Комнины

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Комни́ны
Страна: Византийская империя
Титулы:
Основатель: Алексей I Комнин
Последний правитель: Андроник I Комнин
Нынешний глава: нет
Год основания: 1081 (захват власти Алексеем Комниным)
Прекращение рода: 1185 (казнь Андроника)
Младшие
линии:
Ангелы
Великие Комнины
Малые Комнины

Комни́ны (греч. Κομνηνοί), реже Комнены, Компины — византийский аристократический род и императорская династия, правившая в Византии в 10571059, 10811185 гг. и в Трапезунде в 12041461 (под именем «Великих Комнинов»).





Происхождение

По данным Михаила Пселла, Комнины — выходцы из местечка Комни под Филиппополем во Фракии, обладатели крупных земельных наделов в Пафлагонии (вокруг Кастамону). Первым из Комнинов на страницы летописей попал Мануил Эротик Комнин, защищавший в 978 году Никею от Варды Склира. Первый Комнин на императорском престоле, Исаак, был его сыном. Он правил всего два года (1057-59), после чего престол на 22 года ушёл к Дукам. Некоторые из Комнинов (особенно в XIII веке) носили двойную фамилию «[books.google.com/books?lr=&as_brr=3&q=%22comnenus+ducas&btnG=Search+Books Комнин-Дука]», чтобы подчеркнуть происхождение от обеих династий: Алексей I женился на Ирине Дукине, внучатой племяннице Константина X Дуки, сменившего Исаака I на троне в 1059 году.

Комниновский период

Главную опору Комнинов составляли военно-феодальная знать и расцветшие провинциальные города. При Комнинах завершилось оформление основных институтов феодального общества. За счёт предоставления феодалам широких привилегий шло укрепление их власти. Комнины содействовали дальнейшему закрепощению крестьянства; при них значительно возрос налоговый гнёт. Игнорируя интересы византийских ремесленников и торговцев, Комнины предоставляли многочисленные льготы, торговые привилегии итальянским купцам, которые со временем захватили ключевые позиции не только во внешней, но и во внутренней торговле (что в дальнейшем привело к глубокому упадку городов). Церковь, игравшая самостоятельную роль, при Комнинах с конца XI в. стала послушным исполнителем воли светского главы государства.

Первые правители династии Комнинов Алексей I (1081—1118), Иоанн II (1118—1143) и Мануил I (1143—1180) были одарёнными государственными деятелями. Им, особенно Алексею I, удалось вывести империю из глубокого кризиса, победить мятежных магнатов и упрочить власть своей династии. Ведя активную внешнюю политику, Комнины отвоевали у сельджуков всё малоазийское побережье, подчинили, правда временно, Сербию и Венгрию, боролись за гегемонию Византии в Италии, успешно предотвратили конфликты с крестоносцами I и II крестовых походов. В этот период Византия вновь выступила на международной арене как великая европейская держава.

Но эти успехи первых Комнинов не могли быть прочными в Византии, которая уже стояла перед катастрофой. В последние десятилетия XII в. при преемниках Мануила I внешняя ситуация резко обострилась, Византия была вынуждена перейти к обороне. В это же время Византийское государство было ввергнуто в пучину смут и междоусобиц. Начались выступления народных масс городов, недовольных экономическим засильем иностранцев. На волне этих движений к власти в 1183 г. пришёл двоюродный брат императора Мануила I — Андроник I Комнин (1183—1185), одна из наиболее колоритных фигур на византийском престоле. Его попытки с помощью реформ стабилизировать положение не имели успеха. Военные поражения и растущее недовольство самовластным правлением василевса привели к свержению в 1185 г. Андроника I с престола. Андроник был схвачен разъярённым константинопольским плебсом и предан мучительной казни. В 1185 г. к власти пришла династия Ангелов.

Комниновское пророчество

При дворе Мануила I Комнина было популярно пророчество, согласно которому из первых букв имён императоров династии Комнинов составится греческое слово αιμα, то есть «кровь». Предшественниками Мануила на ромейском престоле были Алексей и Иоанн Комнины. [books.google.com/books?id=0cWZvqp7q18C&pg=PA200&dq=AIMA+prophecy&as_brr=0&cd=1#v=onepage&q=AIMA%20prophecy&f=false Историки полагают], что именно ради исполнения пророчества Мануил дал своему сыну имя Алексей (а не Иоанн, как можно было ожидать в соответствии с принципами средневековой ономастики). То же самое имя он выбрал для своего зятя Белы, который одно время рассматривался им в качестве вероятного наследника.

После смерти Мануила, престол перешёл его малолетнему сыну Алексею II. Но спустя год, его свергнул и убил двоюродный племянник покойного — Андроник I Комнин. Тем самым, пророчество AIMA стартовало заново. Новый правитель опасался свержения со стороны человека, чьё имя начиналось на букву I. Андроник считал им своего родственника Исаака Комнина, захватившего Кипр. Однако угроза пришла к узурпатору со стороны другого Исаака — Ангела. Он свергнул Комнина с престола империи, и после этого пророчество утратило смысл и силу.

Великие и Малые Комнины

Потомки Андроника I правили Трапезундской империей до её уничтожения турками в 1461 году. Долгое время они рассматривали византийских императоров как узурпаторов того, что по праву принадлежало их предкам. Трапезундские Комнины вступали в брачные союзы с крупными грузинскими феодалами — Багратионами, Джакели, Гуриели. От Алексея IV Великого Комнина и Иоанна IV по женской линии происходили Сефевиды и Великие Моголы.

Кроме «великих», в источниках упоминаются ещё и «малые Комнины» — представители боковых ветвей рода. Их генеалогию невозможно восстановить с точностью. Малые Комнины продолжали пользоваться почётом в среде греческой диаспоры и после падения Константинополя; некоторые ветви дожили до XX века.

См. также

Напишите отзыв о статье "Комнины"

Ссылки

  • [genealogy.euweb.cz/byzant/byzant1.html Поколенная роспись Комнинов и Великих Комнинов]


Отрывок, характеризующий Комнины

– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.