Хаппель, Эрнст

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эрнст Хаппель
Общая информация
Полное имя Эрнст Франц Херманн Хаппель
Прозвище Der Grantler
Родился
Вена Австрия
Гражданство
Рост 178 см
Вес 79 кг
Позиция защитник
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Молодёжные клубы
1938—1942 Рапид (Вена)
Клубная карьера*
1942—1954 / Рапид (Вена) 177 (8)
1955—1956 Расинг (Париж) 42 (9)
1956—1959 Рапид (Вена) 63 (17)
Национальная сборная**
1947—1958  Австрия 51 (5)
Тренерская карьера
1962—1968 АДО
1968—1973 Фейеноорд
1973—1975 Севилья
1975—1978 Брюгге
1978  Нидерланды
1979—1981 Стандард
1981—1987 Гамбург
1987—1992 Сваровски-Тироль
1991—1992  Австрия
Международные медали
Чемпионат мира
Бронза Швейцария 1954

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Эрнст Франц Херманн Ха́ппель (нем. Ernst Franz Hermann Happel; 29 ноября 1925, Вена — 14 ноября 1992, Инсбрук) — выдающийся австрийский футбольный тренер. В качестве футболиста выступал на позиции защитника в венском «Рапиде», в составе которого шесть раз становился чемпионом Австрии. В составе сборной Австрии по футболу провёл 51 матч и забил 5 голов, участник чемпионатов мира 1954 и 1958 годов.

С 1962 года приступил к тренерской работе, и за 30 лет карьеры, вплоть до своей смерти в 1992 году, дважды приводил свои клубы к победе в Кубке европейских чемпионов и ещё трижды доходил до финала европейских клубных турниров. В общей сложности завоевал восемь чемпионских титулов первенств Нидерландов, Бельгии, Германии и Австрии. Вице-чемпион мира 1978 года вместе со сборной Нидерландов.





Карьера игрока

Клубная карьера

Большую часть своей игровой карьеры Хаппель провёл в венском «Рапиде» (1942—1955 и 1956—1959), с перерывом на два сезона во французском «Расинге» (Париж). Вместе с «Рапидом» он шесть раз получал титул чемпиона Австрии, выигрывал кубок Австрии а также проводившийся в 1951 году Кубок Центропы. Хаппель играл в обороне на позиции центрального защитника и стоппера. Отличался высокотехничной и изысканной игрой.

Карьера в сборной

Карьеру в национальной сборной Австрии начал 14 сентября 1945 года матчем против сборной Венгрии в Вене (4:3). Выступал в составе австрийской команды на двух чемпионатах мира: в 1954 (бронзовый призёр) и 1958 годах.

Был участником знаменитого четвертьфинального матча чемпионата мира 1954 года между Швейцарией и Австрией, т. н. «Знойной битвы под Лозанной» (нем. Hitzeschlacht von Lausanne). Эта игра проходила в условиях более чем 35-градусной жары и завершилась победой сборной Австрии со счётом 7:5 — рекорд чемпионатов мира по количеству голов в одной игре, не побитый до сих пор. Австрия тогда вышла в полуфинал, где уступила будущим чемпионам — сборной ФРГ, но затем смогла выиграть матч за 3-е место у команды Уругвая — 3:1. Эта «бронза» по сей день является высшим достижением австрийского футбола на чемпионатах мира.

Последнюю игру за национальную сборную Хаппель провёл сразу после окончания чемпионата мира 1958 года — 14 сентября 1958 года со сборной Югославии (австрийцы уступили со счётом 3:4).

Тренерская карьера

Свою тренерскую деятельность Эрнст Хаппель начал в должности технического директора венского «Рапида». После этого с 1962 года, когда он принял голландский клуб АДО из Гааги, и вплоть до 1987 года он не тренировал ни одной австрийской команды. За это время он успел выиграть чемпионаты и кубки трёх стран (Нидерландов, Бельгии и Германии). В 1978 году, возглавляя сборную Нидерландов, Хаппель дошёл с ней до финала мирового первенства.

В 1987 году он принял созданную лишь годом ранее команду «Сваровски-Тироль» и через год выиграл чемпионат Австрии. В 1992 году он оставил эту команду (которая, впрочем, уже в том же году прекратила своё существование), чтобы возглавить национальную сборную Австрии.

Эрнст Хаппель скончался в Инсбруке 14 ноября 1992 года от рака, всё ещё находясь юридически на посту тренера сборной Австрии. После смерти выдающегося футболиста и тренера самый большой стадион Австрии — венский «Пратер» — переименовали в «Эрнст-Хаппель-штадион».

Достижения

В качестве игрока

В качестве тренера

Национальные турниры
Международные клубные турниры
В сборных

Напишите отзыв о статье "Хаппель, Эрнст"

Ссылки

  • [hollandomania.ru/team/coaches/happel/ Статья об Эрнсте Хаппеле на сайте «Hollandomania»]
  • [rapidarchiv.at/spieler/happel_ernst.html Профиль на сайте rapidarchiv.at]
  • [www.national-football-teams.com/v2/player.php?id=22551 Статистика на сайте National Football Teams(англ.)


</div>

Отрывок, характеризующий Хаппель, Эрнст

От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.