Герб Санкт-Петербурга
| Герб Санкт-Петербурга | |
|
| |
| Версии | |
|---|---|
|
| |
| Детали | |
| Утверждён | |
| Корона | |
| Щит |
Французский четырёхугольный с заострённым основанием |
| Ордена | |
| Ранние версии |
|
Герб Санкт-Петербурга является официальным государственным символом города федерального значения Санкт-Петербурга. Современный вариант принят 23 апреля 2003 года.
Содержание
История
Исторический герб Санкт-Петербурга, утверждённый 14 марта 1730 года, подтвержденный в 1780 году, дополненный в 1857 году, никогда не отменявшийся и вновь введённый в употребление в 1991 году, является старейшим и основным официальным символом Санкт-Петербурга. Прообразом послужил герб Ватикана, как города Святого Петра.
После Октябрьской революции и вплоть до распада Советского Союза (1917—1991 годы) герб города не использовался. Во-первых, потому, что он носил на себе символы императорской власти, несовместимые с официальной идеологией правившего тогда режима. Во-вторых, широкое использование городских гербов (флагов) вообще не было в советской традиции. Часто вместо городского герба в это время использовались произвольные символы, например, кораблик со шпиля Адмиралтейства.
Только весной 1989 года городские власти Ленинграда возбудили вопрос о необходимости городского герба. Был объявлен общегородской конкурс на лучший проект, назначена денежная премия победителю. Выставка проектов нового герба открылась в мае 1989 года в Петропавловской крепости. Против этой инициативы выступила организация «Русское знамя», которая провела акции протеста и сбор подписей за возрождение исторического герба Санкт-Петербурга (репортажи об этом событии были показаны по ТВ и нашли отражение в городских СМИ)[1]. В результате идея учредить новый — советский — герб Северной столицы была оставлена, общественное мнение горожан склонилось к возрождению существующего со времён Петра Великого городского герба, каковой и был официально (повторно) принят в 1991 году.
- Petersburg coat of arms 1730.png
Одна из первых версий Герба в 1730 году
- Petersburg coat of arms 1730 to 1856.svg
Герб Санкт-Петербурга с 1730 по 1856 год
- Coat of Arms of St Petersburg proposal large (XIX century).png
Герб Санкт-Петербурга XIX века до революции 1917 года
- Coat of Arms of Saint Petersburg (2003).svg
Герб Санкт-Петербурга с 2003 года
Описание
Герб Санкт-Петербурга (цветное изображение) представляет собой геральдический красный щит с изображением на его поле двух серебряных якорей — морского (наискось слева направо от зрителя, лапами в верхнем левом от зрителя углу щита; имеет две лапы и поперечную деталь на анкерштоке) и речного (наискось справа налево от зрителя, лапами в верхнем правом от зрителя углу щита; имеет четыре лапы и лишен поперечной детали на анкерштоке), положенных накрест, а на них золотой скипетр с двуглавым орлом.
Щит увенчан императорской короной с двумя выходящими из неё андреевскими лазоревыми лентами. За щитом два положенных накрест золотых, украшенных алмазами и эмалью российских скипетра, соединённых андреевской лазоревой лентой.
Геральдическое описание герба Санкт-Петербурга гласит: «В червленом (красном) поле золотой российский скипетр поверх двух опрокинутых серебряных якорей морского и речного, о четырёх зубцах, накрест. Щит увенчан российской императорской короной и положен поверх двух российских скипетров натурального цвета, соединенных лентой Святого Андрея Первозванного».
Допускается воспроизведение герба Санкт-Петербурга в сокращённых версиях, обусловленных исторически и геральдически: без императорской короны над щитом, без лазоревых лент, выходящих из императорской короны, без двух российских скипетров, соединённых андреевской лазоревой лентой, а также в виде золотого скипетра с двуглавым орлом и двух серебряных якорей — морского и речного, положенных накрест, вне поля щита.
Скипетр с античных времен является знаком правителей, в данном случае скипетр, увенчанный государственным орлом, символизировал монархическую царскую власть, а также, что Санкт-Петербург — столица Российской империи. Два серебряных якоря, из которых один — двухлопастный, с перекладиной у кольца — морской, другой — четырёхлопастный, с кольцом — «речная кошка», означали, что город — морской и речной порт. Якоря выражают идею Петра I о выходе к морю через речные пути. Красное поле щита напоминает о кровопролитных боях со шведами во время Северной войны.
Напишите отзыв о статье "Герб Санкт-Петербурга"
Примечания
См. также
Ссылки
- [geraldika.ru/symbols/3248 Закон Санкт Петербурга № 165-23 «О детальном описании официальных символов Санкт-Петербурга и порядке их использования»]
- [www.cankt-peterburg.ru/gorod/simvolika/gerb-goroda-sankt-peterburga Герб города Санкт-Петербурга: история создания, описание, значение]
Отрывок, характеризующий Герб Санкт-Петербурга– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца. – Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник! Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться. – Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята! – Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности. – Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку. – И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними. У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках. – Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал. Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе. – Куда идет народ то? – Известно куда, к начальству идет. – Что ж, али взаправду наша не взяла сила? – А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит. Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку. Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов. – Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь. – Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их. – Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого. У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу. – Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу. Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала. «Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем». Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти. Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался. – У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами. Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться. – Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа. – Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа… – Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки. Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее. – Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками. Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку. – Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе. Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа. Навигация | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
