Алексей V Дука
| Алексей V Дука
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет Алексея V Дуки на миниатюре из средневековой летописи</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 5 февраля 1204 — 12 апреля 1204 | ||
| Предшественник: | Алексей IV | |
| Преемник: | Балдуин I Фландрский | |
| Род: | Дуки | |
Алексей V Дука Мурзуфл (греч. Αλέξιος Ε' Δούκας Μούρτζουφλος; умер в декабре 1205) — византийский император с 5 февраля по 12 апреля 1204 года.
Алексей был провозглашён императором после падения правящей династии Ангелов, но вскоре он проиграл войну крестоносцам, которые основали в разгромленном Константинополе Латинскую империю.
Содержание
Биография
Жизнь до прихода к власти
Алексей происходил из знатной византийской семьи Дуков и был родственником правящей династии Ангелов через дочь императора Алексея III Евдокию Ангелину Комнину[1]. Носил прозвище «Мурзуфл» (греч. Μούρτζουφλος — «насупленный»), которое ему было дано за густые брови, сросшиеся на переносице[2]. Ко времени Четвёртого крестового похода он достиг высокой придворной должности протовестиария, которая давала ему право неограниченного доступа в императорские покои[3].
Правление и смерть
После свержения императора Исаака II Ангела и восхождения на престол Алексея III, сыну Исаака Алексею IV удалось бежать на корабле в Италию[1]. Из Италии он отправился в Германию ко двору короля Филиппа Швабского, женатого на Ирине, сестре бежавшего Алексея IV[1]. Царевич попросил у папы и у Филиппа помощь, чтобы вернуть византийский престол ослепленному отцу Исааку[1]. Ему удалось направить крестоносцев не в Египет, а на Константинополь[1]. Крестоносцы в 1203 году захватили город и после низложения Алексея III восстановили на престоле Исаака и сделали его сына Алексея соправителем[1]. После этого крестоносцы остановились около Константинополя, ожидая от Исаака и Алексея выплаты денег[1].
Однако Ангелы выплатили лишь половину условленной суммы — 100 тысяч серебряных марок[4]. Была опустошена вся императорская казна[4]. После этого Исаак попытался обложить жителей Константинополя экстраординарным налогом, но это вызвало их сопротивление[4]. В результате обострились отношения между императорами и крестоносцами, но Алексей IV Ангел не решился выступить против них, как того требовали жители столицы[4].
Это был человек хитрый и в то же время весьма самонадеянный, полагавший всю правительственную мудрость в скрытности и рассчитывавший при помощи её к общему изумлению вдруг явиться со временем, в веках отдалённой будущности, благодетелем своего отечества, в силу того правила, что, как он говорил, царю следует действовать не опрометчиво и безрассчётно, но осмотрительно и неторопливо. Такого образа мыслей он держался как по своему собственному убеждению, полагая, что он сам знает всё, что нужно, и что его одного станет на все дела, так равным образом по советам своего призрачного сотрудника, тестя своего Филокалия[5].
25 января 1204 года синклит, собравшийся в Софийском соборе, низложил Алексея IV, опиравшегося на поддержку крестоносцев, но неспособного заплатить наёмникам. Началось противостояние между населением и крестоносцами, флот которых стоял под стенами города. Алексей IV хотел спасти собственную власть, впустив рыцарей непосредственно внутрь Константинополя, и поручил миссию переговорщика Мурзуфлу. Мурзуфл, начав самостоятельную игру, объявил гвардии об изменнических планах императора, организовал её неповиновение Алексею IV, а когда тот обратился к Мурзуфлу за защитой — обманом заточил в подземелье. Алексей IV и его отец Исаак II Ангел были убиты в заключении уже после восшествия Мурзуфла на трон.
28 января собрание жителей провозгласило императором Николая Канава, но знать отказалась признавать его; во время переговоров Мурзуфл арестовал Николая и 5 февраля принял императорский сан. Алексей Мурзуфл, считая себя в силах дать отпор крестоносцам, ввёл новые налоги на содержание войска и «предложил» рыцарям уйти с миром. Получив отказ, он организовал нападения на отряды Генриха Фландрского, однако наёмное войско византийцев проиграло битву и потеряло палладиум — древнее знамя Византии. Неудачными оказались и попытки византийцев сжечь неприятельский флот.
Понимая слабость греков, Энрико Дандоло и его войско пошли на штурм против численно превосходящего противника. 9 апреля 1204 года морской десант занял первую линию крепостных укреплений, вечером 12 апреля Мурзуфл бежал из города, а на следующий день сложила оружие его наёмная гвардия. Город был разграблен, а 16 мая 1204 года на трон вступил католик Балдуин I Фландрский. Мурзуфл, в поисках союзников, обратился к низложенному в 1203 году Алексею III, но тот ослепил Мурзуфла, а в 1205 году его казнили крестоносцы — за убийство Алексея IV.
Напишите отзыв о статье "Алексей V Дука"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Васильев, 2000.
- ↑ Дашков, 1997.
- ↑ Норвич, 2011, с. 430.
- ↑ 1 2 3 4 Сказкин, 1967.
- ↑ Никита Хониат. История, начинающаяся с царствования Иоанна Комнина. Книга 2. 1.
Источники и литература
Источники
- Никита Хониат. Книга 2. Царствование Алексея Дуки Мурцуфла // [www.hrono.ru/libris/lib_n/niketas208.html История, начинающаяся с царствования Иоанна Комнина].
Литература
- Сказкин С. Д. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000048/st026.shtml Глава 14] // История Византии: В 3 т. — М.: Наука, 1967. — Т. 2. — ISBN 978-5-403-01726-8.
- Дашков С. Б. [www.sedmitza.ru/text/434568.html Алексей V Дука Мурзуфл] // Императоры Византии. — М.: Красная площадь, 1997. — ISBN 5-87305-002-3.
- Васильев А. А. [www.hrono.ru/libris/lib_we/vaa214.html#vaa214para07 Внешняя политика времени Ангелов] // История Византийской империи. — М.: Алетейя, 2000. — Т. 2. — ISBN 978-5-403-01726-8.
- Норвич Д. Д. Краткая история Византии. — М.: АСТ, Астрель, 2011. — ISBN 978-5-17-050648-4.
Ссылки
- [wildwinds.com/coins/byz/alexius_IV/i.html Монеты Алексея V Дуки Мурзуфла]
Отрывок, характеризующий Алексей V Дука
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
