Yokosuka E14Y

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
E14Y
Тип катапультный разведчик для подводных лодок
Разработчик 1-й авиатехнический арсенал флота Йокосука
Производитель Ватанабэ - завод в Зассенокума
Главный конструктор М. Ямада
Первый полёт 1939 год
Начало эксплуатации 1941 год
Конец эксплуатации конец 1943 года
Статус снят с эксплуатации
Основные эксплуатанты Императорский флот Японии
Годы производства 1941 - начало 1943 года
Единиц произведено 125
 Изображения на Викискладе
Yokosuka E14YYokosuka E14Y

E14Y (Кодовое наименование союзников — «Гленн», англ. Glen) — гидроплан, одномоторный моноплан смешанной конструкции с двумя поплавками. Разработан под руководством М. Ямада. Первый полет прототипа состоялся в 1939 году. Принят на вооружение в 1940 году под наименованием разведывательный гидросамолет подводной лодки морской тип 0.

В сентябре 1942 года самолёт Yokosuka E14Y, доставленный лодкой I-25, совершил налет на территорию штата Орегон (США), сбросив две 76-килограммовые зажигательные бомбы, которые, как предполагалось, должны были вызвать обширные пожары в лесных массивах, чего, однако, не произошло и эффект был незначительным. Это был единственный случай бомбардировки континентальной части США с самолёта за всю войну, население США практически её не заметило[1].



Тактико-технические характеристики

Приведённые ниже характеристики соответствуют модификации E14Y1:

Технические характеристики


Лётные характеристики

Вооружение

</ul>

Напишите отзыв о статье "Yokosuka E14Y"

Примечания

  1. Steve Horn. [books.google.com/books?id=q1k_5R-6rUUC&pg=PA192&dq=e14y+glen+incendiary+bombs The Second Attack on Pearl Harbor: Operation K and Other Japanese Attempts to Bomb America in World War II]. Naval Institute Press, 2005. С. 192.

Ссылки

  • [www.airwar.ru/enc/sww2/e14y.html E14Y. Энциклопедия «Уголок неба».]

Отрывок, характеризующий Yokosuka E14Y

– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?