Галицкий, Кузьма Никитович

Кузьма Никитович Галицкий
Дата рождения	12 (24) октября 1897(1897-10-24)
Место рождения	город Таганрог, Российская империя
Дата смерти	14 марта 1973(1973-03-14) (75 лет)
Место смерти	Москва, РСФСР, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1917—1962
Звание	Генерал армии
Командовал	3-я ударная армия, 11-я гвардейская армия, Одесский военный округ, Северная группа войск
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России, Советско-финская война, Великая Отечественная война
Награды и премии
В отставке	с 1962

Кузьма́ Ники́тович Га́лицкий (12 (24) октября 1897, Таганрог — 14 марта 1973, Москва) — советский военачальник, Герой Советского Союза, генерал армии.

Биография

Кузьма Никитович Галицкий родился 12 (24) октября 1897 года в городе Таганроге в рабочей семье. Русский.

Окончил начальную школу и с 1912 года работал в железнодорожном депо станции «Таганрог».

Член ВКП(б) с октября 1918 года. В 1917 году призван в русскую армию, унтер-офицер.

Участвуя в Гражданской войне на стороне Красной Армии, он поочерёдно командовал взводом, ротой, батальоном. Был помощником начальника штаба бригады, участвовал в боях на Южном и Юго-Западном фронтах.

Межвоенный период

В 1922 году окончил Высшую тактическую стрелковую школу имени Коминтерна, в 1927 году — Военную академию имени М. В. Фрунзе.

В 1922—1924 годах — командир батальона и помощник командира стрелкового полка в Харьковском военном округе. По окончании академии, с 1927 года — К. Н. Галицкий — начальник штаба стрелкового полка, с 1928 года — начальник научно-редакционной части Военной академии имени М. В. Фрунзе, с 1930 года — адъюнкт этой академии. С 1931 года — командир стрелкового полка, в январе — мае 1934 года — заместитель начальника отдела боевой подготовки в Московском военном округе, затем помощник командира 3-й Крымской стрелковой дивизии в Харьковском военном округе, а в сентябре-ноябре 1937 года — начальник штаба этого округа. С ноября 1937 года — командир 90-й стрелковой дивизии в Ленинградском военном округе. Комбриг (20.02.1938).

В июле 1938 года был арестован и находился в тюрьме под следствием до мая 1939 года. Виновным себя не признал и был освобождён за недоказанностью вины при частичном пересмотре дел арестованных после назначения Л. П. Берия Народным комиссаром внутренних дел СССР. До декабря 1939 года нового назначения не получил, оставаясь в резерве кадров.

В декабре 1939 года назначен командиром 24-й Самаро-Ульяновской Железной дважды Краснознамённой стрелковой дивизии, участвовал в советско-финляндской войне 1939-1940 годов. Генерал-майор с 4 июня 1940 года.

Великая Отечественная война

К началу Великой Отечественной войны его 24-я Самаро-Ульяновская Железная стрелковая дивизия из Ленинградского военного округа была переброшена в Белорусский Особый военный округ в район Молодечно. С 25 июня по 29 июня 1941 года дивизия упорно оборонялась в районе Лиды, но ввиду катастрофического для РККА развития Белостокско-Минского сражения оказалась в окружении. В середине июля 1941 года генерал-майор Галицкий вывел остатки дивизии из окружения, при этом было утрачено Боевое Знамя дивизии (в 1944 году Знамя было возвращено местными жителями, которые нашли его при похоронах убитых бойцов на теле выносившего его политработника). Сам Галицкий сразу после выхода из окружения назначен командиром 67-го стрелкового корпуса в составе 21-й армии Центрального фронта и участвовал в Смоленском сражении. В ходе обороны Гомеля 13 августа 1941 года тяжело ранен и год находился в госпиталях.

С 1942 года — заместитель командующего 1-й ударной армии на Северо-Западном фронте. С сентября 1942 года — командующий 3-й ударной армии Калининского фронта. Генерал-лейтенант(30.01.1943). Под его командованием армия участвовала в Великолукской операции и в Невельской операции.

В ноябре 1943 — мае 1945 годов — командующий 11-й гвардейской армией на 2-м Прибалтийском фронте и 3-м Белорусском фронте. Участвовал в Городокской операции, Витебской операции, Белорусской стратегической наступательной операции, Гумбиннен-Гольдапской операции. Генерал-полковник (28.06.1944).

Армия под командованием К. Н. Галицкого принимала активное участие в боях в Восточной Пруссии в ходе Восточно-Прусской стратегической наступательной операции. Во время штурма Кёнигсберга (6-9 апреля 1945 года) перед армией стояла задача расчленить группировку немцев и овладеть южной частью города. В первый день боёв армия продвинулась на три километра, разрушив более 20 немецких опорных пунктов и захватив районы Понарт, Розенау, Нассер Гартен. 8 апреля была форсирована река Прегель в районе морского порта. 41 воин армии за эти бои получил звание Героя Советского Союза. Сам генерал Галицкий стал Героем Советского Союза 19 апреля 1945 года.

Войну генерал Галицкий закончил взятием крупной военно-морской базы Пиллау и пленением крупной группировки противника на косе Фрише-Нерунг. В Кёнигсберге он организовал сооружение первого в стране мемориала павшим воинам. За время войны был трижды ранен.

Послевоенные годы

После войны командовал войсками Особого (1945—1946), Прикарпатского (1946—1951), Одесского военного округов (1951—1954), Московского района ПВО (1954—1955), Северной группы войск (1955—1958), Закавказского военного округа (1958—1961). Генерал армии (11.03.1955).

Был депутатом Верховного Совета СССР 2−5 созывов в 1946—1962 годах. В 1962 году ушёл в отставку. Жил в Москве, в Доме на набережной.

Скончался 14 марта 1973 года.

Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

В воспоминаниях современников

Я уважал его за ум и энергию, очень ценил его железную настойчивость в достижении поставленных целей. Поэтому, … в своё время без колебаний рекомендовал Кузьму Никитовича на пост командующего 11-й гвардейской армией… И я не ошибся: армия под командованием Галицкого упрочила свою боевую славу.

— Герой Советского Союза Маршал Советского Союза Баграмян И.Х. Так шли мы к победе. - М: Воениздат, 1977.- С.514.

Награды

• Герой Советского Союза (медаль «Золотая Звезда» № 5036);
• 4 ордена Ленина;
• 4 ордена Красного Знамени;
• орден Суворова 1-й степени;
• орден Кутузова 1-й степени (28.01.1943);
• орден Богдана Хмельницкого 1-й степени;
• орден Красной Звезды;
• польский орден;
• медали.

Память

• Имя К. Н. Галицкого носят улицы в Таганроге, Молодечно, Городке и Калининграде.

Мемуары

• [militera.lib.ru/memo/russian/galitsky_kn/index.html В боях за Восточную Пруссию. Записки командующего 11-й гвардейской армией. — М.: Наука, 1970. — 500 с.]
• Годы суровых испытаний. 1941—1944 (записки командующего армией) — М.: Наука, 1973. — 600 с.
• Нашу победу ковал народ/Штурм Кёнигсберга. — Калининград: Калининградское книжное издательство, 1973. — С. 120-129. — 384 с. — 50 000 экз.

См. также

• Список Героев Советского Союза Ростовской области.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Арсеньев Б. Галицкий Кузьма Никитович // Якиманка. —2007. — № 2.
• Иванов Б. О героях былых времён… // Таганрогская правда. — 2007. — 16 октября.
• Петрикин А. И., Строкин В. Н. Имена в названиях улиц. — Калининград: Калининградское книжное издательство, 1988. — 176 с.
• Свердлов Ф. Генерал армии К. Н. Галицкий // Военно-исторический журнал. — 1977. — № 9.
• Энциклопедия Таганрога. — Ростов-на-Дону: Ростиздат, 2003. — 512 с. — ISBN 5-7509-0662-0.
• Северный Сталинград. Великие Луки в Великой Отечественной войне 1941—1945. (сборник авторов) /Составитель В. Н. Павлов. — Великие Луки, 2008. — 568 с. — 500 экз. — ISBN 978-5-350-00153-2
• Черушев Н. С. Из ГУЛАГа — в бой. — М.: Вече, 2006. — С. 290—315. — 512 с. — (Военные тайны XX века). — 5000 экз. — ISBN 5-9533-1588-0.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1879 Галицкий, Кузьма Никитович]. Сайт «Герои Страны».

• [russian-west.narod.ru/lyudi/geroi/komandiry/komandiry_4.htm Биография К. Н. Галицкого на сайте «Балтийск-Пиллау»].
• [dspl.ru/files/el_res/milash_2010/2010txt/news/Geroi_Urozenci.pdf Герои Советского Союза — уроженцы Дона].
• [rostov-region.ru/books/item/f00/s00/z0000012/st007.shtml Таганрог (Сборник)].

Отрывок, характеризующий Галицкий, Кузьма Никитович

Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.