Список персонажей мультсериала «Симпсоны»
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.
Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.
Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.
Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
(перенаправлено с «Луан Ван Хутен»)
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 30 июля 2014 года. |
Эта статья или раздел нуждается в переработке. Пожалуйста, улучшите статью в соответствии с правилами написания статей.
|
Стиль этой статьи неэнциклопедичен или нарушает нормы русского языка. Статью следует исправить согласно стилистическим правилам Википедии.
|
Все перечисленные ниже персонажи являются героями американского мультсериала «Симпсоны».
Персонажи указываются только однажды, в первом подходящем для них подразделе, менее значительные персонажи вносятся в список вместе с более известными, с которыми они связаны. Актёры, озвучивающие персонажей, если это возможно, указываются после имени героев в круглых скобках, далее следует название первой серии, в которой появился персонаж. Хотя персонажи из спецвыпусков, посвящённых Хэллоуину, указываются, они не появляются в обычных эпизодах; важнейшие смерти персонажей вносятся в отдельный подраздел в конце списка.
Содержание
- 1 Семья Симпсонов
- 2 Другие семьи
- 3 Спрингфилдская атомная электростанция
- 4 Спрингфилдская начальная школа
- 5 Администрация
- 6 Преступники
- 7 Бизнесмены
- 8 Местные телезнаменитости
- 9 Таверна Мо
- 10 Медицина
- 11 Причал
- 12 Другие
- 13 Смерти
- 14 Вымышленные персонажи
- 15 См. также
- 16 Примечания
- 17 Ссылки
Семья Симпсонов
- Гомер Джей Симпсон (Дэн Кастелланета), «Шоу Трейси Ульман» — Гомер необразован, но вовсе не глуп: его мозг составляет, как видно из сюжетных событий, достаточно красивые и сложные цепочки различных масштабов, и в принципе он способен к серьезной мысленной работе, другое дело, что он этим целенаправленно никогда не занимается. Работает инспектором по безопасности на Спрингфилдской атомной электростанции. Раньше работал в боулинге и был символом безопасности города. Склонен к употреблению алкоголя (предпочитает Пиво «Дафф») и проявляет откровенное пристрастие к пончикам. Состоит в любительской команде по боулингу. Каждый день сидит в баре «Moe’s», хозяином которого является Мо Сизлак.
- Марджери «Мардж» Симпсон (в девичестве Бувье) (Джулия Кавнер), «Шоу Трейси Ульман» — жена Гомера. Интеллигентная и утончённая натура, однако, она вынуждена вписываться в образ обычной домохозяйки. Носит очень высокую прическу, чтобы казаться выше. Девичья фамилия — Бувье, это фамилия Жаклин Кеннеди. Мечтала стать журналистом. Служила в полиции. Художница-любитель.
- Бартоломью Джо-Джо/Джей «Барт» Симпсон (Нэнси Картрайт), «Шоу Трейси Ульман» — 10-летний сын Гомера и Мардж, старший ребёнок в семье. Любит кататься на скейте, читать комиксы. Является источником проблем для окружающих. Как и многие другие персонажи шоу, Барт — левша (это обусловлено тем, что и сам Мэтт Грейнинг является левшой), лучший друг Милхауса.
- Лиза Мэри Симпсон (Бувье[1]) (Ярдли Смит), «Шоу Трейси Ульман» — 8-летняя дочь. Лиза — чрезмерно интеллектуальная девочка, с IQ равным 159, взрослыми манерами и восприятием. Любит джаз, регулярно играет на саксофоне, в поисках себя стала буддисткой и вегетарианкой.
- Маргарет «Мэгги» Симпсон (Элизабет Тейлор, Нэнси Картрайт, Джеймс Эрл Джонс, Ярдли Смит, Гарри Ширер), «Шоу Трейси Ульман» — годовалая дочь Гомера и Мардж, младший ребёнок в семье. Всегда ползает в «мешочке», поэтому не умеет ходить, во рту держит свой талисман — пустышку. Умеет стрелять из огнестрельного оружия.
Родственники Симпсонов
- Абрахам (Эйб) Джей Симпсон (Дэн Кастелланета), «Шоу Трейси Ульман» — дедушка, отец Гомера. Рождён в Старом Свете (вероятнее всего, в Ирландии, но Эйб точно не помнит). Ветеран второй мировой войны. Любит поспать .
- Мона Джей Симпсон (Гленн Клоуз), «Oh Brother, Where Art Thou?», мать Гомера, ныне покойная.
- Жаклин Эмили «Джеки» Бувье (Джулия Кавнер), «Bart vs. Thanksgiving», мать Мардж.
- Клэнси Бувье (Гарри Ширер), «The Way We Was», отец Мардж, ныне покойный. В серии «Puffless» выяснилось, что он умер от рака лёгких из-за курения.
- Патриция «Пэтти» Бувье (Джулия Кавнер), «Simpsons Roasting on an Open Fire», сестра Мардж, близняшка Сельмы. В эпизоде «Principal Charming» встречалась с директором Скинером и чуть не вышла за него замуж. А в эпизоде «There’s Something About Marrying» Петти признаётся, что она лесбиянка и хочет жениться на женщине, которая на самом деле переодетый мужчина.
- Сельма Бувье Тервиллигер Хатц МакКлюр Стю Симпсон Д’Амико (Джулия Кавнер), «Simpsons Roasting on an Open Fire», сестра Мардж, близняшка Пэтти.
- Линг Бувье, «Goo Goo Gai Pan», приёмная дочь Сельмы.
- Герберт Энтони «Герб» Пауэлл (Дэнни ДеВито), «Oh Brother, Where Art Thou?», единокровный брат Гомера.
- Глэдис Бувье (Джулия Кавнер), «Selma's Choice», тётя Мардж, ныне покойная.
- Эбби, «The Regina Monologues», единокровная сестра Гомера, англичанка.
- Орвилл Симпсон, «Bart Gets Hit By a Car», дед Гомера, ныне покойный.
- Мэгги Младшая, «Bart to the Future», дочь Мэгги.
- Дядя Артур, «The Boy Who Knew Too Much», по всей видимости брат Мардж.
- Дядя Хуберт, «Шоу Трейси Ульман», родственник Симпсонов, ныне покойный.
- Дядя Тайрон, «Catch 'em If You Can», Дядя Гомера, который проживал в Дейтоне, вероятно умер.
- Сайрус Симпсон, «Simpsons Christmas Stories», старший брат Абрахама Симпсона.
- Тётя Гортензия, «Bart the Fink», одна из двоюродных бабушек Мардж, ныне покойная.
- Двоюродный дед Борис, «Homer Loves Flanders», ныне покойный.
- Фрэнк, «Lisa's First Word», кузен Гомера. Он же Фрэнсис (после перемены пола), в настоящее время известен как Матушка Шабубу.
- Различные неназванные родственники по линии Симпсонов, показанные в эпизоде «Lisa the Simpson» и «Catch 'em If You Can».
- Различные неназванные родственники по линии Бувье.
- Неназванный «кузен», связанный узами родства с Симпсонами, потому что его пес — брат Маленького Помощника Санта-Клауса.
- Троюродный брат Стэнли, «Lisa the Simpson».
- Двоюродный Дядя Чет, «Lisa the Simpson».
- Доктор Симпсон, «Lisa the Simpson».
- Неназванный дед Гомера, отец Эйба, упомянут в эпизоде «The Winter of His Content».
Родственники по эпизодам Хэллоуина
- Кэнг (Гарри Ширер), «Treehouse of Horror IX», биологический отец Мэгги
- Кодос (Дэн Кастелланета), «Treehouse of Horror IX», тётя Мэгги
- Хьюго (Нэнси Картрайт), «Treehouse of Horror VII» сиамский близнец Барта.
Домашние животные
Кошки
- Снежинка, «Simpsons Roasting on an Open Fire», ныне покойная.
- Снежинка II, «Simpsons Roasting on an Open Fire», ныне покойная.
- Снежок III, «I, D'oh-Bot», ныне покойный.
- Колтрейн (Саксофон) (американский джазовый музыкант; Снежинка IV), «I, D'oh-Bot», ныне покойный.
- Снежинка V, «I, D'oh-Bot».
Собаки
- Маленький Помощник Санты (Фрэнк Велкер, Дэн Кастелланета), «Simpsons Roasting on an Open Fire» — пёс Симпсонов, больше всего связан с Бартом, попал к ним после проигрыша в забеге.
- Лэдди (Фрэнк Велкер), «The Canine Mutiny», колли, принадлежавшая Симпсонам небольшой период времени, в настоящее время служит в полиции в подразделении К9.
- Она Быстрейшая, «Two Dozen and One Greyhounds», гончая.
- Щенки: Ровер, Фидо, Рекс, Спот, Ровер II, Фидо II, Рекс II, Клео, Дайв, Джей, Пол, Брэдфорд, Дайв II, Джей II, Пол II, Брэдфорд II, Слипи, Допи, Гоумпи, Доннер,Блитцен, Грампи II, Кинг, Принц и щенок раньше известный под именем Принц, «Two Dozen and One Greyhounds», чистокровные гончие, потомство Маленького Помощника Санты и «Она Быстрейшая»
- Бонго, «To Cur with Love», принадлежащая Гомеру в детстве.
- Неназванные щенки, «Today I Am a Clown», помесь гончей и пуделя, потомство Маленького Помощника Санты и собаки Доктора Хибберта — пуделя Розы Баркс.
- Неназванная собака, «Three Gays of the Condo», принадлежала Гомеру, когда съехал в дом двух геев, после очередной ссоры с Мардж.
Другие животные
- Топтыга, «Bart Gets an Elephant», слон, недолго принадлежавший Барту, в настоящее время живёт в заповеднике.
- Принцесса, «Lisa's Pony», пони, недолго принадлежала Лизе, в настоящее время принадлежит владелице конюшни.
- Дункан (Яростный Ди), «Saddlesore Galactica», конь, принадлежал Гомеру и Барту.
- Можо, «Girly Edition», обезьяна-помощник, принадлежала Эйбу, Гомеру и Профессору Фринку.
- Пинчи, лобстер, «Lisa Gets an "A"», принадлежал Гомеру, погиб в результате несчастного случая, сварившись в горячей ванне, приготовленной для него Гомером, позже был съеден им же.
- Неназванная черепашка, ныне покойная.
- Крикусеница («The Frying Game») — вымышленный редкий вид гусеницы, принимающейся истошно орать по малейшему поводу. Поселилась у Симпсонов, которые вынуждены были ухаживать за ней по приказу EPA, но была конфискована, когда Гомер случайно чуть не раздавил её.
- Душитель, змея, которой Барт заменил отсутствие своего пса (который работал полицейской собакой).
- Пуккер/Свин-Паук/Гарри Пуккер, «Симпсоны в кино» — свин, принадлежал Гомеру, обрёк Спрингфилд на принудительную изоляцию от остального мира. Впоследствии появлялся так же в нескольких эпизодах сериала.
- Неназванный, «Exit Through the Kwik-E-Mart», кролик, подаренный Бартом маме на день рождения, такой же кролик был у неё в детстве.
- Коричка, I, D'oh-Bot, морская свинка Мардж в детстве.
- Поки, «The War of Art», морская свинка Лизы.
- Свобода, «Diggs», сокол, принадлежавший Барту и мальчику по имени Диггс (озвуч. Дэниел Рэдклифф).
- Орун, «The Musk Who Fell to Earth», орёл, проживший 4 недели у Симпсонов, после чего был случайно сожжён ракетой Илона Маска.
- Аквариумные рыбки, «Rosebud», «I, D'oh-Bot».
Другие семьи
Семья Фландерсов
- Недвард «Нед» Фландерс (Гарри Ширер), «Simpsons Roasting on an Open Fire», отец, владелец «Лефториума».
- Мод Фландерс (Мэгги Росвелл, Марсия Митцман Гэйвен), Dead Putting Society, мать, ныне покойная, в серии Alone Again, Natura-Diddily разбилась насмерть по вине Гомера Симпсона .
- Род Фландерс (Памела Хейден), «Call of the Simpsons», старший сын.
- Тодд Фландерс (Нэнси Картрайт), «Simpsons Roasting on an Open Fire», младший сын.
- Бабушка Фландерс, «Lisa's First Word», ныне покойная.
- Эдна Крабапл, новая жена Неда, с начала 23 сезона, ныне покойная (причина не названа). Актриса Марсия Уоллес, голосом которой говорит учительница Эдна Крабаппл, умерла 25 октября 2013 г.
Родственники Фландерсов
- Недвард, отец Неда, (битник), «Sweet Seymour Skinner's Baadasssss Song» и «Hurricane Neddy».
- Капри, мать Неда, битник, «Sweet Seymour Skinner's Baadasssss Song» и «Hurricane Neddy»,
- Неназванная сестра Неда, «When Flanders Failed», живёт в столице штата.
- Джинжер Фландерс, «Viva Ned Flanders», лас-вегасская жена Неда.
- Жозе Фландерс, «Lisa the Vegetarian».
- Лорд Тилствик Фландерс, «Lisa the Vegetarian».
- Неназванные, «Lisa the Vegetarian», родственники Неда из разных стран.
- Неназванный, канадский аналог Неда.
- Тед, кузен Неда.
- Кони и Бонни, дочери Теда.
- Рейчел Джордан (Шон Колвин) — вокалистка христианской рок-группы, встречалась с Недом после смерти его жены.
Домашние животные
- Мистер Банни, «Trash of the Titans», кролик, ныне покойный.
- Неназванный, «A Tale of Two Springfields», дятел.
- Неназванный, кот.
- Радиоактивный шимпанзе, «Worst Episode Ever».
- Собака Махершалала Хаз Баз или просто Баз, «Peeping Mom».
Семья Ван Хутенов
- Кирк Ван Хутен (Хэнк Азариа), «Bart’s Friend Falls in Love», отец Милхауса, был в разводе с Луан, но потом они воссоединились.
- Луан Ван Хутен (Мэгги Росвелл), «Homer Defined», мать Милхауса, была в разводе с Кирком, но потом они воссоединились.
- Милхаус Ван Хутен (Памела Хейден), «Simpsons Roasting on an Open Fire», сын, лучший друг Барта.
- Неназванный, дядя, военный пилот вертолета.
- Норберт Ван Хутен, «Little Orphan Millie», дядя Милхауса, датчанин. Очевидно, брат Луан Ван Хутен, поскольку так же, как она, презирает Кирка, называя того «голландским отребьем». Авиатор и путешественник; его образ напоминает Индиану Джонса.
- Бабушка Ван Хутен, «Bart Sells His Soul», мать Кирка и бабушка Милхауса.
- Дедушка Ван Хутен, «Raging Abe Simpson and His Grumbling Grandson in "The Curse of the Flying Hellfish"», отец Кирка и дедушка Милхауса. Разведён с бабушкой Милхауса.
- Софи, «The Last of the Red Hat Mamas», бабушка Милхауса проживает в Тоскане, Италия.
- Бастардо, «The Last of the Red Hat Mamas», дядя Милхауса, сын Софи.
- Пиро (он же Чейз), «A Milhouse Divided», гладиатор, прежний бойфренд Луан.
- Гиро, «Wild Barts Can’t Be Broken», лучший друг Пиро, любовник Луан.
Домашние животные
- Неназванная, «Lisa's Date with Density», собака породы ши-тцу.
Семья Карлсонов
- Карл Карлсон (Хэнк Азариа), «Homer's Night Out», начальник Гомера на спрингфилдской АЭС и его лучший друг с детства, завсегдатый клиент у Мо.
- Неназванная жена (Джен Хукс), «One Fish, Two Fish, Blowfish, Blue Fish», бывшая жена Карла, появлялась периодически камео с 2 — 15 сезоны.
- Руби Карлсон, настоящая сестра Карла, также была удочерена исландской семьёй.
- Карл Карлсон, «The Saga of Carl», приёмный отец Карла из Исландии.
- Миссис Сигрин Сигурдардоттир, «The Saga of Carl», приёмная мать Карла из Исландии.
- Неназванный отец, настоящий отец Карла.
- Неназванная мать, настоящая мать Карла
- Сестра Ленни Леонарда, «Moe Goes From Rags To Riches», сестра Ленни, с которой Карл встречался в одной серии.
Семья Нахасапимапетилонов
- Апу Нахасапимапетилон (Хэнк Азариа), «Homer's Night Out», отец, муж Манджулы.
- Манджула Нахасапимапетилон (Джен Хукс), «Much Apu About Nothing», мать, жена Апу.
- Ануп, Ума, Набенду, Пунам, Прия, Сандип, Саши и Джит, «Eight Misbehavin», дети-восьмерняшки.
- Санджей Нахасапимапетилон (Гарри Ширер), брат Апу.
- Пахусачета, дочь Санджея.
- Джемшид, сын Санджея.
- Миссис Нахасапимапетилон (Андреа Мартин), «Much Apu About Nothing», мать Апу и Санджея.
- Апух Нахасапимапетилон, «Much Apu About Nothing», отец Апу и Санджея, ныне покойный.
- Кави, «Kiss Kiss Bang Bangalore», кузен Апу, проживающий в Индии.
Семья Виггамов
- Клэнси Виггам (Хэнк Азариа), «Homer's Odyssey», шеф полиции Спрингфилда.
- Сара Виггам (Памела Хейден), жена Клэнси.
- Ральф Виггам (Нэнси Картрайт), «Moaning Lisa», умственно отсталый сын Виггамов, одноклассник Барта.
- Игги Виггам (Хэнк Азариа), «Raging Abe Simpson and His Grumbling Grandson in "The Curse of the Flying Hellfish"», отец Клэнси, ныне покойный.
- Марк Виггам, кузен Клэнси.
- Фрэд Кеники, шурин Клэнси, ныне покойный.
- Неназванный, брат Клэнси.
- Неназванная, сестра Клэнси.
Домашние животные
- Миттенс («Варежка», в переводе Ren TV «Пушок»), «I Love Lisa», кошка.
Семья Хиббертов
- Джулиус Хибберт (Гарри Ширер), «Bart the Daredevil», отец, семейный врач Симпсонов.
- Бернис Хибберт (Тресс Макнилл), «Bart Sells His Soul», мать.
- Неназванные, дети, «Bart Sells His Soul», два сына и одна дочь.
- Неназванный, брат, «Oh Brother, Where Art Thou?», брат-близнец Джулиуса, директор Шелбивилльского детского приюта.
- Возможный, брат, «Moaning Lisa», Мерфи «Кровавые дёсны», джазмен, друг Лизы Симпсон, ныне покойный.
Мистер Бёрнс
- Мистер Неизвестносьть, отец Бёрнса.
- Неназванная Луарамать, мать Бёрнса, ей 1200 лет.
- Ларри, «Burns, Baby Burns», внебрачный сын Бёрнса.
- Лили, «Burns, Baby Burns», мать Ларри.
- Лайла, «Four Regrettings and a Funeral», кузина, на которой Бёрнс хотел жениться.
Домашние животные
Семья Принсов
- Мартин Принс Старший, отец, биржевой трейдер.
- Марта Принс, мать.
- Мартин Принс Младший (Русси Тейлор), «Bart the Genius», сын, иногда считается другом Барта.
Семья Лавджоев
- Тимоти «Тим» Лавджой (Гарри Ширер), «The Telltale Head», отец, священник Первой Церкви Спрингфилда.
- Хелен Лавджой (Мэгги Росвелл, Марсия Митцман Гэйвен), «Life on the Fast Lane», жена, большая сплетница.
- Джессика Лавджой (Мерил Стрип), «Bart's Girlfriend», дочь, в настоящее время учится в интернате.
- Неназванный, «Bart After Dark», отец Тимоти.
Домашние животные
- Неназванная, «22 Short Films About Springfield», собака.
Семья Манцов
- Нельсон Манц (Нэнси Картрайт), «Bart the General», хулиган, в некоторых эпизодах друг Барта, экс-приятель Лизы.
- Отец Нельсона, бывший тренер детской футбольной команды.
- Мать Нельсона, бывшая официантка, ныне стриптезёрша.
- Дед Нельсона, «Raging Abe Simpson and His Grumbling Grandson in "The Curse of the Flying Hellfish"», судья.
- Сестра Нельсона, упоминается Нельсоном одной фразой «Я думаю, она, наверное, умерла».
Домашние животные
- Мистер Муч («Попрошайка»), кот.
Семья Спаклеров
- Клетус Спаклер, (Хэнк Азариа), «Bart Gets an Elephant», отец, простоватый деревенщина.
- Брэндин Спаклер (Тресс Макнилл), жена, также сестра Клетуса.
- Тиффани, Хэзер, Коди, Дилан, Дермот, Джордан, Тайлор, Бриттани, Уэсли, Румер, Скаут, Кэсседи, Зоя, Хлое, Макс, Хантер, Кэнделл, Кайтлин, Ноа, Саша, Морган, Кира, Ян, Лорен, Кьюберт, Фил, Мэри. «The Twisted World of Marge Simpson», дети Клетуса и Брандины.
- Гамми Сью, «Lisa on Ice», дочь.
- Рубелла Скабиес, дочь.
- Ма, мать/теща Клетуса.
- ДиаБетти, «Sweets and Sour Marge», кузина, диабетик.
- Кузина Мерл, кузина.
- Большой Голодный Джо, неопределённый родственник.
- Курли Сью, неопределённый родственник.
- Мэри, дочь, (чуть не стала женой Барта)
- Зарезанный в тюрьме, сын Брандины и Клетуса
- Ембри Джо, сын Брандины и Клетуса
- Мэри Зик и Мэри Прекрати, дочери Брандины и Клетуса (все дети в основном ходят босиком)
Домашние животные
- Гич, «Brother from Another Series», собака, ныне покойная.
Семья Карстэиров
- Адмирал Карстэир,"Burns, Baby Burns", отец, общественный деятель.
- Леди Карстэир,"Burns, Baby Burns", жена, светская львица.
- Венди Орлеанс Карстэир, «Burns, Baby Burns», дочь.
Семья Пауэрсов
- Рут Пауэрс (Памела Рид), «New Kid on the Block», мать одиночка, бывшая соседка Симпсонов.
- Неназванный, «New Kid on the Block», бывший муж Рут и отец Лоры.
- Лора Пауэрс (Сара Гилберт), «New Kid on the Block», дочь.
Спрингфилдская атомная электростанция
- Чарльз Монтгомери «Монти» Бёрнс (Гарри Ширер), «Simpsons Roasting on an Open Fire», владелец.
- Неназванный, дедушка, «Last Exit to Springfield», владелец «атомных шахт».
- Миссис Бёрнс (Тресс Макнилл), «Homer the Smithers», 122-летняя мать Монти.
- Лили Банкфорд, «Burns, Baby Burns», возлюбленная Монти и мать Ларри Бёрнса.
- Ларри Бёрнс (Родни Данджерфилд), «Burns, Baby Burns», незаконнорожденный сын.
- Вэйлон Дж. Смитерс Младший (Гарри Ширер), «Homer's Odyssey», помощник.
- Вэйлон Смитерс Старший, «The Blunder Years», отец Вэйлона Смитерса Младшего, ныне покойный. Погиб от радиации. Труп был найден Гомером в детстве в сточной канаве.
- Карл Карлсон (Хэнк Азариа), «Homer's Night Out», начальник Гомера.
- Ленни Леонард (Гарри Ширер), «Life on the Fast Lane», сослуживец Гомера.
- Неназванный, отец, «The Seemingly Never-Ending Story», пещера была названа в честь него.
- Чарли (Дэн Кастелланета), «Homer's Night Out», сослуживец Гомера.
- Минди Симмонс (Мишель Пфайффер), «The Last Temptation of Homer», бывший работник станции. По словам Гомера, спилась и потеряла работу. По неизвестным причинам находится в толпе работников станции в серии The Twisted World of Marge Simpson (11 серия 8 сезона).
- Цатрой, нелегальный эмигрант, работник станции.
- Тибор, работник станции, не говорит по-английски.
- Гамми Джо, «Last Exit to Springfield», обладатель всего одного зуба, остро нуждается в программе «Здоровые зубы».
- Крушер.
- LowBlow.
- Неназванный человек с огромной рукой.
- Стюарт, утка нанятая в качестве дешевого курьера.
- Джек Марли, «Marge Gets a Job», ушёл на пенсию.
- Фрэнк Граймс (Хэнк Азариа), «Homer's Enemy», так же известный как Грайми, погиб на работе в результате несчастного случая.
- Фрэнк Граймс Младший, «The Great Louse Detective», сын.
- Карл (Харви Фирштейн), «Simpson and Delilah», бывший помощник Гомера.
- Попс Фрешенмаер, «Team Homer»
- Неназванный, «Homer's Odyssey», отец Шерри и Терри.
- Бразильская футбольная команда, чей самолет разбился рядом со станцией, «Homer Goes to College».
- Майк Сциосциа, Роджер Клеменс, Дон Матингли, Стив Сакс, Оззи Смит, Вэд Бокс, Кин Гриффи Младший, Дэррил Строуберри и Хосе Кансеко, «Homer at the Bat», нанятые бейсболисты, для прикрытия взятые на станцию.
- Кэннери М. Бёрнс, канарейка, которой официально принадлежит станция, в настоящее время отправилась на «Канарские острова».
- Неназванный, «Homer Goes to College», пёс, натренированый отменять самоуничтожение станции, в том случае, когда Гомер, вздремнув, нажимает красную кнопку во сне.
- Неназванный, ламантин, который заменял Гомера, пока он с женой отправился в отпуск.
- Куиини, цыплёнок, заменявший Гомера непродолжительное время.
- Гил, вечный стажер.
- Гильермо, работа неизвестна.
- Юджин Фиск, рабочий.
- Улыбающийся Джо Распад (Smilin' Joe Fission), анимационный персонаж.
- Неназванный, «Homer's Enemy», пёс, которого Монти сделал вице-президентом.
- Кирпич, заменял Гомера в одной из серий.
- Ламантин, также заменял Гомера в одной из серия. По словам мистера Бернса — это самый красивый сотрудник.
- Скромный Угольный Фильтр, «Deep Space Homer».
- Блинки — трёхглазая рыба, жившая в реке возле АЭС (первое появление — «Homer's Odyssey»).
- Мардж Симпсон — была нанята мистером Бёрнсом в серии «Marge Gets a Job».
Персонажи, связанные со станцией
- Аристотель Амадополис, владелец Шелбивилльской Ядерной Станции.
- Ужасный Джордж, обезьяна Бёрнса.
- Синеволосый Адвокат (Дэн Кастелланета), глава команды адвокатов Бёрнса.
Спрингфилдская начальная школа
Администрация
- Сеймур Скиннер (настоящее имя Armin Tamzarian, Армен Тамзарян) (Гарри Ширер), «Simpsons Roasting on an Open Fire», директор, живёт с матерью настоящего Скиннера.
- Агнес Скиннер (Тресс Макнилл), «The Crepes of Wrath», мать Сеймура.
- Шелдон Скиннер, «Raging Abe Simpson and His Grumbling Grandson in "The Curse of the Flying Hellfish"», отец, ныне покойный.
- Суперинтендант Чалмерс (Хэнк Азариа), «Whacking Day», инспектор.
- Леопольд (Дэн Кастелланета), ассистент Чалмерса.
- Государственный инспектор Аткинс, государственный администратор.
Учителя
- Эдна Крабаппл (Марсия Уоллес), «Bart the Genius», учительница Барта Симпсона. Работает в четвёртом классе, ныне покойная.
- Элизабет Гувер (Мэгги Росвел, Марсия Митцман Гэйвен), «Brush with Greatness», учительница второго класса.
- Дьюи Ларго (Гарри Ширер), «Simpsons Roasting on an Open Fire», учитель музыки, гей.
- Одри МакКонелл, учительница третьего класса.
- Мистер Шиндлер, учитель рисования.
- Мистер Гласскок, учитель, в настоящее время на пенсии.
- Миссис Блуменштейн, учитель, тренер команды по дебатам.
- Мистер Секофски, учитель.
- Миссис Каммердал, учительница физкультуры.
- Миссис Поммельхорст, учительница физкультуры, собирается сделать операцию по смене пола.
- Миссис Холмс-Индиго, учительница.
- Мистер Бергсторм (Дастин Хоффман), «Lisa's Substitute» заменяющий учитель. Так же появлялся в серии «The Kid is All Right». Еврей.
- Мистер Эстес, издатель.
- Мистер Купферберг, учитель французского
- Тренер Крупт, учитель физкультуры, любящий издеваться и бить учеников.
- Тито Пуэнто, должен был преподавать джазовые курсы в сериях «Who Shot Mr. Burns? Part I» и «Who Shot Mr. Burns? Part II».
- Куин Хоппер, новая учительница программирования.
- Керолл Бирера, новая учительница (на одну серию) в четвёртом классе. Сержант ВВС США в отставке. В неё влюбились Барт и Скинер.
- Захария «Зак» Вонг, заменял Крабаппл, после того, как Барт и весь 4й класс напоили её. Тоже был уволен за пьянку и вернули Крабаппл.
Персонал
- Садовник Вилли (Дэн Кастелланета), «Principal Charming», патриот-шотландец, садовник (мечтает убить Скиннера).
- Отто Манн (Гарри Ширер), «Homer's Odyssey», водитель школьного автобуса.
- Кристал, «You Only Move Twice», девушка Отто.
- Бекки (Паркер Поуси), «It's A Mad, Mad, Mad, Mad Marge», бывшая невеста.
- Кухарка Дорис (Дорис Грау), «Lisa's Pony», кухарка и медсестра.
- Садовник Шимус, ирландец, садовник, злейший враг Вилли.
- Могильщик Билли, кузен Вилли.
- Доктор Дж. Лорен Прайор, школьный психоаналитик.
- Тренер Фортнер, тренер-алкоголик.
- Майра, секретарша директора Скиннера.
Ученики
- Корки Джеймс «Джимбо» Джонс (Памела Хейден), «The Telltale Head», хулиган.
- Кэрол Джонс, мать, «The PTA Disbands».
- Неназванный, отец, (Хэнк Азариа), «The Homer They Fall».
- Дольфин «Дольф» Старбим (Тресс Макнилл), «The Telltale Head», хулиган. Еврей.
- Неназванный, отец, «The Homer They Fall».
- Керни (Нэнси Картрайт), «The Telltale Head», хулиган, отец-одиночка.
- Неназванный, отец, «The Homer They Fall».
- Неназванный, сын, «A Milhouse Divided».
- Неназванный, внук, «Barthood».
- Франсина Ренквист (Кэти Гриффин), «Bye Bye Nerdie», хулиганка, мучительница Лизы.
- «База Данных» (прозвище), «Bart's Comet», ботаник, член «Супердрузей».
- «УКВ» (прозвище), «Bart's Comet», ботаник, член «Супердрузей».
- «Интернет» (прозвище), «Bart's Comet», ботаник, член «Супердрузей».
- «Отчёт» (прозвище), «Bart's Comet», ботаник, член «Супердрузей».
- «Косинус» (прозвище), «Bart's Comet», ботаник, член «Супердрузей».
- Уэнделл Бортон (Жо Энн Хэррис, Памела Хейден, Нэнси Картрайт, Русси Тайлор), нервный ученик.
- Льюис (Жо Энн Хэррис, Памела Хейден, Нэнси Картрайт, Русси Тейлор, Мэгги Росвелл), приятель Барта.
- Ричард (Жо Энн Хэррис, Памела Хейден, Мэгги Росвелл), приятель Барта.
- Дженни Пауэлл (Памела Хейден), лучшая подруга Лизы.
- Шерри и Терри (Русси Тейлор), близняшки с фиолетовыми волосами и белой кожей (в отличие от большинства персонажей, чья кожа ярко-жёлтая). Возможно, у них есть ещё одна сестра, о чём упоминалось в одной из серий.
- Эллисон Тейлор (Вайнона Райдер), «Lisa's Rival», подруга Лизы.
- Алекс Уитни (Лиза Кудроу), «Lard of the Dance», Лизина суперпопулярная одноклассница.
- Рекс, ученик.
- Томми, одноклассник Барта.
- Утер, ученик приехавший из Германии по обмену.
- Саманта Стэнки (Кимми Робертсон), «Bart's Friend Falls in Love», бывшая одноклассница Барта, в настоящее время учится в школе для девочек.
- Майкл Д’Амико, сын Жирного Тони.
- Ванда, подруга Лизы.
- Лэнгдон Алгер, «Bart on the Road», ученик.
- Селеста, знакомая Лизы
- «Лилипут Мо Сизлак» (прозвище), который не замечает его сходства с Мо.
- Адиль Ходжа, «The Crepes of Wrath», албанский студент по обмену.
- Морган, Дакота, Эшли, Дакота, Тайлер, Тайлер, Кайл и Эшли — ученики третьего класса.
- Дженни (the good, the sad and the drugly), ученица пятого класа, была влюблена в Барта Симпсона, но когда он рассказал, что он хулиган, порвала с ним.
- Изабель Гутьерес (The Kid is All Right), одноклассница, подруга и соперница Лизы.
Школьные животные
- Суперпарень, «Who Shot Mr. Burns? Part I» хомяк, ныне покойный.
- Нибблс, хомяк.
- Лампи, «'Round Springfield», змея.
- Стинки и Ринклс, «Bart the Lover», золотые рыбки, умерли.
- Неназванная, «маленькая черепашка».
- Неназванная, ящерица.
Администрация
Городская администрация
- Джо Куимби (Дэн Кастелланета), «Bart Gets an F», мэр
- Марта (Мэгги Росвелл), жена мэра.
- Неназванные, многочисленные подружки мэра.
- Неназванные, другая семья мэра.
- Фредди Куимби (Дэн Кастелланета), «The Boy Who Knew Too Much», племянник мэра.
- Кловис Куимби, брат мэра.
- Рокси, секретарша и любовница мэра.
- Большой Том, телохранитель мэра.
- Эрни, телохранитель мэра.
- Лу (Хэнк Азариа), сержант полиции.
- Эми, бывшая жена Лу.
- Эдди (Гарри Ширер), офицер полиции.
- Пит, офицер полиции, под прикрытием внедрен в мафию.
- Неназванный, член совета, показанный в эпизоде «Homer's Odyssey».
- Рекс Бэннер (Дэйв Томас), «Homer vs. the Eighteenth Amendment», краткий период времени заменял Виггама на посту шефа полиции.
- Полицейские собаки Бобо, Скрэпс, Сниффи, Лэдди, Маленький помощник Санты (одна серия)
- Рэй Паттерсон (Стив Мартин), «Trash of the Titans», бывший санитарный инспектор.
- Дон Бродка (Лоуренс Тирни), «Marge Be Not Proud», детектив и охранник супермаркета.
Правительство штата
- Мэри Бейли (Мэгги Росвелл), «Two Cars in Every Garage and Three Eyes on Every Fish», губернатор.
- Боб Арнольд, бывший конгрессмен.
- Хорес Уилкокс, бывший конгрессмен, ныне покойный.
- Судья Милтон.
- Судья Рой Снайдер (Гарри Ширер).
- Судья Констанс Харм, «The Parent Rap».
- Арнольд Шварценеггер, президент США (в «Симпсоны в кино»).
Преступники
- Альберт Никербургер Алаизиус Джейлбёрд — он же Змей (Хэнк Азариа), «The War of the Simpsons», бывший археолог, ныне преступник.
- Джереми Джейлбёрд, сын Змея.
- Глория, подружка Змея и возможно мать Джереми.
- неназванный сообщник Змея, очевидно его родственник.
- Роберт «Сайдшоу Боб» Андерданк Тервиллигер, он же, Шестёрка Боб (Келси Грэммер), «The Telltale Head», преступник, злейший враг Барта, неоднократно пытавшийся его убить, но в результате этого каждый раз оказывающийся в тюрьме, бывший помощник клоуна Красти.
- Сесил Тервиллигер (Дэвид Хайд Пирс), «Brother from Another Series», брат Боба.
- Франческа, «The Italian Bob», невеста Боба из Италии.
- Джино, «The Italian Bob», внебрачный сын Боба и Франчески.
- Люсилль Ботсковски или Миссис Ботс, «Some Enchanted Evening», няня-преступница.
- Мэллой, «Homer the Vigilante», Спрингфилдский взломщик.
- Доктор Колоссос, «Lisa vs. Malibu Stacy», суперзлодей, 4й муж создательницы куклы Малибу Стэйси. Так же был показан в серии «Who Shot Mr. Burns? Part II».
- Френк Подонок, мелкий мошенник.
Спрингфилдская мафия
- Дон Витторио ДиМаджо, «Homie the Clown», крёстный отец
- Марион Энтони «Жирный Тони» Д’Амико (Джо Мантенья), «Bart the Murderer», глава банды, ныне покойный.
- Анна-Мария Д’Амико, жена первого Жирного Тони, мать Майкла, ныне покойная.
- Тощий Тони, «Donnie Fatso», брат Жирного Тони, стал новым главой банды после смерти брата.
- Джои, бандит.
- Легс, «Bart the Murderer», бандит.
- Лоуи, «Bart the Murderer», бандит.
- Джонни Рот-на-замке, молчаливый и хитрый бандит.
- Фрэнки Стукач, «Insane Clown Poppy», невероятно болтливый и везучий бандит.
- Купстер, бандит.
Бизнесмены
Частные предприниматели
- Продавец Комиксов настоящее имя Джефф Альбертсон (Хэнк Азариа), «Three Men and a Comic Book», владелец магазина комиксов.
- Кумико Накамура-Альбертсон, жена продавца комиксов из Японии, видимо, совладелица магазина комиксов.
- Майло и его жена Ягодка, «Husbands and Knives», владельцы магазина Крутоград («Coolsville Comics & Toys»)
- Герман (Гарри Ширер), «Bart the General», однорукий ветеран, собственник магазина «Военный Антиквариат Германа».
- Джек Ларсон, президент компании «Сигареты Ларэми».
- Акира (Джордж Такеи, Хэнк Азариа), «One Fish, Two Fish, Blowfish, Blue Fish», ресторатор.
- Луиджи Ризотто (Хэнк Азариа), итало-американский шеф повар ресторана.
- Капитан Горацио МакКалистер или Морской Капитан (Хэнк Азариа), «New Kid on the Block», ресторатор и капитан собственного судна (в некоторых сериях у него две ноги, в других одна обычная, вторая—деревянная).
- Хэнк Скорпио (Альберт Брукс), «You Only Move Twice», суперзлодей и очень деликатный и дружелюбный работодатель.
- Говард К. Дафф VIII, владелец корпорации «Пиво Дафф» и бейсбольной команды «Спрингфилдские изотопы».
- Джон (Джон Уолтер), «Homer's Phobia», владелец магазина, специализирующегося на торговле антиквариатом и сувенирами. Гей.
- Гуус Гладуэлл, «Fat Man and Little Boy», эксцентричный владелец магазина приколов.
- Артур Богач, спрингфилдский миллионер.
- Френк Орманд (Джек Леммон), «The Twisted World of Marge Simpson», владелец бизнеса по продаже кренделей, ныне покойный.
- Ганс и Фриц, немецкие бизнесмены, «Burns Verkaufen der Kraftwerk», купили АЭС у Монти Бернса за 100,000,000 долларов.
- Бэлла (Тресс Макнилл), «Bart After Dark», владелица публичного дома.
- Цезарь и Юголин, «The Crepes of Wrath», французские виноделы.
- Мистер Костингтон (Дэн Грин), «Kill Gil», владелец магазина.
- Чокнутый Вацлав , «Mr. Plow», продавец подержанных автомобилей.
Служащие
- Лайнел Хатц (Фил Хартман), «Bart Gets Hit By a Car», некомпетентный адвокат и по совместительству сапожник (в настоящее время персонаж не появляется из-за смерти озвучивающего его актёра).
- Гил Гундерсон (Дэн Кастелланета), «Realty Bites», некомпетентный адвокат и продавец.
- Полковник Энтони «Текс» О’Хара, также известный как «Богатый техасец».
- Перисс, дочь «Техасца».
- Подросток со скрипучим голосом настоящее имя Джереми Питерсон (Дэн Кастелланета), «Brush with Greatness», работает на разных низкооплачиваемых должностях, сын кухарки Дорис.
- Профессор Фринк (Хэнк Азариа), «Old Money», учёный, изобретатель, преподаватель Спрингфилдского университета.
- Джон Фринк Старший (Джерри Льюис), «Treehouse of Horror XIV», сумасшедший учёный, зомби и серийный убийца.
- Неназванный, сын, «I, (Annoyed Grunt)-Bot».
- Неназванная, жена.
- Даффмен настоящее имя Барри Даффмен (Хэнк Азариа), «The City of New York vs. Homer Simpson», промоутер, гей (хотя в 16 серии 18 сезона встречался с Буфереллой).
- Линдси Нейгл (Тресс Макнилл), «The Itchy & Scratchy & Poochie Show», антрепренёр.
- Куки Кван (Тресс Макнилл), «Realty Bites», успешный риелтор.
- Парень, который говорит «Дааа» (Дэн Кастелланета), метрдотель, официант, продавец.
- Мама, продавец магазина «Мама и Папа», однажды была подругой Джереми Питерсона.
- Лайл Лэнли (Фил Хартман), «Marge vs. the Monorail», коммивояжёр.
Местные телезнаменитости
Шоу Клоуна Красти
- Клоун Красти настоящее имя Хершель Шмойкел Пинкус Крастофски (Дэн Кастелланета), «Шоу Трейси Ульман», клоун.
- Раввин Хайман Крастофски (Джеки Мейсон), «Like Father, Like Clown», раввин и отец Красти (умер в 1 серии 26 сезона).
- Рейчел Крастофски, мать Красти, ныне покойная.
- Софи, незаконнорожденная дочь Красти.
- Неназванный, сын.
- Джош, племянник Красти.
- Лоис Пенниканди, ассистент Красти.
- Люк Перри, «Krusty Gets Kancelled», сводный брат Красти.
- Сайдшоу Мел (Дэн Кастелланета), «Itchy & Scratchy & Marge», настоящее имя Мелвин Ван Хорн, ассистент Красти.
- Сайдшоу Рахим.
- Луис «Мистер Тини» Тут, обезьяна.
- Тина Балерина, актриса.
- Мисс Нет Значит Нет, «'Round Springfield» актриса.
- Капрал Расправа (или Телесное Наказание) — актёр второго плана.
- Холли Хиппи, ассистентка Красти и его первая жена.
- Эрта Кит, 14-ая жена Красти, ныне покойная (умерла через 6 часов после свадьбы с Красти).
- Принцесса Пенелопа, ассистентка Красти, чуть не заменившая его, 15-ая жена Красти, на которой он так и не женился.
Шоу Щекотки и Царапки
- Щекотка (Дэн Кастелланета), «Krusty Gets Busted», мышь синего цвета, главный герой мультсериала «Щекотка и Царапка», убивает Царапку самыми жестокими способами в каждом выпуске шоу.
- Царапка (Гарри Ширер), «Krusty Gets Busted», чёрный кот, главный герой мультсериала «Щекотка и Царапка».
- Лайка (Дэн Кастелланета), «The Itchy & Scratchy & Poochie Show» и «Treehouse of Horror IX» собака, временный герой мультсериала «Щекотка и Царапка», его озвучивал Гомер.
- Роджер Майерс Младший (Алекс Рокко, Хэнк Азариа), «Itchy & Scratchy & Marge», владелец компании «Щекотка и Царапка Интернэшнл».
- Роджер Майерс Старший, «Itchy & Scratchy Land», основатель компании «Щекотка и Царапка Интернэшнл».
- Честер Дж. Лампвик (Кирк Дуглас), «The Day the Violence Died», создатель Щекотки и насилия в мультфильмах.
- Джун Беллами (Тресс Макнилл), «The Itchy & Scratchy & Poochie Show», актриса, озвучивает Щекотку и Царапку.
Другие телевизионные шоу
- Кент Брокман настоящее имя Кенни Брокельштейн (Гарри Ширер), «Krusty Gets Busted», ведущий блока новостей на 6-м канале.
- Неназванная, сестра, корреспондент CNN.
- Бриттани, дочь.
- Стефани Брокман, жена, Леди Погоды.
- Арни Пай, «Арни в Небесах», репортер 6-го канала на вертолёте.
- Скотт Кристиан, заменял Кента Брокмана.
- Гюнтер и Эрнст, дрессировщики.
- Педро Чеспирито или Человек-Шмель (Хэнк Азариа), латино-американский актёр-комик.
- Эмма (Мэгги Росвелл), «22 Short Films About Springfield», бывшая жена Человека-Шмеля.
- МакГарнигл, телевизионный полицейский.
- Гэббо, «Krusty Gets Kancelled», деревянная кукла.
- Грударелла, пародия на Эльвиру, она появляется в эпизодах «Fraudcast News» и «I'm Spelling as Fast as I Can».
- Принцесса Кашмир, «Homer's Night Out», танцовщица.
- Опал, ведущая ток-шоу.
- Ричард Дин Андерсон (Ричард Дин Андерсон), реальный актёр, играющий МакГайвера (как в Симпсонах и в реальном сериале) и самаго себя, объект фанатизма Пэтти и Сельмы.
- Кейр Бохун (английская версия и озвучка — Эдурад Стэллен, русская версия и озвучка — Виктор Бохон)
Кино
- Трой МакКлюр (Фил Хартман), «Homer vs. Lisa and the 8th Commandment», кинозвезда, лучшие времена которого прошли. Каждую реплику начинает с фразы «Привет, я-Трой МакКлюр, вы можете помнить меня по фильмам…» (персонаж больше не появляется из-за смерти озвучивающего его актёра), также был женат на Сельме Бувье.
- МакАртур Паркер (Джефф Голдблюм), «A Fish Called Selma», агент МакКлюра.
- Долорес Монтенегро, актриса, часто снимается с МакКлюром.
- Райнер Вульфкасл (Гарри Ширер), «Bart the Genius», актёр, играющий роль МакБэйна, светловолосый атлет, говорит с сильным немецким акцентом (пародия на Арнольда Шварценеггера. В полнометражном мультфильме «Симпсоны в кино» тот же персонаж, но с темным цветом волос, фигурирует как президент США Арнольд Шварценеггер).
- Мария, жена Вульфкасла.
- Грета, дочь Вульфкасла.
- Фриц Шнакенпфефферхаусен, владелец колбасной компании, в рекламе которой впервые появился маленький Вульфкасл.
- Скови, герой фильма «МакБейн»; так же был музыкантом в «Поговорим с МакБейном».
- Мамаша МакБейн.
- Бак МакКоул, «The Lastest Gun in the West», престарелый ковбой.
- Сеньор Спилберго, «A Star is Burns», мексиканский режиссёр, нанят Бёрнсом после отказа Стивена Спилберга режиссировать его фильм.
- Деклан Десмонд, «'Scuse Me While I Miss the Sky», режиссёр-документалист.
- Страдивариус Кейн, герой боевиков (пародия на Джеймса Бонда). После травмы, полученной Гомером на АЭС, являлся ему, как галлюцинация от кровоизлияния в мозг.
Радио
- Билл и Марти, радиоведущие на KBBL-FM.
- Джерри Руд, ведущий радиошоу «Туалетные приколы Джерри Руда».
- Бирчибальд «Бирч» Т. Барлоу (Гарри Ширер), «Sideshow Bob Roberts», ведущий политического шоу на KBBL-AM.
Газеты
- Дэвид «Дэйв» Шаттон, репортёр «Спрингфилдского покупателя».
Музыканты
- Мёрфи Кровавые Дёсны (Рон Тейлор), «Moaning Lisa», джазмен, объект фанатизма Лизы, возможно брат доктора Хибберта, ныне покойный.
- Ларлин Лампкин (Беверли Д'Анджело), «Colonel Homer», «Papa Don't Leech» кантри-певица.
- Рэйчел Джордан, «Alone Again, Natura-Diddily», певица христианской рок-группы.
- Алкатрааас, рэпер.
- Цианид, музыкальная группа, поклонники группы Poison.
Спорт
- Дредерик Татум (Хэнк Азариа), «Homer vs. Lisa and the 8th Commandment», профессиональный боксер-тяжеловес (в первых сезонах выглядел иначе).
- Люциус Свит (Пол Винфилд), «The Homer They Fall», бывший боксёр, профессиональный промоутер бокса, менеджер Татума.
- Профессиональные рестлеры: Распутин Дружелюбный Русский (бывший Сумасшедший Русский), Доктор Хиллбилли, Железный Яппи, Профессор Вернер Фон Браун, Дядяшка Срам, Румблелина, Усама бен Неладный и Колин МакПалица.
- Капитан Ланс Мёрдок, «Bart the Daredevil», каскадер.
- Капитан Гуфболл, «Dancin' Homer», талисман бейсбольной команды и конгрессмен.
- Флэш Бэйли, «Dancin' Homer», бейсболист «Спрингфилдских изотопов».
- Антон Любченко, футболист Спрингфилдского Университета.
- Козлов, «Helter Shelter», игрок хоккейной команды «Спрингфилдские изотопы», русский.
- Стан «Мальчик» Тейлор, «Homer Loves Flanders», футболист, полузащитник «Спрингфилдских атомов».
- Клай Бабкок, двукратный чемпион гонок.
- Ронни Бек, трёхкратный чемпион скоростного спуска.
- Джеквис (Альберт Брукс), «Life on the Fast Lane», профессиональный игрок в боулинг.
- Бак Митчелл, «Marge and Homer Turn a Couple Play», бейсболист, игрок «Спрингфилдских изотопов».
Таверна Мо
- Мо Сизлак (Хэнк Азариа), «Simpsons Roasting on an Open Fire», владелец таверны.
- Барни Гамбл (Дэн Кастелланета), «Simpsons Roasting on an Open Fire», алкоголик.
- Арни Гамбл, «Raging Abe Simpson and His Grumbling Grandson in "The Curse of the Flying Hellfish"», отец Барни, ныне покойный.
- Неназванный, дядя, владелец боулинга.
- Сэм, алкоголик, ходит в зелёной кепке. Лучший друг Ларри."Homer’s Odyssey"
- Ларри, алкоголик, лучший друг Сэма. В одной серии пытался перепить Мо, но попал в больницу с отравлением."Homer’s Odyssey"
- Инкогнито, «Fear of Flying», человек, похожий на Гомера как две капли воды, только с усами.
- Дариа, иногда подруга Барни.
- Коллет, бывшая официантка.
- Джои Джо-Джо Младший Шабаду, знакомый Барни.
Медицина
- Доктор Ник Ривьера (Хэнк Азариа), «Bart Gets Hit By a Car», некомпетентный врач.
- Доктор Вулф, Last Exit to Springfield, дантист.
- Доктор Марвин Монро (Гарри Ширер), «There's No Disgrace Like Home», психоаналитик, ныне покойный.
- Доктор Фостер (Хэнк Азариа), «Hurricane Neddy», психиатр.
- Доктор Салли Уокслер, «Sideshow Bob's Last Gleaming», психиатр.
- Доктор Молли Космос, пластический хирург.
- Доктор Стив, мануальный терапевт.
- Доктор Стиффи, костоправ.
- Доктор Цвейг (Анна Банкрофт), «Fear of Flying», психоаналитик.
- Доктор Рэй, докторпрохор
Причал
- Неназванный капитан (Хэнк Азариа), «The Wife Aquatic», капитан «Гниющего Пеликана».
- «Португалец» Фаусто (Хэнк Азариа), «The Wife Aquatic», член команды «Гниющего Пеликана».
- Билли (Морис Ламарш), «The Wife Aquatic».
- Пять неназванных членов команды (Дана Гоулд), «The Wife Aquatic».
- Эмили (Памела Хейден), «The Wife Aquatic», рабочая.
- Натаниэль, «The Wife Aquatic», рабочий.
- Неназванный, «The Wife Aquatic», рабочий.
- крошка Пит, коротышка с лицом клоуна Красти.
Другие
- Сумасшедшая Кошатница (Тресс Макнилл), «Girly Edition», (она же Элеонор Эбернети) сумасшедшая жительница Спрингфилда.
- Младенец Джеральд, «Sweet Seymour Skinner's Baadasssss Song», (он же Однобровый Младенец) враг Мэгги.
- Джаспер Бердли (Гарри Ширер), «Homer's Odyssey», пожилой обитатель Спрингфилдского Дома Престарелых.
- Диско Стю (Хэнк Азариа), «Two Bad Neighbors», любитель диско.
- Бог (Гарри Ширер), «Homer the Heretic», божество.
- Иисус Христос, полу-бог, сын Бога и девы Марии.
- Ганс «Крот» Молман (Дэн Кастелланета), «Principal Charming», очень близорукий житель города, постоянно попадающий в переделки, бывший мэр Спрингфилда.
- Престарелый Еврей или Сумасшедший Старик, «Krusty Gets Kancelled», житель Спрингфилдского Дома Престарелых.
- Арти Зифф (Йон Ловиц, Дэн Кастелланета), «The Way We Was», поклонник Мардж, бывший миллионер, ныне заключенный, и, вероятно, погибший в тюрьме от рук сокамерников.
- Хлоя Тэлбот, (Ким Кэттролл), «She Used To Be My Girl», бывшая подруга Мардж.
- Дэвон Бредли (Эдвард Нортон), «The Great Money Caper», актёр.
- Директор Дондлингер, «The Way We Was», директор средней школы в годы молодости Мардж и Гомера.
- Джуб-Джуб, «Selma's Choice», игуана, принадлежит Сельме.
- Бенджамин, Дуг и Гэри (Гарри Ширер, Дэн Кастелланета и Хэнк Азариа), «Homer Goes to College», умники.
- Заплатка и Бедняжка Виолетта (Памела Хейден, Тресс Макнилл), «Miracle on Evergreen Terrace», сироты.
- Биатрис «Биа» Симмонс (Одри Мэдоус), «Old Money», бывшая обитательница Спрингфилдского Дома Престарелых, встречалась с Эйбом (ныне покойная). Мать Минди.
- Леон Комповски (Майкл Джексон), «Stark Raving Dad», душевнобольной, думает, что он Майкл Джексон.
- Аса Фелпс, «Raging Abe Simpson and His Grumbling Grandson in "The Curse of the Flying Hellfish"», сослуживец Эйба, ныне покойный.
- Милтол «Вол» Хаас, «Raging Abe Simpson and His Grumbling Grandson in "The Curse of the Flying Hellfish"», сослуживец Эйба, ныне покойный.
- Итч Вестгрин, «Raging Abe Simpson and His Grumbling Grandson in "The Curse of the Flying Hellfish"», сослуживец Эйба, ныне покойный.
- Гифф МакДональд, «Raging Abe Simpson and His Grumbling Grandson in "The Curse of the Flying Hellfish"», сослуживец Эйба, ныне покойный.
- Рой, «The Itchy & Scratchy & Poochie Show», гость Симпсонов.
- Джебедая Обадая Захария Джедидая Спрингфилд, a.k.a. Ганс Спрангфилд (Гарри Ширер), основатель Спрингфилда, бывший пират.
- Шелбивилль Манхэттен (Хэнк Азариа), основатель Шелбивилля.
- Миссис Глик (Клорис Личман, Тресс Макнилл), пожилая женщина, проживающая на Вечнозеленой Террасе.
- Мисс Олбрайт (Тресс Макнилл), «The Telltale Head», учительница воскресной школы.
- Саркастический Мужчина (Хэнк Азариа), «The Telltale Head», разнорабочий.
- Парень из Яичного комитета, «Homer the Great», человек в костюме яйца, представитель тайного Ордена Каменщиков в Яичном комитете.
- Небесный Койот (Джонни Кэш), «El Viaje Misterioso de Nuestro Jomer (The Mysterious Voyage of Homer)» — ангел-хранитель Гомера Симпсона, явившийся ему в его необычном сне в виде говорящего койота, и «Blazed and Confused» — В видении Мардж Симпсон (на 15 минуте, 27 секунде).
Смерти
- Клэнси Бувье (отец Мардж) (до фактического начала сериала), упомянут в «Jazzy and the Pussycats»(?-?), причина смерти рак лёгких из-за курения.
- Снежинка I (до фактического начала сериала), упомянута в «Simpsons Roasting on an Open Fire», сбита машиной.
- Мёрфи Кровавые Дёсны, «Round Springfield», (1945—1995). Умер в больницы от неизвестной болезни, возможно смертельной.
- Фрэнк Граймс Homer' s enemy охранник на Спрингфилдской АЭС умер от удара электрическим током, враг Гомера Симпсона.
- Мод Фландерс, Alone Again, Natura-Diddily", (1963—2000) насмерть разбилась, упав с последнего ряда трибуны.
- Коты Лизы: Снежинка II, Снежок III и Колтрейн (Саксофон) «I, D'oh-Bot», сбита машиной доктора Хиберта; утонул в аквариуме, пытаясь съесть рыбку; выпрыгнул из окна из-за звуков саксофона и разбился на смерть.
- Эмбер Пай Гоа Симпсон (?-2001) (лас-вегасская жена Гомера), «Jazzy and the Pussycats», умерла от передозировки.
- Доктор Марвин Монро, (1941—1995/2005) в одном из первых сезонов умер, а спустя пару лет, во второй серии пятнадцатого сезона снова появился в сериале. Так же, в 25 хеллоуине появился в виде призрака.
- Мона Симпсон, (1931—2008)"Mona Leaves-a" (мать Гомера) умерла от сердечного приступа. Позже её прах был развеян над Спрингфилдом.
- Жирный Тони, «Donnie Fatso», (1958—2010) остановка сердца, непосредственным виновником чего стал Гомер. В той же серии было показано, что место босса мафии занял его брат Тощий Тони. Фактически, статус-кво был сохранен.
- Многие персонажи неканонично умирали в хэллоуинских выпусках.
- Шери Боббинс (пародия на Мэри Поппинс) — эпизодический персонаж, в первый и в последний раз появляется в серии Simpsoncalifragilisticexpiala(Annoyed Grunt)cious, сбита пролетающим самолётом.
- Раввин Крастовски, (1939—2014) отец Красти.
- Эдна Крабаппл, учительница Спрингфилдской начальной школы, преподававшая в классе Барта, о ее смерти было объявлено в эпизоде The Man Who Grew Too Much.
- Арти Зифф (Йон Ловиц, Дэн Кастелланета), «The Way We Was», поклонник Мардж, бывший миллионер, ныне заключенный, и, вероятно, погибший в тюрьме от рук сокамерников.
- Неназванный кролик (до фактического начала сериала), принадлежал Мардж в детстве.
- Морская свинка Коричка (до фактического начала сериала), упомянута в эпизоде «I, D'oh-Bot», принадлежала Мардж в детстве.
Вымышленные персонажи
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
- Бендер, впервые был увиден в 26 сезоне 6 серии, (Симпсорама).
- Мирна Беллами, на самом деле актриса Кармен Электра.
- Аляска Небраска, очень популярная подростковая певица (пародия на Ханну Монтану).
См. также
- Второстепенные персонажи «Симпсонов»
- Список персонажей, появившихся только в одной серии «Симпсонов»
- Список приглашенных звёзд в «Симпсонах»
- Серии мультсериала «Симпсоны»
- Животные в «Симпсонах»
Напишите отзыв о статье "Список персонажей мультсериала «Симпсоны»"
Примечания
- ↑ В одной серии она поменяла свою фамилию на «Бувье», но потом опять вернуля фамилию «Симпсон»
Ссылки
- [simpsonspedia.net/index.php?title=Charakterguide Персонажи «Симпсонов»] (нем.) на SimpsonsPedia
- [www.simpsons-blog.de/charaktere/ Персонажи «Симпсонов»] (нем.)
- [tim.rawle.org/simpsons/chars.htm Персонажи «Симпсонов»] (англ.)
Отрывок, характеризующий Список персонажей мультсериала «Симпсоны»
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.
Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.
Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.
Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.