The Regina Monologues
Поделись знанием:
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
| «The Regina Monologues» | ||||
| «Монологи Регины» | ||||
| Эпизод «Симпсонов»
<tr><th style="font-size: 100%;" align="center" colspan="2"> | ||||
|
<tr><th align="center" colspan="2">Постер к эпизоду</th></tr> | ||||
|---|---|---|---|---|
| Номер эпизода | 317 | |||
| Код эпизода | EABF22 | |||
| Первый эфир | 23 ноября 2003 года | |||
| Исполнительный продюсер | Эл Джин | |||
| Сценарист | Джон Шварцвельдер | |||
| Режиссёр | Марк Киркланд | |||
| ||||
| [www.snpp.com/episodes/EABF22 SNPP capsule] | ||||
«The Regina Monologues» (рус. чаще всего употребляется перевод «Монологи Регины»; более точный перевод — «Монологи королевы») — четвёртая серия пятнадцатого сезона мультсериала «Симпсоны». Примечательна тем, что это первая серия, где высокопоставленный член правительства озвучил самого себя. Кроме того, это первая серия, в которой семья Симпсонов посещает европейскую страну в полном составе; до этого Барт побывал во Франции («The Crepes of Wrath»), а Гомер — в Нидерландах («Burns’ Heir»), Швеции («Homer’s Barbershop Quartet») и Шотландии («Monty Can’t Buy Me Love»).
Сюжет
Когда Смитерс отказывается одолжить Бёрнсу доллар, тому приходится воспользоваться банкоматом. Купюра в тысячу долларов вылетает из аппарата и, ударившись о грудь Бёрнса, улетает. Её находит Барт Симпсон, но Мардж заставляет его сначала поискать владельца купюры, расклеив объявления. В дом Симпсонов приходят толпы людей, но никто не может доказать, что деньги принадлежат именно ему. После этого Барт открывает в своём домике на дереве музей, где за $5 с посетителя демонстрирует банкноту всем желающим. Внезапно в музее появляется Бёрнс и показывает синяк на груди, полностью соответствующий купюре по форме.
Барт отдаёт деньги законному владельцу; тем не менее выручка от музея составила около трёх тысяч долларов и Симпсоны решают отправиться в путешествие. Эйб Симпсон предлагает поехать в Англию, чтобы найти свою старую любовь — англичанку Эдвину, с которой он познакомился в 1944 году во время Второй мировой войны. В аэропорту Лондона Симпсонов приветствует премьер-министр Великобритании Тони Блэр, но Гомер Симпсон путает его с мистером Бином. Пока взрослые заняты, дети Симпсонов наслаждаются английскими сладостями. Также в своём путешествии Симпсоны встречают Джоан Роулинг и Иэна Маккеллена. Всё идёт хорошо до тех пор, пока Гомер не берёт напрокат машину: он подъезжает к Букингемскому дворцу и врезается в карету королевы Великобритании. Гомера судят и отправляют в Тауэр; Лиза помогает ему сбежать по тайному ходу, но этот ход ведёт прямо в спальню королевы. Симпсона ловят, но ему удаётся уговорить королеву отпустить его при условии, что он вывезет из страны певицу Мадонну.
Перед самым отлётом Эдвина находит Эйба в аэропорту и знакомит его со своей 58-летней дочерью Эбби, как две капли воды похожей на Гомера.
Интересные факты
- Когда Смитерс говорит, что пин-код Бёрнса — это его возраст, тот нажимает 4 клавиши (последнее нажатие, очевидно, «ВВОД»).
- В этой серии должен был появиться футболист Дэвид Бекхэм, но продюсеры сочли, что он недостаточно известен в США, чтобы стать приглашённым гостем[1].
- Эбби — старшая дочь Эйба, но о ней зрители сериала узнали позже, чем о брате Гомера Герберте Пауэлле (который появлялся в сериях «Oh Brother, Where Art Thou?» и «Brother, Can You Spare Two Dimes?»).
- Гомера собираются казнить, хотя смертная казнь в Великобритании была отменена в 1965 году.
- Гомер замечает на багаже королевы инициалы «H.R.H.», которые он интерпретирует как «Генриетта Р. Гиппопотам»; на самом деле это расшифровывается как «Его/её королевское высочество» (His/ Her Royal Highness) и применяется при обращении к членам королевской семьи, а не к самой королеве.
- Хотя Лиза говорит, что Уолтер Рэли использовал секретный туннель, чтобы сбежать из Тауэра, на самом деле он этого не делал и был казнён в 1618 году.
Культурные отсылки
- Сцена, в которой Тони Блэр улетает приветствовать канадскую пару — пародия на фильм «Шаровая молния» (четвёртый из серии фильмов про Джеймса Бонда).
- В названии серии обыграно название пьесы Ив Энслер «Монологи вагины». Само же слово «Regina» в переводе с латыни означает «королева».
- Гомер упоминает случай, когда Хью Грант был пойман в машине с проституткой в Голливуде.
- В сценах, где Барт и Лиза галлюцинируют, объевшись сладкого, пародируются фильм «На игле» (Мэгги, ползающая по потолку, поворачивает голову на 360 градусов), а также мультсериал «Бивис и Баттхед» (дети Симпсонов смеются точно так же, как его главные герои).
- Статьи о преступлении Гомера Симпсона появляются в британских газетах «The Times», «The Daily Mirror», «Daily Mail» и «The Sun».
- В одном из лондонских театров идёт пьеса Чехова «Вишнёвый сад».
- Иэн Маккеллен упоминает театральную примету о том, что произносить название пьесы Шекспира «Макбет» не к добру.
- Сцена, где Гомер несколько часов едет по кругу, взята из фильма «Отпуск в Европе».
- На выдуманной «Лунной вечеринке» Барта присутствует робот R2-D2 из «Звёздных войн».
- Гомер упоминает Райана Гиггза — полузащитника сборной Уэльса по футболу и вице-капитана английского клуба «Манчестер Юнайтед».
- Когда дедушка Симпсон отплывает, во флешбэке звучит «Марс, несущий войну» — отрывок из сюиты Густава Холста «Планеты».
- Один из спорящих джентльменов называет другого Лордом ДартВейдером.
Напишите отзыв о статье "The Regina Monologues"
Примечания
- ↑ [news.bbc.co.uk/cbbcnews/hi/tv_film/newsid_2937000/2937711.stm CBBC Newsround | TV FILM | D’oh! The Simpsons say no to Becks!]
Ссылки
- [www.thesimpsons.com/episode_guide/1504.htm «The Regina Monologues»] на официальном сайте «Симпсонов»
- [www.tv.com/the-regina-monologues/episode/223791/summary.html «The Regina Monologues»] на TV.com
- The Regina Monologues (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий The Regina Monologues
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
