Тренто (1929)
Trento (Тренто) — тяжелый крейсер Королевского Итальянского флота типа «Тренто», головной в серии. Заложен на верфи «Cantieri Odero Terni-Orlando» в Ливорно 8 февраля 1925 года, спущен на воду 4 сентября 1927 года, вступил в строй 3 апреля 1929 года. 16 июня 1942 потоплен торпедой английской подводной лодки «Умбра» в Ионическом море, в точке с координатами 35°45′ с. ш. 19°04′ в. д. / 35.750° с. ш. 19.067° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=35.750&mlon=19.067&zoom=14 (O)] (Я). Исключен из состава флота 18 октября 1946.
Довоенная служба
В своё первое плавание «Тренто» вышел в мае 1929 года, когда «Тренто» и «Триесте» совершили поход по Средиземному морю с заходом в Испанию. Так командование флота демонстрировало миру свои новые крейсера. В дальнейшем «Тренто» стал своеобразной визитной карточкой Реджина Марина, совершив целый ряд дальних плаваний с целью показа флага. В июле—октябре 1929 года крейсер отправился в Южную Америку, посетив при этом порты Португалии, Бразилии, Аргентины, Уругвая, Испании. В сентябре—ноябре 1930 года «Тренто» совершил поход по Восточному Средиземноморью с заходом в Салоники, а также на Родос и Лерос. 4 февраля 1932 года крейсер вместе с эсминцем «Эсперо» отправился на Дальний Восток. По пути корабли посетили Порт-Саид, Аден, Коломбо и Сингапур. 4 марта 1932 года они прибыли в Шанхай и провели около двух месяцев в китайских водах. В апреле—мае 1932 года «Тренто» зашел в Нагасаки, где прошел докование и 14 мая 1932 года итальянские корабли отправились в обратный путь. При этом они посетили Гонконг, Батавию, Коломбо, Порт-Саид и Родос. 30 июня 1932 года «Тренто» прибыл в Специю.
6—7 июля 1932 года крейсер участвовал в морском параде в Неаполе, который принимал Б. Муссолини. 2 декабря 1933 года «Тренто» вместе с «Триесте» и «Больцано» вошёл в состав 2-й дивизии крейсеров Первой эскадры и стал её флагманским кораблём. В июне 1934 года дивизия была переименована в 3-ю дивизию крейсеров. «Тренто» совершил поход на Адриатику в июне 1934 года, посетив албанский порт Дуррес, а также Венецию. В марте 1935 года «Тренто» отправился в плавание по Восточному Средиземноморью, с посещением Родоса и Лероса. Летом 1935 года все тяжёлые крейсера итальянского флота сконцентрировались в Специи, готовясь к возможным операциям против британского флота в преддверии войны с Эфиопией.
В ноябре 1936 года «Тренто» посетил Саламин, а 10—12 марта 1936 года сопровождал крейсер «Пола», на котором Б. Муссолини совершал свой визит в Ливию. 27 ноября 1936 года «Тренто» принял участие в военно-морском параде в Неаполе в честь венгерского регента М. Хорти. В 1936—1939 годах «Тренто» эпизодически действовал у берегов Испании, осуществляя поддержку франкистов в ходе гражданской войны. 5 мая 1938 года принял участие в грандиозном военно-морском параде в Неаполе в честь А. Гитлера. В мае 1939 года «Тренто» совершил свой последний предвоенный поход в Восточное Средиземноморье.
Служба во Второй мировой войне
К моменту вступления Италии во Вторую мировую войну 10 июня 1940 года «Тренто» вместе с «Триесте» и «Больцано» составляли 3-ю дивизию крейсеров Второй эскадры и базировались на Мессину. Командовал соединением контр-адмирал К. Каттанео. Соединению был придан дивизион эсминцев типа «Солдати» из четырёх единиц. До капитуляции Франции крейсера 3-й дивизии успели совершить только один боевой поход 22—23 июня 1940 года и соприкосновения с противником не имели.
9 июля 1940 года «Тренто» в числе других кораблей итальянского флота принял участие в бою у Калабрии, известном в итальянской историографии как бой у Пунто-Стило. В ходе боя «Тренто» сначала успешно уклонился от атаки британских торпедоносцев «Суордфиш», а затем вместе с другими тяжёлыми крейсерами вступил в бой с лёгкими крейсерами англичан, открыв огонь с дистанции около 11 миль. Добиться успеха итальянцам не удалось, а затем они были отогнаны огнём британского линкора «Уорспайт». В дальнейшем «Тренто» уклонился от очередной атаки торпедоносцев и покинул место сражения в составе своей дивизии под прикрытием дымовой завесы, поставленной эсминцами. В целом, по мнению историков, итальянские тяжёлые крейсера действовали в этом бою достаточно пассивно и не добились ни одного попадания, хотя британские лёгкие крейсера достигли трёх попаданий в крейсер «Больцано».
21 октября 1940 года 3-я дивизия перебазировалась в Таранто в связи с ожидавшимся началом войны против Греции. Корабли дивизии находились на стоянках во внутренней гавани базы. В ночь на 11 ноября 1940 года британская палубная авиация совершила налёт на Таранто. Хотя основной удар англичан пришелся по итальянским линкорам, были атакованы и итальянские тяжелые крейсера. «Тренто» получил попадание 250-фунтовой (113,5 кг) полубронебойной бомбой. Бомба попала в район носовой 100-мм установки левого борта, пробила палубу и застряла в конструкциях ниже, но не взорвалась. Уже 12 ноября 1940 года вся 3-я дивизия крейсеров перешла в Мессину.
26 ноября 1940 года главные силы итальянского флота вновь вышли в море для удара по британскому соединению. В их числе была и 3-я эскадра, которой теперь командовал контр-адмирал Л. Сансонетти, и включавшая «Тренто», «Триесте» и «Больцано». Командующий итальянской эскадрой адмирал И. Кампиони полагал, что противник располагает значительно меньшими силами и был намерен разгромить его. К полудню 27 ноября итальянская воздушная разведка установила, что британские силы гораздо сильнее ожидаемых и Кампиони отдал приказ на отход. Однако крейсера 3-й дивизии оказались ближе всех к неприятелю и были вынуждены вступить в бой. Их оппонентами стали пять британских крейсеров — 1 тяжёлый и 4 лёгких. Итальянцы открыли огонь с дистанции около 10 миль и вскоре добились попадания в тяжёлый крейсер «Бервик», на котором вышли из строя кормовые башни. В дальнейшем в бой вступил британский линейный крейсер «Ринаун», но его огонь был неточен. Вскоре итальянским крейсерам удалось оторваться от преследования. За время боя «Тренто» выпустил 92 снаряда главного калибра. Уже после окончания боя крейсера 3-й дивизии, прикрывая поврежденный эсминец «Лянчьери», были атакованы британскими пикирующими бомбардировщиками «Скьюа», но повреждений не получили.
Гибель «Тренто»
14 июня 1942 года соединение итальянского флота под командованием адмирала Якино вышло в море для перехвата британского конвоя, шедшего из Александрии на Мальту. В его составе действовала и 3-я дивизия крейсеров, в которую входили «Тренто» и «Гориция» под флагом контр-адмирала А. Парона. Ранним утром 15 июня 1942 года итальянские корабли подверглись серии атак британской авиации. В 05:15 «Тренто» получил попадание торпеды с британского торпедоносца «Бофорт». Попадание пришлось в район носового котельного отделения, которое было затоплено. Вода заливала другие отсеки корабля, начался пожар, крейсер потерял ход. Адмирал Якино отправил на помощь «Тренто» два эсминца, а сам продолжил сближение с противником. После трёх часов борьбы экипажу крейсера удалось взять ситуацию под контроль, потушить пожар и ввести в действие кормовое котельное отделение. В 09:00 эсминец «Пигафетта» начал буксировку корабля. Но в 09:10 британская подводная лодка «Амбра» выпустила по «Тренто» торпеды с дистанции 2 мили. Одна из них попала крейсеру в район носовой возвышенной башни, в результате чего произошла детонация носовых артиллерийских погребов. «Тренто» стал быстро погружаться носом и затонул через пять минут в точке с координатами 35°10' с.ш. и 18°40' в.д.
Было спасено 602 человека из состава экипажа, в том числе 22 офицера. Погибло 549 человек, в том числе 29 офицеров. Среди погибших оказался командир «Тренто» капитан 1-го ранга Станислао Эспозито, посмертно удостоенный «Золотой медали за воинскую доблесть». «Тренто» был официально исключен из списков флота 18 октября 1946 года.
Напишите отзыв о статье "Тренто (1929)"
Ссылки
- Трубицын С. Б. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Ital_TCr/index.htm Тяжёлые крейсера Италии (1927 - 1945 гг.)]. — Самара: АНО Истфлот, 2004.
- Малов А.А., Патянин С.В. Тяжёлые крейсера «Тренто», «Триесте», «Больцано» // Морская компания. — 2007. — № 4.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Тренто (1929)
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
