Эскадренные миноносцы типа «Фольгоре»
Эскадренные миноносцы типа «Фольгоре» — тип эскадренных миноносцев Королевского итальянского флота, построенных в начале 1930-х годов. Иногда рассматривается как вторая серия эсминцев типа «Дардо». Название всех эсминцев типа переводится на русский как молния. Все четыре эсминца имели общий девиз: Folgor in hostem (молнией во врага). При проектировании этих кораблей во главу угла ставилась скорость и очень редко такие корабли получаются удачными, «Молнии» не стали исключением.
Содержание
Конструкция и вооружение
Модификация эсминцев типа «Дардо» была попыткой увеличить скорость кораблей за счет снижения ширины корпуса до 9,2 м. Однако незначительное улучшение скоростных качеств эсминцев «Фольгоре» сопровождалось серьёзным снижением дальности их плавания и усугублением проблемы низкой остойчивости. В итоге, как и на эсминцах «Дардо», пришлось замещать топливо водой и вскоре на всех четырёх кораблях уложить до сотни тонн твердого балласта. Это привело к увеличению стандартного водоизмещения с 1238 до 1450 тонн и снижению максимальной скорости примерно до 31-32 узлов.
Вооружение
Главный калибр состоял из спаренных 120- мм /50 орудий образца 1926 года они обладали увеличенной дальностью и скорострельностью по сравнению с 45-калиберными орудиями предыдущих серий. Боекомплект составлял 800 выстрелов или 200 снарядов на ствол. Стволы традиционно размещались в общей люльке. Вертикальное и горизонтальное наведение обеспечивалось электромоторами. Полный вес установки составлял 22 240 кг[1]. Дальность орудий при максимальном угле возвышения составляла 22 000 м. Возможности системы управления огнём были ограничены 18 км и когда для уменьшения износа ствола начальную скорость уменьшили до 920 м/с падение дальности не имело значения, а кучность увеличилась[1]. Расчёт спаренной установки состоял из 15 человек.
Корабли несли стандартное для итальянских эсминцев торпедное вооружение: два трёхтрубных 533 мм торпедных аппарата. Запасных торпед не предусматривалось[2].
Энергетическая установка
Главная энергетическая установка
Главная энергетическая установка включала в себя три котла военно-морского типа «Экспресс» с пароперегревателями и два одноступенчатых редуктора, четыре паровых турбины Беллуцо. Дымоходы всех котлов свели в одну широкую дымовую трубу. Две турбины (высокого и низкого давления) и редуктор составляли турбозубчатый агрегат. Размещение ГЭУ — линейное. Котлы и турбины размещались в изолированных отсеках. Между двумя машинными отделениями находился отсек вспомогательных механизмов[3].
Рабочее давление пара — (22 атм.)[4]. Энергетическая установка весила необычайно мало : всего 485 тонн[5]. Неприятным сюрпризом стал быстрый износ механизмов. К началу Второй мировой износ механизмов достиг опасного уровня и максимальную скорость вынуждены были ограничить 30-31 узлом[6].
Электропитание
Электричество вырабатывали два турбогенератора суммарной мощностью 120 кВт[6]. Были так же два дизель-генератора.
Дальность плавания и скорость хода
Проектная мощность составляла 44 000 л. с., что обеспечивало скорость хода (при полной нагрузке) в 30 узлов, в нормальном грузу все эсминцы развили 34 узла[7]. На испытаниях все корабли уверенно преодолели 38 узловую отметку[4]. Запас топлива уменьшился на почт и на 100 тонн, как следствие, дальность плавания 12-уловым ходом упала почти на четверть[8].
Модернизации
В ходе облегчения кораблей, заменили трёхногую мачту на лёгкую однодревку, уменьшили высоту дымовой трубы, ликвидировали площадку 40-мм автоматов с переносом последних на верхнюю палубу. так же установили скуловые кили и изменили конструкцию топливных цистерн с целью замещения топлива забортной водой. После внедрения всех изменений остойчивость удалось вывести на приемлемый уровень, но всё это привело к заметному снижению скорости[9]. Вскоре после вступления Италии в войну на всех четырёх эсминцах вместо устаревших 40-мм автоматов и 13,2-мм пулемётов были установлены 5-6 (6 × 1) — 20-мм/65 автоматы. В 1942 году с эсминцев «Фольгоре» и «Лампо» был снят кормовой торпедный аппарат, а на его месте разместили 2 (2 × 1) — 37-мм/54 орудия.
Эсминцы для ВМС Турции
В 1929 году Турция заказала в Италии четыре эсминца, которые строились на базе проекта «Фольгоре».
Два корабля («Коджатепе» и «Адатепе») были построены на верфи «Ансальдо» в Генуе и отличались от прототипа размещением артиллерии в одинарных установках (4 × 1) по линейно-возвышенной схеме и наличием двух дымовых труб вместо одной.
Ещё два эсминца («Зафер» и «Тиназтепе») строились на верфи «Кантьери дель Тиррено» в Рива-Тригозо и отличались от эсминцев «Фольгоре» слегка уменьшенными размерами и наличием двух дымовых труб. 120-мм орудия главного калибра располагались в двух спаренных установках по традиционной итальянской схеме.
Список кораблей
| Эсминец[10] | Бортовое обозначение | Верфь | Спущен на воду | Начало службы | Конец службы |
|---|---|---|---|---|---|
| Балено (итал. Baleno) | BO | CNQ | 22.3.1931 | 15.6.1932 | перевернулся и затонул в районе Сфакса 17.4.41 после боя с британскими эсминцами «Нубиан», «Мохавк», «Джанус» и «Джервис» |
| Фольгоре (итал. Folgore) | FG | OCP | 26.4.1931 | 1.7.1932 | потоплен 2.12.42 в Сицилийском проливе артиллерией британских крейсеров «Аврора», «Аргонавт», «Сириус» и эсминцев «Квентин» и «Киберон» |
| Фульмине (итал. Fulmine) | FL | CNQ | 2.8.1931 | 14.9.1932 | потоплен в Ионическом море в 130 милях западнее Сиракуз британским крейсером «Аврора», эсминцами «Лайвли», «Лайтнинг» |
| Лампо (итал. Lampo) | LP | OCP | 26.7.1931 | 13.8.1932 | 30.4.43 тяжело поврежден американской авиацией у западного побережья Туниса, оставлен экипажем и затонул |
Напишите отзыв о статье "Эскадренные миноносцы типа «Фольгоре»"
Примечания
- ↑ 1 2 Молнии, 2013, с. 14.
- ↑ Молнии, 2013, с. 16.
- ↑ Молнии, 2013, с. 10-11.
- ↑ 1 2 Молнии, 2013, с. 11.
- ↑ Молнии, 2013, с. 2.
- ↑ 1 2 Молнии, 2013, с. 13.
- ↑ Молнии, 2013, с. 10.
- ↑ Молнии, 2013, с. 7.
- ↑ Молнии, 2013, с. 8.
- ↑ Брагадин М. А. Битва за Средиземное море. Взгляд побежденных. — М.: АСТ, 2001. — С. 557.
Источники
- Брагадин М. А. Битва за Средиземное море. Взгляд побежденных. — М.: «АСТ», 2001. — 624 с. — 8000 экз. — ISBN 5-17-002636-6.
- Дашьян А. В., Патянин С. В., Митюков Н. В., Барабанов М. С. Флоты Второй Мировой. — М.: «Яуза», «Коллекция», «Эксмо», 2009. — 608 с. — 2500 экз. — ISBN 978-5-699-33872-6.
- Патянин С. В. «Стрелы» и «Молнии». — М.: «Яуза», «Око-Медиа», 2013. — 58 с. — (Арсенал-Коллекция). — ISBN 978-5-99550-620-1.
Отрывок, характеризующий Эскадренные миноносцы типа «Фольгоре»
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
