Балманья, Доменек

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Доменек Балманья
Общая информация
Полное имя Доменек Балманья Перера
Прозвище Мингу, Дон Доминго
Родился
Жирона, Испания
Умер 14 февраля 2001(2001-02-14)
Барселона, Испания
Гражданство
Позиция нападающий
Карьера
Клубная карьера*
1928—1935 Жирона
1935—1937 Барселона 111 (19)
1937—1941 Сет
1941—1944 Барселона 43 (5)
1946—1948 Химнастик (Таррагона) 3 (0)
1948—1949 Сант Андреу
1949—1950 Химнастик (Таррагона) 6 (1)
Национальная сборная**
1935—1944 Каталония 4 (0)
Тренерская карьера
1949—1952 Химнастик (Таррагона)
1952—1953 Жирона
1953—1954 Реал Сарагоса
1954—1955 Реал Овьедо
1956—1958 Барселона
1958—1960 Сет
1960—1962 Валенсия
1963—1964 Реал Бетис
1964—1965 Малага
1965—1966 Атлетико Мадрид
1966—1968 Испания
1970—1971 Реал Сарагоса
1972—1974 Кадис
1974—1976 Сант Андреу

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Доменек Балманья Перера (исп. Domènec Balmanya Perera; 29 декабря 1914, Жирона — 14 февраля 2001, Барселона) — испанский футболист, нападающий, тренер.





Карьера

Игровая карьера

Доменек Балманья родился 29 декабря 1914 года в Жироне, который находится в Каталонии. Там же он начал играть за местную команду с одноимённым названием «Жирона», которая писалась уше по-каталонски. Начав выступать в клубе в 14-ти летнем возрасте, а уже к 17-ти годам он стал лидером клуба.

Как и большинство юных и талантливых каталонских футболистов, его приметил клуб «Барселона», пригласивший Балманью к себе в сезоне 1935—1936. Свой первый матч Балманья провёл 10 ноября 1935 года, и хотя Барса проиграла 0:1 своему извечному сопернику по каталонскому дерби «Эспаньолу», главный тренер сине-гранатовых ирландец Патрик О’Коннелл остался доволен игрой Балманьи, в том же сезоне Доменек стал незаменимым игроком основы «Барсы», провёл 40 матчей за сезон, а сама «Барселона» выиграла чемпионат Каталонии и дошла до финала кубка Испании, в котором, правда, проиграла мадридскому «Реалу» со счётом 1:2. Следующий сезон должен был стать для Барселоны «золотым», команда, имевшая в своём распоряжении Хуана Хосе Ногеса, Хосепа Эсколу, Энрике Фернандеса и Балманью была по составу сильнейшей в Испании, но триумфу помешала гражданская война, «Барселона» и другие клубы продолжали выступать, образовав средиземноморскую лигу, победу в которой, конечно, одержала «Барселона».

С началом активных боевых действий, руководство «Барселоны» отправило клуб подальше из страны в тур по Мексике, в котором «Барса» провела 14 матчей, затем, не возвращаясь в Испанию, «сине-гранатовые» выиграли турнир в США, в котором «Барселона» провела матчи против сборной Бруклина, сборной Нью-Йорка, еврейской сборной, составленной из жителей США, а потом провела матч против главной команды Соединённых штатов. Деньги, заработанные в турне, помогли команде удержаться «на плаву», но они и разрушили её: многие игроки клуба не пожелали возвращаться в Испанию, первые осели в Мексике, другие остались в США, а те, кто вернулся в Европу, не захотели играть в Испании и уехали играть за французские команды. В результате всего этого у О’Коннелла осталось только 4 игрока. Балманья выбрал Францию. Он, вместе с Эсколой, подписал контракт с клубом «Сет», с которым стал чемпионом Франции в 1939 году.

После окончания гражданской войны, диктатор Франко издал указ о шестилетнем запрете на въезд в страну игроков, покинуших её во время войны, однако, Энрике Пинейро, президент «Барселоны», смог обойти запрет и вернуть в команду Эсколу и Балманью в 1941 году. Тренером клуба в ту пору был партнёр по команде Ногес, клуб неудачно выступал в чемпионате, лишь в последенй игре «Барселона» смогла не вылететь в низший дивизион, обыграв клуб «Реал Мурсия» 5:1, этому способствовало то, что и Эскола, и Балманья не могли участвовать в чемпионате, так как вопрос о возможности их игры ещё рассматривался. Несмотря на неудачу в Примере, «Барса» смогла дойти до финала кубка Испании, где «сине-гранатовых» ждал, почти непобедимый в том сезоне, «Атлетик Бильбао». Балманья и Эскола уже получили разрешение на выход на поле и «Барселона» в дополнительное время победила 4:3. Через 2 года, после этого успеха, Балманья покинул «Барселону», проведя в её составе, в общей сложности, 154 матча и забив 24 гола.

После окончания второй мировой войны, Балманья, решивший покинуть спорт, вновь вернулся в футбол. Он получил приглашение от своего бывшего партнёра, а затем и тренера, Хуана Ногеса, который в те годы тренировал скромный клуб «Химнастик» из Таррагоны. В первый же год, с приходом этих двух мастеров, «Химнастик» вышел в испанскую Примеру, а на следующий год обыграл саму «Барселону» в кубке Генералисимуса, а Балманья забил своей бывшей команде. После ухода из «Химнастика», Балманья провёл сезон в клубе «Сант Андреу», а завершил карьеру всё в том же «Химнастике», уже исполняя обязанности главного тренера команды.

С 1935 года по 1944 год Балманья провёл 4 игры за сборную Каталонии. Первый матч за главную каталонскую команду он провёл 19 января 1936 года против чехословацкого клуба «Сиденице».

Тренерская карьера

После того, как Хуан Ногес покинул «Химнастик» его место занял ещё действуйющий игрок клуба Балманья, однако первый же сезон в клубе был неудачным, команда вылетела в Сегунду. После неудачных попыток вернуться, Балманья покинул ряды «Химнастика» и возглавил «Жирона», где он начинал играть в футбол, через год Балманья возглавил клуб «Реал Сарагоса», но безуспешно. В 1955 году Балманья возглавил «Реал Овьедо», он смог вывести скромный клуб на второе место в Сегунде, но по тогдашним правилам Овьедо должен был играть стыковые матчи, которые клуб проиграл.

Несмотря на проигрыш в стыковых играх, Балманью пригласила его бывшая команда — «Барселона», которая только что рассталась с тренером Платко. Балманья попытался изменить «Барселону», зависимость клуба от своего лидера Кубалы была всеобъемлющей, поэтому когда у Кубалы игра не шла, «вставала» и «Барселона». У Балманьи всё чаще на поле стали выходить молодые игроки, а второй вратарь Эстремс, до прихода Балманьи почти не игравший, стал часто выходить в составе. В первый сезон в клубе, «Барселона» заняла в чемпионате лишь третье место, но в кубке Испании громила всех своих соперников: «Атлетико Мадрид» 5:2 и 8:1, мадридский «Реал»(ставший чемпионом Испании) 2:2 и 6:1, «Реал Сосьедад» 5:1 и 5:1, в финале «Барселона» победила «Эспаньол» со счётом 1:0. В следующем сезоне «Барса» вновь была третьей, а в кубке Испании проиграла «Атлетику» из Бильбао, зато клуб выиграл самый первый розыгрыш кубка Ярмарок, но этот успех не смог спасти Балманью от увольнения, и по окончании сезона «Барселону» возглавил Эленио Эррера.

Уйдя из «Барсы», Балманья уехал во Францию, где тренировал другой свой бывший клуб «Сет», но в 1960 году вернулся в Испанию, чтобы возглавить «Валенсию», которой помог дважды (в 1960 и 1961) выиграть свой собственный трофей Наранха, а также вывел в финал Кубка Ярмарок, но в самом финале, в котором «Валенсия» была сильнее «Барселоны» 6:2 и 1:1, Балманья уже не участвовал, будучи уволенным со своего поста. Уйдя из «Валенсии», Балманья возглавил «Реал Бетис», который вывел на третье место в чемпионате Испании, затем руководил «Малагой», которой помог занять второе место в Сенунде и выиграть стыковые матчи с «Леванте», что позволило выйти в Примеру.

В 1965 году Балманья возглавил мадридский «Атлетико» и в первый же сезон клуб, под его руководством, выиграл чемпионат Испании, прервав многолетнюю гегемонию мадридского же «Реала». Этот успех позволил Балманье возглавить сборную Испании, которой он руководил после неудачного для испанцев чемпионата мира в Англии, всего Балманья руководил сборной на протяжении 11 игр. После сборной Балманья ещё работал главным тренером «Сарагосы», «Кадиса» и «Сант Андреу».

Завершив тренерскую карьеру, Балманья уехал в Барселону, где отдыхал некоторое время от футбола, затем ему постуило предложение от «Эспаньола», который искал технического директора, Балманья предложение принял, а затем проработал в «Эспаньоле» несколько лет, ушёл на ту же должность в «Барселону». Помимо этого Балманья работал 15 лет на должности профессора в Национальной школе тренеров Испании и 12 лет работал директором Каталонской тренерской школы. Балманья написал несколько книг о футболе, работал радиокомментатором на радиостанции Хосе Мария Гарсия, получил серебряную медаль Королевского ордена за заслуги в спорте.

Доменек Балманья Перера умер 14 февраля 2001 года в возрасте 87-ми лет в больнице Барселоны.

Достижения

Как игрок

Как тренер

Напишите отзыв о статье "Балманья, Доменек"

Ссылки

  • [www.totalfootball.ru/wiki/index.php/%D0%91%D0%B0%D0%BB%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D1%8C%D1%8F Статья на totalfootball.ru]
  • [www.barcamania.com/club/managers/29.html Профиль на barcamania.com]
  • [futbol.sportec.es/seleccion/ficha_seleccionador.asp?j=5318&n=Domingo%20Balmanya Профиль на sportec.es]
  • [www.lfp.es/historico/primera/entrenadores/historial.asp?ent=064 Профиль на lfp.es]
  • [www.fcbarcelona.com/eng/historia/historia/Balmanya.shtml Профиль на fcbarcelona.com]
  • [www.uefa.com/footballeurope/news/Kind=2/newsId=17499.html uefa.com: Former Spain coach Balmanya dies]
  • [www.ciberche.net/historia/decada60/eng.1960-1961.html Валенсия 1960—1961]
  • [www.ciberche.net/historia/decada60/eng.1961-1962.html Валенсия 1961—1962]
  • [www.oviedin.com/historia/T54-55.htm Овьедо 1954—1955]


Отрывок, характеризующий Балманья, Доменек

– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Балманья,_Доменек&oldid=79262032»