | ||||||||||||
| 33 | Бобби Рэйхол
|
12 | Сход | 0 | ||||||||||||||
| - | Артуро Мерцарио
|
Сход | НКВ | Сход | Сход | НПКВ | НПКВ | НКВ | НКЛ | НКВ | Сход | НКВ | НКВ | Сход | Сход | Сход | НКВ | 0 |
| - | Ламберто Леони
|
Сход | Сход | НКВ | НКВ | 0 | ||||||||||||
| - | Дэнни Онгейс
|
Сход | Сход | НПКВ | НПКВ | 0 | ||||||||||||
| - | Михаэль Блекемолен
|
НКВ | НКВ | Сход | НПКВ | 0 | ||||||||||||
| - | Эдди Чивер
|
НКВ | НКВ | Сход | 0 | |||||||||||||
| - | Альберто Коломбо
|
НКВ | НКВ | НПКВ | 0 | |||||||||||||
| - | Дивина Галика
|
НКВ | НКВ | 0 | ||||||||||||||
| - | Беппе Габьяни
|
НКВ | НКВ | 0 | ||||||||||||||
| - | Эмилио де Вильота
|
НКВ | 0 | |||||||||||||||
| - | Джоф Лиз
|
НКВ | 0 | |||||||||||||||
| - | Тони Триммер
|
НКВ | 0 | |||||||||||||||
| - | Ханс Биндер
|
НКВ | 0 | |||||||||||||||
| - | Джимакс
|
НКВ | 0 | |||||||||||||||
| № | Пилот | АРГ
|
БРА
|
ЮЖН
|
СШЗ
|
МОН
|
БЕЛ
|
ИСП
|
ШВЕ
|
ФРА
|
ВЕЛ
|
ГЕР
|
АВТ
|
НИД
|
ИТА
|
СОЕ
|
КАН
|
Очки |
Напишите отзыв о статье "Формула-1 в сезоне 1978"
Ссылки
- [wildsoft.ru/gp.php?y=1978 Энциклопедия Формулы 1]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Формула-1 в сезоне 1978
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
