Сражение при Драгашани

Сражение при Драгашани
Основной конфликт: Греческая революция
Дата	7 (19) июня 1821 года
Место	Дрэгэшани, Валахия
Итог	Победа Османской империи
Противники
Греческие повстанцы «Священный отряд» Османская империя
Командующие
Александр Ипсиланти Василис Каравиас Дервиш-паша Кара-Феиз
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Сражение при Драгашанах — бой между отрядами «Филики Этерия» и войсками Османской империи, происшедший 7 (19) июня 1821 года в начале Греческой революции на территории Валахии (сегодняшней Румынии) у местечка Дрэгэшани (Драгашани).

Хроника событий

В 1814 году в Одессе было создано греческое тайное общество «Филики Этерия», целью которого было освобождение Греции от турецкого господства. В 1820 году руководство обществом принимает Александр Ипсиланти, генерал русской армии и адъютант российского императора Александра I. В январе 1821 года принимается решение направить отряды этеристов в придунайские княжества, начав там боевые действия против турок с целью продвижения на юг и организации восстаний в Греции и на Балканах. 21 Февраля Василис Каравиас начинает военные действия в городе Галац. 22 февраля Ипсиланти с группой этеристов переходит Прут и подаёт в отставку из российской армии. 14 марта император отрекается от Ипсиланти. 23 марта Ипсиланти входит в Плоешти, но в тот же день предаётся анафеме Константинопольским патриархом Григорием V.

В конце марта происходит разлад с валашским союзником Владимиреску и казнь последнего. Этеристы отходят к предгорьям Карпат. 30 апреля турки, получив согласие императора России, вводят войска в Валахию, 2 мая берут Галац и сжигают его. Этеристы отступают с боями и разбивают лагерь у города Рымник в 8 часах от Драгашан.

Драгашаны

Основные силы турок двинулись через Бухарест на север. Одновременно из города Видин к реке Олт направился Дервиш Паша, имевший 4000 пехотинцев и 2000 всадников. Эта вторая колонна заняла 4 монастыря недалеко от Драгашан. Силы второй колонны были соизмеримы с силами этеристов (в общей сложности 5000 пехотинцев и 2000 всадников) и Ипсиланти принял решение сразится с ней до того как две турецких колонны соединятся.

3 июня Георгакис Олимпиос и Николай Ипсиланти со своим «Священным Корпусом», состоящим из греческой студенческой молодёжи России, Австрии и Валахии, и тысячник Каравиас с 800 всадниками оставили Рымник и направились вдоль правого берега Олта к Драгашанам. Через 2 дня выступил и Ипсиланти с основными силами. Ввиду дождливой погоды только 6 июня отряды стали подходить к Драгашанам. Олимпиос расположился у холма, впереди него «Священный корпус» и кавалеристы Каравиаса.

Ипсиланти расположился в трёх часах хода от них. Приказ Ипсиланти был не предпринимать действий без команды. На рассвете 7 июня командир передовых турецких частей Кара Феиз, обнаружив перед собой противника, стал готовить оборону в Драгашанах и жечь здания, мешающие обзору. В 10 утра Каравиас, отличавшийся легкомыслием, успел к этому часу оказаться пьяным и решил, что турки уходят и потому жгут село, и решил не терять шанс прославится. Олимпиос, который мог его угомонить, был на совещании у Ипсиланти. Молодой Н. Ипсиланти не смог сдержать его. Каравиас со своими кавалеристами атаковал монастырь Сербаништи, вызывая туркок выйти из него, но тем временем турки из трёх других монастырей окружили и атаковали его, убив 140 всадников Каравиаса.

Н. Ипсиланти, видя трагическое положение Каравиаса, собрал «Священный корпус», воины которого до того «собирали черешню, чтобы утолить голод», и быстрым маршем пошёл на выручку. Однако Каравиас, получив помощь «Священного корпуса» и возможность вырваться из окружения, ушёл с поля боя вместе с частью кавалеристов к холму. Теперь на поле боя остались только 300 пехотинцев «Священного корпуса» с 2 орудиями и 200 кавалеристов.

Кара Феиз, видя, что корпус остался без прикрытия, бросил на него все силы. Первая атака турок была отбита. Молодёжь корпуса, взявшая впервые в руки оружие месяц тому назад, отказывалась сдаваться, осознавая, что это её первый и последний бой. Корпус сражался отчаянно. Турецкая кавалерия рассекла каре на две части. Один за другим в погибли все сотники: Дракулис, Суцос, Крокос, Иоаннитис. Затем настал черёд знаменосца Ксенофонта и швейцарца Вердье. 120 бойцам удалось вырваться к руслу сухого ручья, где они продолжили отчаянно отбиваться. В это время на выручку к ним подошёл Хоркас со своими 50 пандурами, Олимпиос и безымянный сербский архимандрит, дав возможность спастись остаткам «Священного корпуса».

Турки взяли в плен 37 бойцов корпуса и отправили их в Константинополь, где все они, после пыток, были обезглавлены.

После Драгашан

Разношёрстная армия этеристов рассыпалась. 8 июня Ипсиланти издал последний приказ, украсив эпитетами своих соратников и почтив память только «Священного корпуса»: «Вы же тени настоящих эллинов…». 13 июня Ипсиланти простился с Олимпиосом и направился к австрийской границе, в надежде через Триест добраться до Греции. Но австрийцы заключили его и товарищей в тюрьму, где они и пробыли до 1827 года. Вышел Ипсиланти из тюрьмы тяжело больным и умер через несколько недель.

17 Июня «новый Леонид» Афанасиос Карпенисиотис и его 400 соратников, отказавшись перейти на российский берег Прута, погибли в героическом бою «во славу оружия» (Битва при Скулени). Фармакис и Олимпиос продолжали воевать в княжествах до сентября. 5 Сентября Олимпиос и его соратники взорвали себя и осаждавших их турок в монастыре Секку (см. Бой у монастыря Секку ). Яннакис Колокотронис с сотней бойцов пробился к Дунаю, переправился через него и прошёл с боями через Болгарию и Северную Грецию до полуострова Пелопоннес, подоспев на помощь своему родственнику Теодору Колокотронису, осаждавшему турок в Триполи (Осада Триполицы).

Этеристам не удалось поднять восстание на Балканах, восстала только Греция, где они постепенно потеряли контроль над событиями и самоликвидировались. Но и турки, и Священный союз христианских монархов поспешили с оценкой событий в княжествах. Это было только начало долгой девятилетней и кровопролитной войны греков за воссоздание своего государства. Драгашаны по существу стали первым боем этой войны.

Источники

• Goldstein, Erik. Wars and Peace Treaties 1816—1991. Routledge, 1992.
• Miller, William. The Ottoman Empire and Its Successors, 1801—1927. Routledge, 1966.
• Γ. Κορδάτου. Μεγάλη Ιστορία της Ελλάδας
• Εγκυκλοπαίδεια Παπυροσ Larousse Britannica

Ссылки

• [www1.rizospastis.gr/wwwengine/story.do?id=817371 Εφημερίδα Ριζοσπαστησ: Η μάχη του Δραγατσανίου. Το τέλος της εκστρατείας του Υψηλάντη]

Отрывок, характеризующий Сражение при Драгашани

– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!


Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.