Ядвига (королева Польши)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ядвига Анжуйская»)
Перейти к: навигация, поиск
Ядвига
польск. Jadwiga Andegaweńska<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет работы Марчелло Бачиарелли</td></tr>

королева Польши
16 октября 1384 — 17 июля 1399
Коронация: 15 октября 1384
Соправитель: Ягайло (2/18 февраля 1386 — 17 июля 1399)
Предшественник: Людовик I Великий
Преемник: Ягайло
 
Вероисповедание: католицизм
Рождение: 3 октября 1373(1373-10-03)
Смерть: 17 июля 1399(1399-07-17) (25 лет)
Польша
Место погребения: Собор Святых Станислава и Вацлава, Краков, Польша
Род: Анжу-Сицилийский дом

Венгерская ветвь

Отец: Людовик I Великий
Мать: Елизавета Боснийская
Супруг: Ягайло
Дети: Елизавета Бонифация

Ядви́га (польск. Jadwiga; 3 октября 1373 — 17 июля 1399, Польша) — королева (согласно законам — лат. rex «король») Польши с 16 октября 1384 года, с 2/18 февраля 1386 года — совместно с Владиславом II Ягайло (коронован королём Польши 4 марта 1386 года). Дочь короля Венгрии и Польши Людовика I Анжуйского.





Биография

Вероятнее всего родилась в Вишеградском замке[1] или в Будайской крепости[2].

Отец Ядвиги строил обширные династические планы. Имея трёх дочерей, он желал путём браков приобрести для каждой из них корону могущественного государства. С этой целью он обручил свою младшую дочь Ядвигу, когда ей было только шесть лет, с австрийским эрцгерцогом Вильгельмом, надеясь соединить таким образом австрийские владения с Венгрией. Однако смерть его старшей дочери, Екатерины, заставила Людовика изменить свои планы.

Договором в Кошицах (1373 год) польские вельможи обязались признать Екатерину своей королевой, но после её смерти на съезде в Альтсоле (23 июля 1382 года) они согласились передать корону Королевства Польского её сестре Марии и её будущему супругу Сигизмунду Люксембургскому, бранденбургскому маркграфу — в таком случае Польша и Бранденбургское маркграфство объединились бы в одно государство. Но и этот план не увенчался успехом.

После кончины Людовика (1382) польские вельможи и шляхта, на съездах в Радоме и Вислице, постановили признать наследницей польского престола ту венгерскую принцессу, которая будет жить постоянно в Польше, и составили для защиты этого постановления конфедерацию. Это постановление направлено было против Марии, так как она была провозглашена венгерской королевой. В Польше началась борьба политических партий, доходившая до открытого междоусобия. Партия сторонников Ядвиги взяла верх; она прибыла в Краков, где была совершена её коронация (15 октября 1384 года). Законы Польши запрещали возводить на престол женщину, вследствие чего Ядвига официально титуловалась королём (rex)[3].

За Ядвигой в Краков приехал её жених герцог Австрийский Вильгельм с намерением повенчаться с ней, но в это время политика магнатов, правивших Польшей, изменилась, так как представилась возможность заключить весьма выгодный союз с Литвой — они решили выдать Ядвигу замуж за литовского князя Ягайло. Горячо любившая своего жениха Ядвига сначала противилась этим планам, однажды даже, по преданию, хотела с топором в руках разбить ворота краковского замка, чтобы отправиться на свидание с женихом. Опекуном королевы Ядвиги был Димитр из Горая. Ян Длугош пишет, что в 1385 году, когда князь Владислав Опольчик — сторонник Вильгельма Габсбурга — занял Вавельский замок в Кракове, Ядвига рубила ворота топором, чтобы уехать с Вильгельмом. Димитр удержал королеву, что впоследствии нашло отражение на картине Яна Матейко.

По достижению 12-летнего возраста Ядвига вышла замуж за литовского князя Ягайло. Краковский епископ Пётр Выш убедил королеву в величии предстоящей ей миссии — став женой литовского князя, она обратит целый языческий народ в христианство. 18 февраля 1386 года состоялся брак её с Ягайло. С этих пор жизнь её обратилась в подвиг благочестия и самопожертвования. Родив в 1399 году дочь, которая умерла через месяц, Ядвига вслед за тем умерла и сама.

Ядвига была известна своей добротой, учёностью и благочестием. Владела четырьмя языками — польским, венгерским, французским и латынью[4]. Она охотно помогала бедным и незадолго до смерти продала все свои драгоценности с целью преобразовать и расширить Краковский университет; поэтому она была похоронена с простым деревянным шаром и деревянным жезлом вместо скипетра и державы (они были найдены в её гробнице при эксгумации и ныне демонстрируются рядом с ней в соборе в Вавеле). Ныне на стене Университета висит памятная доска с её профилем[4]. Имя её едва ли не при жизни стало обрастать в народе легендами: рассказывали например, что однажды, когда она всю ночь напролет молилась перед деревянным распятием в соборе в Вавеле, Христос с этого распятия заговорил с ней (это распятие до сих пор показывают как реликвию). Однако Католическая церковь только в 1986 году объявила её блаженной, а в 1997 папа Иоанн Павел II провозгласил её святой.

Память

На монетах и медалях

Юбилейные 100 злотых времён ПНР серии «Польские короли»
Памятная настольная медаль

Напишите отзыв о статье "Ядвига (королева Польши)"

Примечания

  1. E. Rudzki, Polskie królowe. Żony Piastów i Jagiellonów, wyd. II, Warszawa, 1990. S. 63.
  2. E. Śnieżyńska-Stolot, Tajemnice dekoracji Psałterza Floriańskiego. Z dziejów średniowiecznej koncepcji uniwersum, Warszawa 1992, przyp. 80 na s. 79.
  3. Тымовский М. История Польши. М., 2004.
  4. 1 2 [www.echo.msk.ru/programs/vsetak/595438-echo/ Радио ЭХО Москвы :: Все так, 30.05.2009 18:07 Королева Польши Ядвига: любовь и долг: Алексей Венедиктов, Наталья Басовская]

Литература

Предки Ядвиги
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Карл II Анжуйский
 
 
 
 
 
 
 
Карл Мартелл Анжуйский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Мария Венгерская
 
 
 
 
 
 
 
Карл Роберт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Рудольф I (король Германии)
 
 
 
 
 
 
 
Клеменция Габсбургская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Гертруда Гогенберг
 
 
 
 
 
 
 
Людовик I Великий
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Казимир I Куявский
 
 
 
 
 
 
 
Владислав Локоток
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Ефросиния Опольская
 
 
 
 
 
 
 
Елизавета Польская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Болеслав Набожный
 
 
 
 
 
 
 
Ядвига Великопольская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Йолента Польская
 
 
 
 
 
 
 
Ядвига
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Стефан I Котроманич
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Стефан II Котроманич
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Елизавета
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Елизавета Боснийская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Казимир II Куявский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Елизавета Куявская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
неизвестно
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Отрывок, характеризующий Ядвига (королева Польши)

– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.