БА-6

Средний бронеавтомобиль БА-6 на испытаниях на полигоне ЛБТКУКС, 1935 год. Жалюзи для охлаждения двигателя в открытом положении, на крыльях задних колёс уложены вездеходные цепи «Оверолл».
БА-6
Классификация	Средний бронеавтомобиль
Боевая масса, т	5,12
Экипаж, чел.	4
История
Производитель	Ижорский завод
Годы разработки	1934—1936
Годы производства	1936—1938
Годы эксплуатации	1936—после 1942
Количество выпущенных, шт.	386
Основные операторы
Размеры
Длина корпуса, мм	4900
Ширина корпуса, мм	2070
Высота, мм	2360
База, мм	2730+940
Колея, мм	1405/1600
Бронирование
Лоб корпуса, мм/град.	8
Борт корпуса, мм/град.	8
Борт башни, мм/град.	8
Вооружение
Тип пушки	1 × 45-мм 20К
Длина ствола, калибров	46
Боекомплект пушки	60
Углы ВН, град.	−6°…+22°
Углы ГН, град.	360°
Пулемёты	2 × 7,62-мм ДТ, 3276 патронов
Подвижность
Тип двигателя	рядный 4-цилиндровый карбюраторный жидкостного охлаждения
Скорость по шоссе, км/ч	43
Запас хода по шоссе, км	130-197
Колёсная формула	6 × 4
Преодолеваемый подъём, град.	20
Преодолеваемая стенка, м	0,3
Преодолеваемый ров, м	0,8
Преодолеваемый брод, м	0,8

БА-6 (БА — сокращение от «Бронеавтомобиль») — советский средний бронеавтомобиль межвоенного периода и времён Великой Отечественной войны. При создании бронеавтомобиля применялось трёхосное (6 × 4) шасси грузового автомобиля ГАЗ-ААА. БА-6 является представителем семейства средних бронеавтомобилей разработки Ижорского завода (к которым также относятся бронеавтомобили БА-И, БА-3, БА-10, БА-11). По основным характеристикам и конструктивным решениям (конфигурации корпуса и башни, вооружения, силового агрегата и т.п.) БА-6 принципиально не отличался от своего предшественника БА-3. Всего в 1936-39 годах было выпущено 386 бронеавтомобилей, которые активно применялась частями РККА в ходе военных конфликтов конца 1930-х — начала 1940-х годов. Кроме того, данные бронеавтомобили использовались армиями Второй Испанской Республики и Монголии.

Описание конструкции

Экипаж бронемашины БА-6 состоял из 4 человек. Благодаря более строгой весовой дисциплине массу бронеавтомобиля удалось уменьшить до 5120 кг при сохранении прочих тактико-технических параметров. С 1936 по 1938 год Ижорский завод выпустил 386 бронеавтомобилей БА-6.

Производство БА-6 на Ижорском заводе

1936 - 282

1937 - 133

1938 - 9

1939 - 1

Всего - 425

От БА-3 новый бронеавтомобиль внешне можно было отличить по отсутствию задней двери, задних смотровых лючков и подножки в кормовой части корпуса. Кроме того, колея задних колёс расширилась до 1600 мм (у БА-3 — 1585 мм), база между передней осью и центром подвески задней тележки уменьшилась до 3200 мм (против 3220 мм у БА-3), расстояние между задними мостами сократилось с 1016 мм (у БА-3) до 940 мм.

В ходовой части применялись колёса с пулестойкими шинами ГК, заполненными губчатой резиной.

Основное вооружение бронемашины БА-6, состоявшее из 45 мм пушки 20К образца 1932 года и спаренного с ней 7,62 мм пулемёта ДТ, было установлено в цилиндрической башне кругового вращения, аналогичной по конструкции башне танка Т-26, но с более скромным бронированием, толщина которого составляла 8 мм. В вертикальной плоскости пушка наводилась на цель в секторе от 2° до +22°. Вращение башни осуществлялось с помощью механического механизма поворота с ручным приводом. Возимый боекомплект, в состав которого входили 60 выстрелов и 3402 патрона, размещался частично в башне, а частично в корпусе бронеавтомобиля. В нише башни располагались два сотовых стеллажа на 40 снарядов, вдоль бортовых стенок башни имелись гнезда на 12 снарядов, вдоль стенок бронекорпуса в боевом отделении — ещё на 8. В четырёх стеллажах в башне и корпусе размещались магазины для пулемётов ДТ. Для ведения прицельной стрельбы в распоряжении наводчика имелись телескопический прицел ТОП образца 1930 года и перископический панорамный прицел ПТ-1 образца 1932 года.

На момент создания и в начальный период второй мировой войны бронеавтомобили БА-3 и БА-6 имели наиболее мощное вооружение в мире среди боевых машин своего класса. На британских и американских бронемашинах пушки калибра 37-40 мм появились только в 1942 году. Что же касается широко известного четырёхосного бронеавтомобиля SdKfz 234 Пума, вооружённого 50 мм пушкой KwK 39 L/60, то его серийное производство началось ещё позже — в 1943 году.

Мощное вооружение было, пожалуй, главным и единственным достоинством отечественных средних бронеавтомобилей 30-х годов прошлого века. Опыт боевых действий выявил практическую невозможность их использования на передовой из-за недостаточной проходимости, и это в равной степени относится к немецким бронеавтомобилям, которые применялись главным образом вдоль оборудованных дорог. К существенным недостаткам БА-6 следует отнести слабое бронирование и отсутствие кормового поста управления.

На базе бронеавтомобиля БА-6 были выпущены следующие модификации: БА-6жд, БА-6М и БА-9.

Опытный образец БА-6, способный двигаться по железнодорожной колее, был построен в 1935 году. Для езды по рельсам на колёса бронемашины надевались специальные металлические бандажи с ребордами, однако сначала приходилось демонтировать внешние колёса на задних мостах машины, чтобы добиться попадания в размер рельсовой колеи. При движении по рельсам рулевое управление блокировалось в нейтральном положении. По железной дороге 5,9-тонный БА-6жд развивал скорость 55 км/ч и имел запас хода 110—150 км.

Модификации

В 1936 г. появился модернизированный броневик БА-6М, отличавшийся от базового бронеавтомобиля башней в виде усечённого конуса, увеличенной до 10 мм толщиной брони, наличием радиостанции 71-ТК-1 и 36,8-киловаттным (50 л. с.) двигателем ГАЗ-М1.

Вооружение БА-6М осталось прежним: 45-мм пушка 20К образца 1932 года и два 7,62-мм пулемёта ДТ, но возимый боекомплект слегка сократился и насчитывал 50 снарядов и 2520 патронов.

При боевой массе 4,8 т машина развивала максимальную скорость до 52 км/ч и с полным баком могла пройти 170—287 км. Для улучшения проходимости на задние ведущие колёса надевались специальные вездеходные ленты, которые обычно крепились на задних крыльях.

Одновременно с БА-6М был построен его облегчённый вариант БА-9, вооружённый вместо пушки 12,7-мм пулемётом ДК. По указанию наркома обороны К. Е. Ворошилова в 1937 году Ижорский завод должен был изготовить 100 бронемашин БА-9 для кавалерийских частей, однако из-за отсутствия нужного количества пулемётов ДК этого сделать не удалось.

Не менее 15 БА-6 на Дальнем Востоке были переоборудованы в ж/д вариант.

Служба и боевое применение

Бронеавтомобили БА-3 и БА-6 поступали на вооружение разведывательных подразделений танковых, кавалерийских и стрелковых соединений Красной Армии. В 1937 году в Забайкальском военном округе был сформирован мотоброневой полк, вскоре развёрнутый в бригаду. В неё входили батальон средних бронеавтомобилей, разведывательный батальон, укомплектованный средними и лёгкими бронеавтомобилями, и стрелково-пулемётный батальон. Всего в бригаде имелось 80 средних и 30 лёгких бронеавтомобилей. Три таких бригады — 7-я, 8-я и 9-я принимали участие в боях с японскими войсками у реки Халхин-Гол, в ходе которых было безвозвратно потеряно 44 БА-6.

Практически одновременно с поступлением новых броневиков на вооружение Красной Армии началась и их поставка за рубеж. По данным, приведённым в ряде зарубежных изданий, в 1935—1936 годах 60 средних пушечных бронеавтомобилей БА-6 приобрела Турция. В действительности, в 1934-35 годах туда было поставлено только 43 БА-3.

В 1936 в Испанию были поставлены 3 бронеавтомобиля БА-3 и 37 БА-6. Одним из первых соединений республиканской армии, получившим эти боевые машины, стала 1-я бронетанковая бригада под командованием Д. Г. Павлова, которой в январе 1937 года пришлось вести тяжёлые бои под Мадридом. В ходе этих сражений пушечным огнём бронемашин БА-6 удалось подбить несколько танков противника. В декабре 1937 года до 30 БА-6 с испанскими экипажами участвовали в наступлении на Теруэльский выступ — последней крупной и успешной операции республиканцев. После окончания гражданской войны некоторое количество БА-6 состояло на вооружении испанской армии до начала 50-х годов прошлого века.

БА-6 находились также на вооружении Монгольской народно-революционной армии. В 1935-39 годах ей были поставлены 5 БАИ, 20 БА-3 и 79 БА-6. Укомплектованные ими бронедивизионы 6-й и 8-й монгольских кавалерийских дивизий весной-летом 1939 года принимали участие в вооружённом конфликте у реки Халхин-Гол. В мемуарах советских воинов описано, как бронеавтомобили БА-6, получая до нескольких сквозных пробоин от 57-мм короткоствольных пушек японских танков, нередко оставались в строю и, используя неровности рельефа местности, пушечным огнём способны были нанести ответный удар по противнику. Колёса с пулестойкими шинами ГК, заполненными губчатой резиной (гусматики) также были довольно устойчивы к осколочному действию 57-мм снарядов.

Всего в период с 1934 по 1939 год было экспортировано 187 бронеавтомобилей БА-И, БА-3 и БА-6. Большинство из оставшихся в СССР машин несло службу в частях Красной Армии на Дальнем Востоке. Некоторое количество броневиков БА-3 и БА-6 состояло на вооружении советских частей, участвовавших в польском походе и зимней войне с Финляндией, безвозвратные потери в которой составили 7 БА-6. На фронтах Великой Отечественной войны БА-3 и БА-6 использовались приблизительно до конца 1942 года.

Значительно дольше эксплуатировались эти машины в финской армии, которой они достались в качестве трофеев в 1939 и 1941 годах. На 1 июня 1944 года у финнов имелся один БА-3 (нёс службу вплоть до конца 1954 года) и 10 БА-6 (эксплуатировались до конца 1956 года).

Сохранившиеся экземпляры

В настоящее время бронеавтомобиль БА-6 можно увидеть на смотровой площадке ЦМВС в Москве.

Литература

• Барятинский М. Б. Бронеавтомобили Красной Армии 1918—1945. — М.: Моделист-конструктор, 2003. — 64 с. — (Бронеколлекция, специальный выпуск № 4). — 2200 экз.
• Коломиец М. В. Средние бронеавтомобили Красной армии. — М.: ООО «Стратегия КМ», 2005. — 80 с. — (Фронтовая иллюстрация). — 3000 экз. — ISBN 5-901266-01-3.
• Коломиец М. В. Броня на колёсах. История советского бронеавтомобиля 1925—1945 гг. — М.: Яуза, Стратегия КМ, Эксмо, 2007. — 384 с. — (Советские танки). — 6000 экз. — ISBN 978-5-699-21870-7.
• Свирин М. Н. Броня крепка. История советского танка. 1919—1937. — М.: Яуза, Эксмо, 2005. — 384 с., ил. — 5000 экз. — ISBN 5-699-13809-9.
• Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. 1905—1941. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1..
• Холявский Г. Л. Энциклопедия бронетанкового вооружения и техники. Колесные и полугусеничные бронеавтомобили и бронетранспортёры. — Мн.: Харвест, 2004. — 656 c.: ил. — (Библиотека военной истории). — 5100 экз. — ISBN 985-13-1765-9.
• Josep Maria Mata Duaso, Fransisco Marin Gutierrez. Blindados autóctonos en la Guerra Civil Española 1936-1939. Galland Books, 2008. - 56 pages

Ссылки

• [www.battlefield.ru/ba3-ba6-ba9.html Бронеавтомобили БА-3, БА-6, БА-9]

Бронетехника в Гражданской войне в Испании (1936—1939)  

</td> </tr>

 Курсивом выделены опытные и единичные образцы; Следует иметь в виду, что обе противоборствующие армии широко использовали трофейную технику.

Отрывок, характеризующий БА-6

– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.