Хатха-йога

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Статья по тематике
Индуизм

История · Пантеон

Вайшнавизм  · Шиваизм  ·
Шактизм  · Смартизм

Дхарма · Артха · Кама
Мокша · Карма · Сансара
Йога · Бхакти · Майя
Пуджа · Мандир · Киртан

Веды · Упанишады
Рамаяна · Махабхарата
Бхагавадгита · Пураны
другие

Родственные темы

Индуизм по странам · Календарь · Праздники · Креационизм · Монотеизм · Атеизм · Обращение в индуизм · Аюрведа · Джьотиша

Портал «Индуизм»

Хатха-йога (санскр. हठयोग, haṭhayoga IAST, hʌʈʰʌjo:gʌ, «усиленное/настойчивое слияние») — направление йоги, сформированное в X—XI веке Матсьендранатхом и, в большей степени, его учеником Горакшанатхом[1][2][3]. Основанная им йогическая традиция натхов сыграла значительную роль в развитии классической хатха-йоги в средневековой Индии.[4][5]

Во многих источниках хатха-йога рассматривается как набор психофизических техник, позволяющих успокоить колебания ума и подготовиться к практике раджа-йоги.[6][7][8] В других указывается на то, что хатха-йога представляет собой целостную систему, которая ведет к самадхи, мукти или мокше[9][10].

Практики хатха-йоги включают в себя шаткармы, асаны, бандхи, мудры и пранаямы, а также элементы пратьяхары, дхараны и дхьяны[11]. Во всех практиках есть элементы работы с сознанием (концентрация внимания, осознанное восприятие). Также для практикующего предписывается соблюдение ям и ниям.





Этимология

«Ха» «Тха»
Шива Шакти
Солнце Луна
Ида Пингала
Пуруша Пракрити
Манас шакти Прана шакти

Слово «хатха» (हठ, haţha) переводится с санскрита как «усилие», «насилие», «натуга», «интенсивность».[12] Слово «йога» (योग, yoga) переводится с санскрита как «союз», «единение», «слияние»[13]. Таким образом, словосочетание «хатха-йога» (हठयोग, haţhayoga) можно перевести на русский язык как «насильственное слияние», «усиленное единение», «интенсивное единение» и т. д.

Некоторые исследователи переводят словосочетание «хатха-йога» как «йога силы» или «силовая йога». Буквально это указывает на то, что практики хатха-йоги требуют значительных усилий и дисциплины, но в эзотерическом смысле под «силой» можно понимать энергию кундалини. [14]

Также термин «хатха» часто рассматривают как составленный из двух частей «ха» и «тха». По отдельности это не слова, а слоги, формально не имеющие собственных значений. [15] Но в паре они наделяются мистическим смыслом: «ха» — ум, ментальная энергия и «тха» — прана, сила жизни; «ха» символизирует Солнце, «тха» — Луну; «ха» отождествляется с каналом Пингала, «тха» — с каналом Ида; «ха» — мужской вариант мантры, «тха» — женский[16][17]. Таким образом, термин «хатха-йога» означает соединение «ха» и «тха», Солнца и Луны, мужского и женского, Шивы и Шакти.

История

Существует несколько легенд, согласно которым учение хатха-йоги передал людям Шива [18]. Авторы классических текстов по хатха-йоге упоминают Шиву как первого гуру в парампаре[19].

Современные исследователи связывают возникновение хатха-йоги с Матсьендранатхом и его учеником Горакшанатхом, основавшим в X—XI веках йогическую традицию натхов. Горакшанатх систематизировал существующие в его время практики работы с телом и сознанием, а также дополнил их тантрическими элементами. Он считается автором многих текстов по хатха-йоге (Горакша-паддхати, Горашка-штака, Горакша-паддхати, Джняна-амрита, Аманская йога, Йога-мартанда, Сиддха-сиддханта паддхати и др.)[20].

Классическим текстом, в котором систематизированы многие практики хатха-йоги, стал труд Свами Сватмарамы «Хатха-йога-прадипика» (по разным источникам относится к XIV—XV в. [21]). Свами Сватмарама принадлежал к шиваисткой традиции йоги из Андхры [21].

Хатха-йога активно развивалась в XVII—XVIII веках. К этому времени относят такие тексты, как: «Гхеранда-самхита», написанная вайшнавским мудрецом Гхерандой из Бенгалии; «Йога-карника» Агхорананды; «Хатха-санкета-чандрика», приписываемый Сундарадэве и др. [22]. Также к XVIII веку Фершнтайн относит «Шива-самхита» — текст, в котором наряду с практиками излагается философия хатха-йоги[23].

Практики

Хатха-йога — это учение о психофизической гармонии, достигаемой с помощью физических средств воздействия на организм (диета, дыхание, шаткармы, асаны, бандхи, мудры), и психических средств (медитация и концентрация внимания во время выполнения асан, пранаямы).

Цели, которых можно достичь, практикуя хатха-йогу, весьма разнообразны. Это может быть как хорошее здоровье и долголетие[7], так и пробуждение кундалини[24][25], осознание тождества атмана с Абсолютом[10], и даже просветление и освобождение (самадхи)[9][10].

Движение тела и течение мысли неразрывно связаны с дыханием. Поэтому особо пристальное внимание уделяется обучению практике правильного дыхания, как во время занятий, так и в жизни.

Хатха-йога учит сознательно и внимательно относиться к своему здоровью, учит практикам внешнего и внутреннего очищения тела и ума, способам поведения в мире и системе правильного питания.

Яма и Нияма

Этические принципы хатха-йоги — яма и нияма. Они описываются в первых двух ступенях восьмиступенчатой аштанга-йоги, изложенной в Йога-сутрах Патанджали[26]. Ахимса — это главный этический принцип, лежащий в основе хатха-йоги.

В некоторых других источниках (Майтрайяния Упанишады (глава 6, строфа 18), Вишну Самхита[27], а также в текстах написанных Горашанатхом, таких как Вивека-Мартанда[28]) говорится о шестиступенчатой йоге, подразумевая, что ямы и ниямы уже освоены учеником до того, как он приступает к изучению хатха-йоги.

Шаткармы

Шаткарма (санскр. षटकर्मन : шат — шесть, карма — действие) — общее название очистительных практик для тела, применяемых в хатха-йоге. Эти практики классифицированы и описаны в древних йогических текстах «Хатха-йога-прадипика» и «Гхеранда-самхита»:

  1. Дхоути — набор техник очищения пищеварительного тракта;
  2. Басти — метод промывания и тонизирования толстой кишки;
  3. Нети — набор методов промывания и очищения носовых проходов;
  4. Наули (Лаулики) — способ укрепления органов брюшной полости путём массирования их особым образом;
  5. Капалабхати — методика очищения передней доли головного мозга, состоящая из трёх простых техник;
  6. Тратака — практика пристального созерцания объекта, развивающая силу сосредоточения, укрепляющая глаза и оптические нервы.

Асана

Асана — устойчивое положение тела, специальная поза, принимаемая для выполнения какого-либо упражнения, либо сама им являющаяся.[29] Классические тексты по йоге говорят о том, что асана должна быть «стхирам» — устойчивой, «сукха» — легкой.[30] Горакшанатх определяет асану как пребывание в своей истинной форме.[31]

Изначально, в традиционных текстах описывается небольшое количество асан. В «Хатха Йога Прадипика» их 16, в «Гхеранда-самхита» — 32.[1]. Самой важной из асан Свами Сватмарама называет Сиддхасану[32].

Выполнение асан способствует улучшению подвижности и гибкости, повышению выносливости, благотворно влияет на сердечно-сосудистую, дыхательную, эндокринную и пищеварительную системы, снижает тревожность, улучшает внимание и память.[33] В хатха-йоге асаны используются в качестве инструмента интенсификации потоков праны в теле[34], поддержания здоровья и продления жизни.[1]

На более глубоком уровне в асанах происходит работа с вниманием. Принимая асану и оставаясь в ней, практикующий воспринимает ощущения на разных уровнях своего существа: на уровне тела, эмоций, ума. Асана создает определенное внутреннее энергетическое состояние, в котором и тело и сознание становятся едины и воспринимаются таковыми в каждый данный момент.[35]

Пранаяма

Праная́ма (санскр. प्राणायाम , Prāṇāyāma IAST, букв.: «контроль или остановка дыхания») — управление праной (жизненной энергией) с помощью дыхательных упражнений. Основной целью пранаямы является установление контроля над потоками сознания, которые тестно связаны с дыханием.[36] Упражнения пранаямы применяются для очистки так называемого «тонкого тела» и нади от загрязнений[37], а также для накопления и преобразования жизненной энергии.

Упражнения состоят из продолжительного вдоха (пурака), выдоха (речака) и задержки между ними (кумбхака).[34]

Осознанное дыхание помогает сознанию сконцентрироваться, а также позволяет практикующему достичь крепкого здоровья и долголетия.[34]

Мудры и бандхи

Мудра переводится как «печать», «оттиск». Другое значение этого слова — «дарующая радость». Бандха переводится как «замок». Свами Сватмарама описывает цель практики мудр и бандх, как пробуждение и поднятие энергии кундалини[38]. По его мнению самой важной мудрой является кхечари-мудра[32].

Классические тексты по хатха-йоге

Школы Хатха-йоги

Напишите отзыв о статье "Хатха-йога"

Примечания

  1. 1 2 3 Фойерштейн. Глубинное измерение йоги, с. 246.
  2. Борислав (Борис Мартынов). Йога. Источники и течения. Хрестоматия.. — М.: Йогин, 2009. — С. 69. — 440 с.
  3. [www.britannica.com/topic/Hatha-Yoga Hatha Yoga] (англ.). Encyclopædia Britannica.
  4. Ферштайн. Энциклопедия йоги., с. 637.
  5. Банерджи Акшая Кумар. Философия Горакхнатха / пер. с англ. Гуру Йоги Матсьендранатха Махараджа, В.Л. Зернова, В.В. Кириллиной. — М.: Международный натха-йога центр, 2015. — С. 413. — ISBN 978-5-905006-03-6.
  6. Вуд Эрнест. Словарь йоги / перевод К.Семенова. — К.: София, 1996. — 224 с.
  7. 1 2 Свами Вивекананда. Четыре йоги. — М.: Прогресс-академия, 1993. — С. 127.
  8. Хатха Йога Прадипика с комментариями, с.7.
  9. 1 2 Фойерштейн. Глубинное измерение йоги, с. 52.
  10. 1 2 3 Ферштайн. Энциклопедия йоги, с. 659.
  11. Гхеранда. Гхеранда-самхита.
  12. [spokensanskrit.de/index.php?script=HK&tinput=haTha&country_ID=&trans=Translate&direction=AU Sanskrit Dictionary for Spoken Sanskrit].
  13. [spokensanskrit.de/index.php?script=HK&tinput=yoga&country_ID=&trans=Translate&direction=AU Sanskrit Dictionary for Spoken Sanskrit].
  14. Фойерштейн. Глубинное измерение йоги, с. 45, 50.
  15. Ферштайн. Энциклопедия йоги, с. 695.
  16. Хатха Йога Прадипика с комментариями, с. 32, 75, 282.
  17. Андрей Сидерский. Йога Восьми Кругов. Книга 2. — 2008. — С. 25. — 576 с.
  18. Ферштайн. Энциклопедия йоги, с. 639.
  19. Свами Сватмарама. Хатха Йога Прадипика. — шлока 1.1.
  20. Ферштайн. Энциклопедия йоги, с. 661—662.
  21. 1 2 Ферштайн. Энциклопедия йоги, с. 690.
  22. Ферштайн. Энциклопедия йоги, с. 692—694.
  23. Ферштайн. Энциклопедия йоги, с. 692.
  24. Т. К. В. Дешикачар. Сердце йоги. — К.: София, 2003. — С. 171—173.
  25. Артур Авалон. Глава 7. Теоретические основания этой йоги // Кундалини-йога. Змеиная сила. — Центрполиграф, 2012. — ISBN 978-5-227-03740-4, ISBN 978-0-486-23058-0.
  26. B. K. S. Iyengar. Light on the Yoga Sutras of Patanjali.. — ISBN 978-0-00-714516-4.
  27. M.M.T. Ganap Sastri. Vishnu Samhita. — ISBN 978-8170302230.
  28. Шри Йоги Матсьендранатх Махарадж. Сиддха-сиддханта паддхати и другие тексты натха-йогинов. — ISBN 978-5-91680-005-30.
  29. Индуизм. Джайнизм. Сикхизм: Словарь, с. 63.
  30. Патанджалир. Садхана пада // Йога сутры. — сутра 46.
  31. Сиддха-сиддханта паддхати и другие тексты натха-йогинов, с. 173.
  32. 1 2 Свами Сватмарама. Хатха Йога Прадипика. — шлока 1.45.
  33. Фойерштейн. Глубинное измерение йоги, с. 247.
  34. 1 2 3 Айенгар. Пояснение пранаямы, с. 39.
  35. Фойерштейн. Глубинное измерение йоги, с. 248.
  36. Индуизм. Джайнизм. Сикхизм: Словарь, с. 336.
  37. Айенгар. Пояснение пранаямы, с. 40.
  38. Свами Сватмарама. Хатха Йога Прадипика. — шлока 3.5.

См. также

Литература


Отрывок, характеризующий Хатха-йога

Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.