ТГ (танк)

Танк ТГ во дворе ВАММ РККА им. Сталина, 1940 год.
ТГ
Классификация	Средний танк
Боевая масса, т	25
Компоновочная схема	классическая
Экипаж, чел.	5—6
История
Годы производства	1931
Годы эксплуатации	1931—1932
Количество выпущенных, шт.	1 опытный
Основные операторы	СССР
Размеры
Длина корпуса, мм	7500
Ширина корпуса, мм	3000
Высота, мм	2840
Клиренс, мм	340
Бронирование
Тип брони	стальная катаная
Лоб корпуса, мм/град.	44
Борт корпуса, мм/град.	20—24
Корма корпуса, мм/град.	24
Днище, мм	8
Крыша корпуса, мм	8
Лоб башни, мм/град.	44
Лоб рубки, мм/град.	44
Борт башни, мм/град.	30
Борт рубки, мм/град.	30
Корма рубки, мм/град.	30
Крыша башни, мм	10
Крыша рубки, мм/град.	10
Вооружение
Калибр и марка пушки	1 × 76,2-мм А-19, 1 × 37-мм ПС-1
Тип пушки	танковая
Боекомплект пушки	50 × 76,2-мм, 80 × 37-мм
Прицелы	телескопический
Пулемёты	2 × 7,62-мм ДТ, 3 × 7,62-мм Максим; 2309 патронов
Подвижность
Тип двигателя	V-образный 12-цилиндровый карбюраторный авиационный четырёхтактный воздушного охлаждения М-6
Мощность двигателя, л. с.	300
Скорость по шоссе, км/ч	34
Скорость по пересечённой местности, км/ч	15
Запас хода по шоссе, км	350
Запас хода по пересечённой местности, км	120
Удельная мощность, л. с./т	12
Тип подвески	индивидуальная, пружинная
Удельное давление на грунт, кг/см²	0,67
Преодолеваемый ров, м	5

ТГ, «Танк Гроте» (иногда также встречаются обозначения ТГ-1 и «Танк Гротто») — экспериментальный советский средний танк (из-за мощного вооружения в документах того времени часто проходил как «мощный средний танк»), созданный в 1931 году под руководством работавшего в то время в СССР немецкого инженера-конструктора Эдварда Гроте. Танк отличался использованием большого количества оригинальных решений и новаторских разработок и серьёзно опережал общий уровень мирового танкостроения того времени. По причине высокой цены и общего несоответствия советской промышленности требованиям производства танка, ТГ не был принят на вооружение и серийно не выпускался. Однако опыт, накопленный при проектировании машины, позволил советским конструкторам впоследствии приступить к проектированию танка Т-35.

История создания

В начале 1930-х годов военно-политическая обстановка требовала от Советского Союза экстренных мер для технического перевооружения армии и выполнения принятой Совнаркомом в 1929 году программы оснащения вооружённых сил бронетехникой. Однако отсутствие в СССР необходимой научной базы и опыта танкостроения сильно тормозило проектирование новых танков и не позволяло создать проект полноценной боевой машины. После ряда неудачных попыток разработки полностью отечественного проекта танка, было решено привлечь специалистов из-за рубежа, в первую очередь — из Германии.

В марте 1930 года в СССР прибыла приглашённая из Германии группа специалистов во главе с инженером Эдвардом Гроте. Группе поручили разработку проектов перспективных танков для вооружения РККА. В апреле 1930 года группе Гроте было выдано техническое задание на проектирование танка массой 18—20 тонн, бронированием порядка 20 мм, скоростью 35—40 км/ч. Вооружение машины должны были составлять 76,2-мм и 37-мм пушки и 4—5 пулемётов. Все остальные параметры оставлялись на усмотрение немецких инженеров. Для проектирования и постройки опытной машины на Ленинградском заводе «Большевик» было создано конструкторское бюро АВО-5, в состав которого, помимо группы Гроте, вошли также молодые советские инженеры, такие как Н. В. Барыков, ставшие впоследствии известными разработчиками советской бронетехники.

Средний танк получил наименование ТГ (Танк Гроте). Разработка танка велась в обстановке строгой секретности. За проведением работ непосредственно наблюдали представители РВС и правительства СССР. В частности, 17—18 ноября 1930 г. на завод «Большевик» прибыл сам К. Е. Ворошилов. Формально поводом посещения была проверка состояния работ по производству серийных танков, но главный интерес у наркомвоенмора вызывал именно собираемый в тот момент в отдельном цехе прототип ТГ. По результатам посещения К. Ворошилов писал И. В. Сталину:

Готовность танка на сегодня составляет 85%. Осталась незавершённой достройка моторной группы, коробки скоростей и ряда дополнительных агрегатов. Образец изготавливается в специальной мастерской, где сегодня заняты около 130 рабочих и техников.

В настоящее время постройка танка задерживается из-за тяжёлой болезни самого Э. Гроте, но наши инженеры предполагают, что 15—20 декабря опытный образец всё-таки будет закончен...

Однако из-за ряда технических трудностей опытный образец танка был изготовлен только в апреле 1931 года. Тогда же начались испытания танка.

В случае положительного заключения по прототипу, танк должен был быть запущен в серийное производство с индексом ТГ-1. Для освоения производства машины предполагалось изготовить в 1931 году первую серию в количестве 50—75 танков, а в 1932 году выпустить и направить в войска до 2000 новых боевых машин.

Описание конструкции

Танк ТГ представлял собой средний танк классической компоновки с трёхъярусным комбинированным расположением пушечно-пулемётного вооружения и противопульным бронированием.

Корпус и башня

Корпус и башня полностью сварные (впервые в мире). Форма корпуса и башни отличалась оригинальностью и новаторством — танк имел скошенную носовую часть с наклонной установкой бронелистов, подбашенную рубку обтекаемой формы и полусферическую башню. Интересно, что по ряду данных корпус был водо- и газонепроницаем. Изначально планировалось, что подбашенная рубка также будет вращающейся, однако из-за отсутствия необходимого оборудования и опыта погон рубки деформировался, и было решено изготовить образец с невращающейся рубкой. Тем не менее, впоследствии предполагалось устранить этот дефект и сделать вращающуюся рубку.

Лобовая броня корпуса трёхслойная, в особо опасных местах толщиной до 44 мм. Бронирование бортов достигало 24 мм, рубки и башни — 30 мм. В бортах корпуса и в лобовом листе подбашенной коробки имелись шаровые опоры для пулемётов.

Вооружение

Танк ТГ имел беспрецедентно мощное для среднего танка того времени вооружение.

Основным вооружением танка являлось 76,2-мм полуавтоматическое орудие А-19 (ПС-19), самое мощное танковое орудие в мире на тот момент. А-19 была разработана П. Сячинтовым с использованием 76,2-мм зенитной пушки обр. 1914/15 гг. (также известной как зенитная пушка Лендера или Тарновского—Лендера). Из-за жёстко заданных габаритов орудие пришлось радикально переработать. Основные изменения сводились к следующему:

• тормоз отката и накатник убраны из-под ствола и размещены справа и слева от ствола;
• изменена конструкция люльки;
• установлены специальный гильзоулавливатель и дульный тормоз конструкции Иванова.

Пушка размещалась на цапфах в лобовом листе подбашенной рубки танка. Благодаря полуавтоматическому заряжанию, скорострельность пушки составляла 10—12 выстрелов в минуту, что в сочетании с высокой начальной скоростью снаряда, равной 588 м/с, делало её поистине грозным оружием. Во время испытаний орудие показало себя неплохо, однако при ведении непрерывной стрельбы предусмотренная в проекте полуавтоматика часто отказывала, что приводило к необходимости ручного разряжания. Боекомплект орудия составлял 50 выстрелов.

Вспомогательное артиллерийское вооружение было представлено 37-мм пушкой большой мощности ПС-1, также разработанной П. Сячинтовым. Орудие устанавливалось в полусферической малой башне на крыше рубки и имело круговой обстрел. Особенностью установки этого орудия была возможность ведения из него как наземной, так и зенитной стрельбы. Благодаря большой длине ствола, начальная скорость снаряда составляла 707 м/с. Боекомплект орудия составлял 80 выстрелов.

Вспомогательное вооружение состояло из пяти 7,62-мм пулемётов — двух ДТ и трёх Максим. Пулемёты ДТ размещались в шаровых установках в бортах корпуса, пулемёты Максим — также в шаровых установках по бортам и в корме рубки. Боекомплект пулемётов составлял 2309 патронов в лентах и дисковых магазинах.

Таким образом, вооружение танка размещалось в три яруса (командирская башня с 37-мм орудием, рубка с 76,2-мм орудием и 3 пулемётами Максим, пулемёты ДТ в бортах корпуса), что должно было обеспечивать массированный, плотный и эффективный огонь во всех направлениях.

Приборы наблюдения

Особенностью ТГ было использование в качестве приборов наблюдения танковых перископов. Для осуществления наводки пушек имелось два прицела, прикрытых купольными стробоскопами со щелями шириной 0,5 мм, вращающиеся навстречу друг другу моторчиками со скоростью 400—500 об/мин. Такими же перископами, только несколько иной конфигурации, были оборудованы наблюдательная башенка командира на крыше малой башни и три окна механика-водителя в лобовом листе корпуса.

Двигатель и трансмиссия

Изначально предполагалось оснастить машину двигателем конструкции Гроте. Как и сам танк, двигатель Гроте, разработанный специально для данного танка, отличался большой оригинальностью и представлял собой 8-цилиндровый (два блока по 4 цилиндра, соединены картером) двигатель воздушного охлаждения мощностью 250 л. с. Особой оригинальностью отличались системы смазки и охлаждения. Смазка производилась отдельно для каждого цилиндра через сепараторы и имела специальные продувные камеры, устанавливаемые на роликовых подшипниках (а не в баббите, как во всех моторах того времени). Вкупе со сборным коленчатым валом, это должно было обеспечить очень низкий уровень шума двигателя (ниже легкового автомобиля) и его высокую надёжность.

Однако как раз с надёжностью двигателя возникли основные проблемы. Поскольку к требуемому сроку устранить их не успели, на уже построенную машину установили авиационный двигатель М-6 мощностью 300 л. с. Это потребовало некоторой переделки агрегатов танка, поскольку по габаритам М-6 был несколько больше двигателя Гроте. В частности, двигатель пришлось установить в корпусе открыто. Надо сказать, что двигатель М-6 рассматривался как временная мера — впоследствии предполагалось после доводки всё же установить спроектированный Гроте двигатель и закрыть его бронекапотом. Однако двигатель Гроте так и не был доведён до приемлемого уровня надёжности.

Трансмиссия включала в себя дисковый главный фрикцион сухого трения, коробку передач, бортовые фрикционы, однорядные бортовые редукторы. Коробка передач обеспечивала 4 передачи вперёд и 4 назад при плавном переключении. Такая конструкция КПП позволяла танку двигаться вперед и назад с равными скоростями, что считалось преимуществом для быстрого выхода повреждённого танка из боя. В конструкции коробки передач использовались шестерни с шевронным зацеплением.

Весьма оригинально было решено управление танком — вместо привычных рычагов использовалась рукоятка-регулятор авиационного типа. Повороты осуществлялись соответствующим отклонением рукоятки вправо-влево. Использование пневматических сервоприводов делало процесс управления машиной чрезвычайно лёгким.

Ходовая часть

Ходовая часть применительно к одному борту состояла из 5 опорных катков большого диаметра с грузошинами и индивидуальной пружинной подвеской с пневматическими амортизаторами, 4 поддерживающих роликов, переднего ленивца и ведущего колеса кормового расположения. Подрессоривание опорных катков было выполнено весьма эффективно и условно разделялось на три уровня. Первым являлась индивидуальная пневматическая подвеска с компрессорными камерами, вторым — индивидуальное подрессоривание катков спиральными пружинами, третьим — полупневматические шины типа «Эластик», которыми снабжались все опорные катки. Все это придавало танку чрезвычайно мягкий ход.

Танк имел очень мягкие пневматические тормоза, которыми снабжались не только ведущие колеса, но и все опорные катки. Таким образом, тормоза обеспечивали торможение как только ведущих колес (во время манёвров), так и экстренное торможение на все колеса борта (по команде водителя или при обрыве гусеничной цепи).

Мелкозвенчатая гусеница имела оригинальную конструкцию: траки крепились торцами к звеньям роликовых цепей. Благодаря такой конструкции и использованию штампованных деталей, гусеница имела высокое сопротивление на разрыв.

Интересно, что конструкция ходовой части ТГ позволяла на ровной и плотной поверхности вручную перекатывать танк с места на место силами нескольких человек.

Ходовая часть прикрывалась бронеэкранами. Для самовытаскивания на слабом грунте на осях направляющих колёс могли крепиться специальные «лапы».

Дополнительное оборудование

Предполагалась установка на танк радиостанции немецкого типа.

Экипаж

Экипаж танка состоял из 5 человек: командира танка (он же был наводчиком 37-мм орудия), водителя, пулемётчика, командира 76,2-мм орудия и заряжающего. По одному из вариантов проекта, в рубке мог помещаться ещё один пулемётчик.

Испытания и боевое применение

С 27 июня по 1 октября 1931 года опытный экземпляр ТГ, изготовленный на заводе «Большевик» к концу апреля 1931 года, проходил ходовые испытания.

В ходе испытаний была достигнута максимальная скорость движения танка 34 км/ч. Танк продемонстрировал неплохую проходимость и маневренность. Хорошо зарекомендовала себя в работе трансмиссия ТГ, которая благодаря применённым шевронным шестерням и кулачковым муфтам оказалась весьма прочной и надёжной, а использование пневматических приводов делало процесс управления необычайно лёгким, особенно для машины такого веса. Правда, воздушные магистрали периодически выходили из строя из-за плохого качества резины в уплотнениях.

Вместе с тем было отмечено множество конструктивных недоработок. К примеру, размеров боевого отделения рубки вполне хватало для удобной стрельбы из 76,2-мм орудия, но вот одновременная с этим стрельба из хотя бы одного башенного пулемёта была практически невозможна. Размещение в одном картере КПП и бортовых фрикционов затрудняло доступ к ним во время ремонта и вело к перегреву всего узла во время движения. Выявилась также неудовлетворительная работа бортовых тормозов и недостаточная эффективность гусеницы на мягких и вязких грунтах в силу малой высоты гребней гусеницы.

4 октября 1931 года по распоряжению правительства СССР была создана специальная комиссия по тщательному изучению Танка Гроте, возможностей устранения его недостатков и организации серийного производства. Ознакомившись с машиной и результатами испытаний, а также заслушав доклад конструктора, комиссия приняла следующее решение:

Считать, что танк ТГ в данном виде является чисто экспериментальным типом танка, на котором должны быть опробованы в работе все механизмы, представляющие практический интерес...

После устранения технических недоработок дальнейшие работы над танком были прекращены, АВО-5 расформировано, а немецкие специалисты во главе с Эдвардом Гроте в августе 1933 года покинули СССР и вернулись в Германию. Во второй половине 1931 — начале 1932 года проводились работы по созданию более дешёвых и простых в производстве танков на базе ТГ, приведшие к разработке ряда проектов, известных как танки ТА.

Судьба построенного танка ТГ неизвестна. После прекращения работ он был отправлен на хранение на полигон в Кубинке, а затем — в ВАММ им. Сталина, где и находился вплоть до начала Великой Отечественной войны. Вероятнее всего, во время войны танк пошёл в переплавку.

Оценка машины

По заложенным в конструкцию танка новшествам ТГ, несомненно, был очень оригинальной и новаторской машиной, намного превосходящей общий уровень мирового танкостроения того времени. Он сочетал в себе высочайшую для среднего танка того времени огневую мощь, хорошие бронезащиту и подвижность, плавность хода и удобство работы экипажа. Управление механизации и моторизации РККА проявляло к ТГ заслуженно большой интерес, планируя использовать его как «танк дальнего действия». Несмотря на ряд технологических сложностей, производство ТГ намеревались развернуть на отечественных заводах. В случае успеха ТГ составил бы серьёзную конкуренцию среднему танку Т-28, разрабатывавшемуся параллельно. Стоит особо отметить, что характер вооружения танка — две пушки с высокой начальной скоростью снаряда — предопределял основной задачей машины уничтожение вражеской бронетехники, то есть фактически ТГ мог играть роль истребителя танков.

Однако ТГ слишком опередил своё время. Отказ от принятия танка на вооружение был вызван не столько низкой надёжностью машины, отсутствием оригинального двигателя, либо результатами огневых испытаний (сведений о которых не имеется), сколько крайне высокой стоимостью производства и общим несоответствием уровня развития технологий отечественной промышленности того периода требованиям к точности изготовления сложных элементов конструкции ТГ (что и влекло за собой низкую надёжность танка). Это означало невозможность серийного производства и быстрого удовлетворения потребностей Красной Армии в средних танках, что в конечном итоге и предопределило судьбу ТГ.

Вместе с тем, в ходе работ по созданию и испытаниям экспериментального ТГ советские конструкторы приобрели богатый опыт по конструированию машин такого класса. Многие технические решения были использованы при разработке и производстве новых отечественных танков, в частности, Т-35.

Литература

• Коломиец М.; Мощанский И. Многобашенные танки РККА, часть 2. — М.: Стратегия КМ, 2000. — 80 с. — (Фронтовая иллюстрация, № 5, 2000). — 1500 экз. — ISBN 5-901266-01-3.
• Свирин М. Н. Броня крепка. История советского танка. 1919—1937. — М.: Яуза, Эксмо, 2005. — 384 с., ил. — 5000 экз. — ISBN 5-699-13809-9.
• Холявский Г. Л. Энциклопедия танков. — Минск: Харвест, 2006. — 576 с. — 7000 экз. — ISBN 985-433-253-5.

Ссылки

• [www.battlefield.ru/tank-grotte.html Мощный средний танк ТГ]

Отрывок, характеризующий ТГ (танк)

Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.