Гимн Латвии
| Dievs, svētī Latviju! | |
|---|---|
| Боже, благослови Латвию! | |
| Автор слов | Карлис Бауманис, 1873 |
| Композитор | Карлис Бауманис, 1873 |
| Утверждён | 7 июня 1920 |
Dievs, svētī Latviju! (Боже, благослови Латвию!) — государственный гимн Латвийской Республики.
Слова и музыка написаны в 1873 году одним из первых латышских композиторов Карлисом Бауманисом (латыш. Kārlis Baumanis, 1835—1905). Впервые исполнен на Первом всенародном празднике песни, состоявшемся летом 1873 года в Риге. Как прообраз будущего государственного гимна — 18 ноября 1918 года во время акта провозглашения Латвийской Республики. 7 июня 1920 стал официальным гимном Латвийской Республики.
После включения Латвии в состав СССР, в качестве гимна, в 1940—1990 годах, исполнялся Гимн Латвийской ССР.
Текст гимна
- Dievs, svētī Latviju,
- Mūs’ dārgo tēviju,
- Svētī jel Latviju,
- Ak, svētī jel to!
- Kur latvju meitas zied,
- Kur latvju dēli dzied,
- Laid mums tur laimē diet,
- Mūs’ Latvijā!
- Перевод:
- Боже, благослови Латвию,
- Наше дорогое отечество,
- Да благослови Латвию,
- Ах, благослови её!
- Где цветут дочери Латвии,
- Где поют сыновья Латвии,
- Позволь нам там в счастье танцевать,
- В нашей Латвии!
Напишите отзыв о статье "Гимн Латвии"
Ссылки
- [www.likumi.lv/doc.php?id=47134 Likums «Par Latvijas valsts himnu»] (Закон ЛР о гимне)
- [riga-lv.com/coop/displayimage.php?pos=-1116 Латвийский гимн он -лайн — MP3 версия]
| ||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Гимн Латвии
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
