Драчевский, Даниил Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Даниил Васильевич Драчевский
Принадлежность

Российская империя Российская империя

Годы службы

1875—1917

Звание

генерал-майор

Награды и премии

Даниил Васильевич Драчевский (29 марта 1858 — апрель 1918[1]) — русский военный и государственный деятель, генерал-майор.





Биография

Родился в Черниговской губернии в дворянской семье. Православный. Окончил Владимирскую Киевскую военную гимназию. По окончании Второго Военно-Константиновского училища был выпущен в 9-ю артиллерийскую бригаду в чине прапорщика (1877). Во время русско-турецкой войны 1877—1878 годов участвовал в обороне Шипкинского перевала и в бою при городе Елен. Был ранен. Состоял под покровительством Александровского комитета о раненых 3 кл. Подпоручик (ст. 18.12.1878).

Поручик (ст. 20.12.1879). Вернувшись в Петербург в 1884 году, поступил и в 1887 году окончил Николаевскую академию Генерального штаба по первому разряду. Затем был причислен к Генеральному штабу и назначен на службу в Одесский военный округ. Капитан Генерального штаба (ст. 07.04.1887). Последовательно занимал штабные должности в 34-й пехотной дивизии, 1-й Восточно-Сибирской стрелковой бригаде, 4-м армейском корпусе.

С 26 ноября 1887 года — старший адъютант штаба 34-й пехотной дивизии. С 16 декабря 1887 года — помощник старшего адъютанта штаба Одесского военного округа. Цензовое командование ротой проходил в 59-м пехотном Люблинском полку (02.10.1888—07.11.1889).

C 15 ноября 1888 года состоял для поручений при штабе Одесского военного округа. Подполковник (ст. 30.10.1892). С 30 августа 1892 года — штаб-офицер при управлении 1-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады. В 1893 году по семейным обстоятельствам вышел в отставку, находился в запасе.

В 1895 году вернулся на службу: с 10 июня — начальник строевого отделения штаба Керченской крепости. С 15 сентября того же года — штаб-офицер для особых поручений при штабе 4-го армейского корпуса. С 1 декабря 1895 года — штаб-офицер при управлении 5-й стрелковой бригады. С 27 ноября 1897 года — заведующий передвижениями войск и военными перевозками Вяземско-Уральского района. С 25 ноября 1898 года — штаб-офицер для поручений при штабе Финляндского ВО и заведующий передвижениями войск по ж.д. и водяным путям Финляндского района. Полковник (1898). Главный директор управления Финляндских казенных железных дорог (09.09.1903—21.12.1905).

В 1905 году произведён в генерал-майоры c назначением градоначальником Ростова-на-Дону (21 декабря). На этом посту, по отзывам прессы, он «сумел снискать себе всеобщую любовь и уважение, что ярко выразилось при прощании Даниила Васильевича с населением городов Ростова и Нахичевани-на-Дону, которое единодушно высказало свои сожаления по поводу оставления им поста Ростовского на Дону градоначальника».

С 9 января 1907 года — Санкт-Петербургский градоначальник. За время его нахождения в должности:

В июле 1914 году был отставлен от должности. В 1915 году против Драчевского было возбуждено уголовное дело о растрате 150 тыс. руб. из сумм газеты «Ведомости Петроградского градоначальства». Следствие не было окончено вплоть до Февральской революции. Драчевский был исключён из Свиты Его Императорского Величества.

Погиб в 1918 году под Адлером во время красного террора. Был женат на Екатерине Павловне Перелешиной.

Награды

Напишите отзыв о статье "Драчевский, Даниил Васильевич"

Примечания

  1. [www.sochiru.com/item/786 Парк «Южные культуры» (SochiRU.com)]

Ссылки

  • [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=3354 Драчевский, Даниил Васильевич] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
  • [old.gov.spb.ru/gov/governor/gallery/xx_1/drachevski Портал администрации Санкт-Петербурга]

Отрывок, характеризующий Драчевский, Даниил Васильевич

Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.