Битва при Калло
| Битва при Калло | |||
| Основной конфликт: Восьмидесятилетняя война | |||
 Битва при Калло, худ. П. Снайерс | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
Калло, близ Антверпена (ныне - Бельгия) | ||
| Итог | |||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва при Калло — одна из важнейших битв Восьмидесятилетней войны. Она произошла 20 июня 1638 года близ форта Калло, расположенного на левом берегу реки Шельды, между голландской армией под командованием Вильгельма Нассау-Хильхенбаха и испанской армией во главе с кардиналом-инфантом Фердинандом Австрийским, губернатором испанских Нидерландов. Голландцы рассчитывали окружить Антверпен, однако Фердинанд в результате битвы разбил гораздо большую по численности голландскую армию, потеряв при этом лишь несколько сотен солдат и взяв в плен 2500 голландцев и значительное количество орудий. Битва при Калло стала крупнейшей неудачей голландцев в рамках Восьмидесятилетней войны[2].
Содержание
Предыстория
В июле 1637 года штатгальтер Фредерик-Генрих Оранский вошёл в северный Брабант во главе армии из 18000 солдат и обложил испанский город Бреда[9]. Имевшая гарнизон из 3000 испанцев, итальянцев, валлонов и бургундцев Бреда была одной из главных крепостей испанских Нидерландов и символом испанской власти в Европе[10]. Испанские войска под командованием кардинал-инфанта Фердинанда Австрийского попытались снять осаду города, но не достигли успеха[11]. Тогда Фердинанд решил двигаться со своим войском в долину реки Маас, где захватил Венло и Рурмонд, чтобы отвлечь Фредерика-Генриха от осады Бреды[2]. Однако он был вынужден повернуть назад вскоре после этого, встревоженный французскими успехами в Артуа, Эно и Люксембурге, так и не сумев предотвратить падение Бреды[11].
Для кампании 1638 года король Филипп IV поручил кардиналу-инфанту провести наступательную кампанию против голландцев, чтобы заставить их согласиться на условия перемирия и возвратить потерянные территории в Бразилии, Бреду, Маастрихт, Райнберг и Орсой[12]. Основной целью этой кампании был захват Райнберга, который давал бы Испании плацдарм для давления на Маастрихт[11]. Фердинанду также было приказано после окончания кампании двигаться к Антверпену, который стал более уязвимым после потери Бреды. Однако в итоге вся испанская стратегия была разрушена действиями противников. Испанцам пришлось заняться обороной, поскольку в мае 1638 года маршал Шатийон осадил Сент-Омер, в то время как Фредерик-Генрих двинулся на Антверпен с армией из 22000 солдат, намереваясь осадить город[3].
Битва
Голландские маневры
Голландский авангард из 6000 голландцев, немцев и шотландцев под командованием принца Вильгельма Нассау-Зигенского был послан впереди основной армии с приказом захватить форты и редуты, размещенные на левом берегу реки Шельды[2]. Первоначально голландская армия концентрировалась у Берген-оп-Зома, куда Фредерик-Генрих Оранский подогнал 50 речных барж, но затем армия переместилась к Лилло[13]. В ночь с 13 на 14 июня она пересекли Шельду у Килдрека и легко заняла форт Лифкенсхук, недалеко от деревни Калло[13]. По данным испанской официальной переписки от 30 июня 1638 года командир форта получил взятку в 24000 серебряных монет и открыл ворота при приближении голландцев[13]. В соответствии с другим источником, комендант не был предателем, а сдал форт, чтобы спасти свою жизнь и жизни солдат гарнизона[14]. Наутро Вильгельм Нассау напал на форты Сент-Мари и Изабель. Он также приказал дамбы близ Мельзеле с целью затопления области, но отлив помешал этому[14].
В течение последующих четырёх дней голландские саперы работали на укрепление обороны форта Лифкенсхук[13]. На речных баржах доставлялась земля для строительства земляных укреплений. Половину гарнизона Вильгельм Нассау разместил в траншеях у стен форта, остальные солдаты были отправлены на штурм фортов Сент-Мари и Верребрук[13]. Нападение на Сент-Мари было отбито его немецким гарнизоном, хотя на следующий день форт был оставлен защитниками и занят войсками Вильгельма. Форт Вердик был взят штурмом в тот же день. Некоторые источники утверждают, что единственный сын Вильгельма был убит во время этих боев[13].
Испанская контратака
Встревоженный кардинал-инфант Фердинанд Австрийский просил имперского генерала Оттавио Пикколомини немедленно прибыть в Антверпен со своей армией. Пикколомини был тогда на пути к Валансьену с 4000 пехотинцев и 3000 кавалеристов, чтобы снять осаду города Сент-Омер[15]. Фердинанд сам также двинулся к городу в решимости вернуть потерянные форты. Он дал команду коменданту Антверпена дону Фелипе да Силва с гарнизоном покинуть город и следовать в сторону Мааса, где испанцы встали лагерем. Предупреждённый об этом манёвре Вильгельм Нассау мобилизовал свои войска в ожидании контратаки[14].
Фердинанд разделил свою армию на три части[16]. Основная была передана под командование генералу от артиллерии Андреа Кантельмо и состояла из 3000 солдат, разделенных на 5 отрядов[16]. Маркиз Леде получил под командование 5 отрядов, состоявших из испанцев, валлонов, немцев и других наций численностью около 2000 человек[17]. Наконец, третья часть армии включала также 2000 солдат и находилась под командованием графа Фуэнклара[18].
20 июня испанская армия пересекла реку Шельда и заняли позиции возле Беверена[14]. Сражение, ставшее одним из самых кровавых во всей войне, началось в тот вечер со штурма испанцами голландских позиций и продолжалась 12 часов[18]. Кантельмо атаковал голландские укрепления из Варброка, маркиз Леде — из Беверена, а граф Фуэнклара бросил своих солдат на форт Сент-Мари[15]. Сначала голландцам удалось отразить натиск испанцев, но вскоре они дрогнули и побежали в беспорядке[19]. Около 2500 человек были убиты или утонули, пытаясь спастись бегством, а ещё 2500 попали в плен. Вся артиллерия, 3 штандарта, 50 знамен и 81 речная баржа были захвачены испанцами[7]. Форты Лифкенсхук и Верребрук были захвачены, а потери Фердинанда составили всего 284 человек, 822 получили ранения[20].
Последствия
Победа при Калло был описан Фердинандом Австрийским в письме королю как «величайшая победа, которой руки вашего величества добились после начала войны в Нидерландах», а голландцами названа «большой бедой»[21]. Поражение заставило Фредерика-Генриха прекратить вторжение в испанские Нидерланды и серьёзно подорвало репутацию штатгальтера[3]. Вскоре после этого два генерала Фердинанда, Оттавио Пикколомини и Томас Кариньяно, разгромили французскую армии маршала Шатийона, которая отступила от Сент-Омера, потеряв 4000 солдат[4]. В попытке восстановить ситуацию Фредерик-Генрих осадил Гельдерн, но был вынужден снять осаду после того, как испанцы Фердинанда взломали его осадные укрепления[8]. Оборонительная кампания 1638 года, в целом, был исключительно успешной для испанцев.
Напишите отзыв о статье "Битва при Калло"
Примечания
- ↑ Sanz p. 141
- ↑ 1 2 3 4 Guthrie p. 168
- ↑ 1 2 3 4 Wilson p. 661
- ↑ 1 2 3 4 Guthrie p. 190
- ↑ Memorial histórico español p. 445
- ↑ De Cevallos y Arce p. 79
- ↑ 1 2 Mariana p. 69
- ↑ 1 2 Israel p. 83
- ↑ Israel p. 80
- ↑ Israel pp. 80-81
- ↑ 1 2 3 Israel p. 81
- ↑ Israel p. 82
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Michaud/Poujoulat, p. 239
- ↑ 1 2 3 4 Annales des travaux publics de Belgique p. 45
- ↑ 1 2 Michaud/Poujoulat, p. 240
- ↑ 1 2 De Cevallos y Arce p. 178
- ↑ De Cevallos y Arce pp. 178—179
- ↑ 1 2 De Cevallos y Arce p. 179
- ↑ Davies p. 610
- ↑ Memorial histórico español p. 446
- ↑ Albi p. 266
Литература
- (фр.) Belgium. Ministère des travaux publics. Annales des travaux publics de Belgique. — Brussels: Geomaere, 1844. — Vol. 2.
- (исп.) Albi Julio. De Pavía a Rocroi: los tercios de infantería española en los siglos XVI y XVII. — Balkan, 1999. — ISBN 84-930790-0-6.
- (фр.) Michaud Joseph Fr. Nouvelle collection des mémoires pour servir à l'histoire de France: depuis le XIIIe siècle jusqu'à la fin du XVIIIe; précédés de notices pour caractériser chaque auteur des mémoires et son époque; suivi de l'analyse des documents historiques qui s'y rapportent. — Guyot Frères, 1853.
- (исп.) De Cevallos y Arce Lorenzo. Sucesos de Flandes en 1637, 38 y 39 in Coleccion de libros españoles raros ó curiosos. — Madrid: Impr. de la Viuda de Calero, 1842–1895. — Vol. LXXV.
- (англ.)Guthrie William P. The later Thirty Years War: from the Battle of Wittstock to the Treaty of Westphalia. — Westport, USA: Greenwood Publishing Group, 2001. — ISBN 978-0-313-32408-6.
- (англ.)Israel Jonathan Irvine. Conflicts of empires: Spain, the low countries and the struggle for world supremacy, 1585–1713. — London, UK: Continuum International Publishing Group, 1997. — ISBN 978-1-85285-161-3.
- (исп.) De Mariana Juan. Historia general de España. — Madrid: Impr. de Francisco Oliva, 1839. — Vol. 9.
- (англ.)Davies Charles Maurice. History of Holland, from the beginning of the tenth to the end of the eighteenth century. — London: J. W. Parker, 1842. — Vol. 2.
- (исп.) Memorial histórico español: colección de documentos, opúsculos y antigüedades que publica la Real Academia de la Historia. — Madrid: La Academia, 1862. — Vol. 14.
- (исп.) Martín Sanz Fernando. La política internacional de Felipe IV. — Fernando Martín Sanz, 2003. — ISBN 978-987-561-039-2.
- (англ.)Wilson Peter H. The Thirty Years War: Europe's Tragedy. — Harvard University Press, 2009. — ISBN 978-0-674-03634-5.
Отрывок, характеризующий Битва при Калло
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
