Саамы Швеции

«Саам с собакой».
Картина шведского художника Юхана Тирена (1853—1911)

Саамы Швеции — часть саамского народа, одно из национальных меньшинств этой страны. Численность шведских саамов составляет, по приблизительным данным, от 17 тысяч до 20 тысяч человек (при общей оценке численности саамов в Норвегии, России, Финляндии и Швеции в 70 тысяч человек). В Швеции саамы проживают большей частью в северной части страны, на территории ленов Норрботтен и Вестерботтен. Число шведских саамов, для которых родным является один из саамских языков, существенно меньше — приблизительно 6 тысяч человек.

Исторические сведения

Археологические находки показывают, что на территории Лапландии саамы живут уже в течение, по крайней мере, трёх тысяч лет (в Лапландии люди стали жить намного раньше, около 8—9 тысяч лет назад, однако нет достоверной информации об этническом происхождении этого древнего населения и его связях с саамами).

Историю «шведской саамской политики» — политики Швеции по отношению к саамскому государству — принято делить на три этапа. Во время раннего этапа (1548—1846) эта политика по существу представляла собой локальное приложение к саамам общенациональной политики. В XVIII веке на севере Швеции наблюдалось существенное увеличение численности финских и шведских переселенцев, что приводило ко всё большему социальному давлению на традиционный хозяйственный уклад саамов; в таких условиях происходило дальнейшее обнищание саамского населения, которое и раньше никогда не отличалось достатком. Ещё одной проблемой саамов было пьянство, которое имело существенно более серьёзное отрицательное влияние на их жизнь по сравнению с аналогичной проблемой у других народов Северной Европы, поскольку алкоголь никогда не был продуктом, использовавшимся саамами, ведшими традиционный образ жизни.

На втором этапе (1846—1971) в Швеции были приняты специальные законодательные акты, касающиеся саамов, в целом политику на этом этапе можно назвать этнически дискриминационной. Саамский язык в повседнем общении постепенно вытеснялся шведским (в некоторых районах — финским); а с некоторого времени и официальная политика в области образования взяла курс на полную гегемонию шведского языка (шведизацию). Политика шведизации продолжалась по существу до середины XX века.

Современный период, начавшийся в 1971 году, характеризуется активной деятельностью саамских организаций и постепенным переходом политики Швеции от этнической дискриминации к этнической терпимости. При этом, если на государственном уровне рецидивов антисаамских проявлений практически нет, на бытовом уровне наследие антисаамской политики по-прежнему продолжают оставаться достаточно сильными, особенно в северной части государства. Несаамское население этой страны относится к саамам в значительной степени предвзято, а знание большинства шведов о них сводится к тому, что саамы — кочевники, пасущие северных оленей. Одной из причин такого стереотипного представления о культуре саамов связано с изъянами в школьных программах, не дающих учащимся достаточного объёма сведений о коренных народах вообще и о саамах (как и о других национальных меньшинствах Швеции) в частности.

Саамы в современной Швеции

Языки шведских саамов

В Швеции распространены пять саамских языков (рассматриваемые некоторыми исследователями как диалекты единого саамского языка), все они относятся к западносаамской группе. Примерное число носителей языков составляет (2009):

• Луле-саамский язык (лууле) — 1500 носителей (общее число носителей в Норвегии и Швеции — около 2000)
• Пите-саамский язык (пите). Около 20 носителей
• Северносаамский язык (северосаамский, северный саамский) — 4000 носителей (общее число носителей в Норвегии, Финляндии и Швеции — около 20,7 тысяч)
• Уме-саамский язык (ууме). От 10 до 20 носителей
• Южносаамский язык — 300 носителей (общее число носителей в Норвегии и Швеции — около 600)

Статус саамских языков в Швеции

В современной Швеции саамский язык является одним из шести официальных языков меньшинств. Сначала саамский язык получил официальный статус в четырёх муниципалитетах (коммунах) лена Норрботтен (Арьеплуг, Елливаре, Йокмокк и Кируна), а после принятия нового закона в 2009 году саамский язык получил с 1 мая 2010 года официальный статус ещё в 14 муниципалитетах.

Саамский парламент

Саамский парламент Швеции (с.-саамск. Sámediggi, луле-саамск. Sámedigge, южносаамск. Saemiedigkie, швед. Sametinget) — выборный представительный орган культурного самоуправления саамов Швеции; сфера его деятельности в значительной степени ограничена вопросами, связанными с саамской культурой (включая проблемы поддержания и развития саамских языков), а также вопросами оленеводства. Секретариат парламента находится в Кируне. Начал работать 1 января 1993 года.

Регулярно проходят конгрессы и конференции саамского населения страны. 18—19 июня 2012 года Национальный конгресс шведских саамов прошёл в Йокмокке.

Саамы как коренное население Швеции

То, что «саамы, безусловно, были первыми обитателями Шведской Лапландии», были признано ещё в XIX веке, в процессе обсуждения первого в Швеции закона о выпасе оленей; к тому же периоду относится и признание того факта, что саамы существуют, будучи вытесненными за пределы культурного общества. Вопрос о том, что саамы являются коренным народом, активно обсуждался и в процессе дискуссии, связанной с ратификацией Конвенции Международной организации труда «О коренных и племенных народах в независимых государствах» № 169 от 1989 года: «Саамы являются коренным народом в Швеции… Саамское население проживало на территории, которая сейчас является севером Швеции, ещё до того, как эта страна установила свои государственные границы».

Одним из наиболее важных с юридической точки зрения событий последних лет для шведских саамов стало признание за ними в 2011 году Верховным судом Швеции традиционного право на определенную территорию.

События вокруг рудника Каллак

С начала 2010-х годов в северной Швеции (большей частью в коммуне Йокмокк лена Норрботтен) началось активное противостояние между рудными компаниями и местной саамской общиной, которую поддерживают активисты-экологи. Так, в апреле 2012 года железорудная компания Beowulf Mining заявила о невозможности продолжать работы на проекте Каллак из-за противодействия саамов. Летом 2013 года противостояние обострилось. В начале августа активисты блокировали дорогу к руднику Каллак. А в конце августа, когда Правительство Швеции разрешило эксплуатацию месторождения никеля на руднике Каллак, на землях традиционного проживания саамов, саамские партии и организации Швеции выступили с резким осуждением этого решения. В заявлении представителей саамской общественности и саамских партий Швеции говорится, что данное решение «демонстрирует полное неуважение к саамскому народу и его международно признанным правам коренного этноса. Глубоко трагично и оскорбительно, что возможности для детей саами сохранять их культурное наследие и продолжать жить и работать на своей земле должны определяться в офисе министерства промышленности, энергетики и коммуникаций». В заявлении говорится о «категорическом неприятии этого решения, которое означает продолжение колонизации саамского народа и саамских земель», а также о том, что ситуация, когда «неясные описания и чистые спекуляции о возможных финансовых выгодах являются решающими для министерства и перевешивают традиционные права саами», является «явной провокацией». Саамский парламент Норвегии выпустил обращение на имя главы МИД Норвегии, в котором говорится о том, что «права коренного народа саами в этой ситуации не соблюдаются» и содержится просьба провести на эту тему переговоры с министром иностранных дел Швеции.

В октябре 2014 года власти лена Норрботтен заявили, что они не дадут разрешения на разработку рудного месторождения. Своё решение они обосновали тем, что может быть нанесён большой вред природе и оленеводству — причём не из-за деятельности самого рудника, а в результате работ по созданию связанной с рудником транспортной инфраструктуры.

Литература

• Lewis, M. Paul (ed.), 2009. Ethnologue: Languages of the World, Sixteenth edition. Dallas, Tex.: SIL International. [www.ethnologue.com/ Онлайн-версия] (англ.)
• Morkenstam, Ulf [www2.brandonu.ca/library/CJNS/25.2/cjnsv25no2_pg433-461.pdf Indigenous Peoples and the Right to Self-Determination: The Case of the Swedish Sami People («Коренные народы и право на самоопределение на примере саамов Швеции»)] (англ.) // The Canadian Journal of Native Studies : журнал. — 2005. — Vol. 25, no. 2. — P. 433—461.
• Kvist, Rober [www2.brandonu.ca/library/CJNS/12.2/kvist.pdf Nomadic Saami and Alcohol: Jokkmokk Parish, 1760—1910 («Кочевые саами и алкоголь: община Йокмокк, 1760—1910»)] (англ.) // The Canadian Journal of Native Studies : журнал. — 1992. — Vol. 12, no. 2. — P. 185—201.
• Kvist, Roger [www2.brandonu.ca/library/CJNS/14.2/kvist.pdf The Racist Legacy in Modern Swedish Saami Policy («Расистское наследие в современной политике Швеции по отношению к саамам»)] (англ.) // The Canadian Journal of Native Studies : журнал. — 1994. — Vol. 14, no. 2. — P. 203—220.

Ссылки

• Пельцер Г., Экснер Х. [www.uarctic.org/singleArticle.aspx?m=519&amid=3257 Формирование современного государства и коренные народы]. University of the Arctic (2011). Проверено 19 декабря 2011.

Швеция   Саамы   Культура

Отрывок, характеризующий Саамы Швеции

– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.