Вестё, Чель
Поделись знанием:
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
| Чель Вестё | |
| Kjell Westö | |
 Чель Вестё на Гётеборгской книжной ярмарке[sv] (2013) | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
поэт, писатель, журналист |
| Годы творчества: | |
| Жанр: | |
| Язык произведений: | |
| Дебют: |
поэтический сборник «Tango Orange» (1986) |
Чель Андерс Вестё (швед. Kjell Anders Westö; 6 августа 1961, Хельсинки, Финляндия) — финский шведскоязычный поэт, писатель и журналист. Лауреат премии «Финляндия» (2006).
Биография
Чель Вестё родился и живёт в Хельсинки. В этом городе происходит действие и почти всех прозаических произведений писателя[1].
Учился в Шведском высшей школе социальных наук (Хельсинки).
Дебютировал в литературе в возрасте 25 лет — в 1986 году был опубликован сборник его стихотворений «Tango Orange», в котором, в частности, автор размышляет об ответственности человека перед обществом. Вслед за «Tango Orange» Вестё опубликовал ещё два сборника стихоторений. В этот же период, во второй половине 1980-х годов, Вестё печатался как журналист в газетах «Хювюдстадсбладет»[fi] и Ню Тид, а также в различных литературных журналах. Период 1980-х годов, по мнению самого Вестё, он воспринимал как время политического и культурного вакуума[1].
В конце 1980-х годов Вестё обратился к прозе, в 1989 году вышел сборник рассказов «Сыпь». В 1992 году вышел ещё один сборник рассказов — «Дело Брууса. Три рассказа». Включенная в него повесть «Мелба, Маллинен и я» опубликована по-русски в журнале «Север» в переводе Зинаиды Линден.
Первый роман Вестё, семейная хроника «Воздушные змеи над Гельсингфорсом», был опубликован в 1996 году, получил очень хорошие отзывы и через несколько лет был экранизирован. В 2000 году вышел второй роман — «Проклятие семьи Скраке», который был номинирован на премию «Финляндия» и на литературную премию Северного совета[1].
Третий роман Вестё, «Ланг» (швед. Lang), был опубликован в 2002 году; в 2005 году он вышел в русском переводе под названием «Кристиан Ланг — человек без запаха». Это произведение, как и «Проклятие семьи Скраке», было номинировано на премию «Финляндия» и на литературную премию Северного совета. В романе, действие которого происходит на стыке XX и XXI веков, рассказывается о трагической влюблённости писателя и телеведущего в женщину, одновременно доступную и непонятную; непреодолимая тяга к ней приводит главного героя в тюрьму, его обвиняют в убийстве бывшего мужа этой женщины…[1]
Премии и награды
- В 2006 года Вестё был удостоен премии «Финляндия» за роман Där vi en gång gått[2].
- В 2008 году Вестё был награждён медалью Pro Finlandia («Для Финляндии») — специальной медалью ордена Льва Финляндии, которой награждаются деятели культуры[2].
- В марте 2014 года за роман «Мираж 38» Вестё стал лауреатом литературной премии Шведского радио Romanpriset за лучший роман 2013 года. В решении жюри говорится, что премия присуждена «за то, что он [Челль Вестё] точным языком вводит нас в хельсинкскую среду, в которой сложные характеры вызывают к жизни мрачную страницу нашей истории, проводя параллели с современностью»[3].
- В октябре 2014 года удостоен Литературной премии Северного Совета за роман «Мираж 38» («Hägring 38»)[4].
Произведения
Сведения о публикациях Вестё по данным издательства Otava[fi][2]:
| Год | Оригинальное название | Название на финском языке | Название на русском языке | Жанр, дополнительная информация |
|---|---|---|---|---|
| 1986 | Tango Orange | Сборник стихотворений | ||
| 1988 | Epitaf över Mr. Nacht | Сборник стихотворений | ||
| 1989 | Avig-Bön | Сборник стихотворений. Книга вышла под псевдонимом Anders Hed | ||
| 1989 | Utslag och andra noveller | Merkitty ja muita novelleja | Сыпь | Сборник рассказов |
| 1992 | Fallet Bruus — tre berättelser | Tapaus Bruus ja muita kertomuksia | Дело Брууса. Три рассказа | Сборник рассказов |
| 1996 | Drakarna över Helsingfors | Leijat Helsingin yllä | Воздушные змеи над Гельсингфорсом[fi] | Роман |
| 2000 | Vådan av att vara Skrake | Isän nimeen | Проклятие семьи Скраке | Роман |
| 2002 | Lang | Lang | Кристиан Ланг — человек без запаха | Роман |
| 2004 | Lugna favoriter | Rennot suosikit — Kertomuksia 1989—2002 | Сборник рассказов | |
| 2006 | Där vi en gång gått | Missä kuljimme kerran | Там, где мы бывали[fi] | Роман |
| 2009 | Gå inte ensam ut i natten | Älä käy yöhön yksin (fi) | Роман | |
| 2011 | Sprickor — Valda texter 1986—2011 | Halkeamia — Valikoituja tekstejä 1986—2011 | Сборник рассказов | |
| 2013 | Hägring 38 | Kangastus 38 | Мираж 38 | Роман |
Напишите отзыв о статье "Вестё, Чель"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Вестё Ч. Коротко об авторе // Кристиан Ланг — человек без запаха = Kjell Westö. Lang / Пер. с швед.. — М.: Текст, 2005. — С. 236—237. — 237 [3] с. — 1500 экз. — ISBN 5-7516-0478-4. — УДК 821.113
- ↑ 1 2 3 [www.otava.fi/kirjailijat/kjell_westo/ Персональная страница Челя Вестё на сайте издательства Otava] (фин.) (Проверено 4 сентября 2013)
- ↑ [sverigesradio.se/sida/artikel.aspx?programid=2103&artikel=5805701 Литературная премия Шведского радио за финский роман «Мираж 38»] // Радио Швеция — Ryska, 10 марта 2014. (Проверено 12 марта 2014)
- ↑ [yle.fi/novosti/novosti/article7574208.html Финский писатель Чель Вестё удостоен литературной премии Северных стран] // Сайт телерадиокомпании Yleisradio Oy. Служба новостей Yle. — 29 октября 2014. (Проверено 30 октября 2014)
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Чель Вестё - [www.finlit.fi/fili/en/spotlight/kjell_westo.html Страница Челя Вестё на сайте FILI (Финского литературного агентства)] (недоступная ссылка с 11-03-2014 (3699 дней)) (англ.) (Проверено 16 декабря 2010)
- [www.otava.fi/kirjailijat/kotimaiset/s-o/westo_kjell/fi_FI/palkinnot/ Список наград и номинаций Челя Вестё на странице издательства Otava] (недоступная ссылка с 11-03-2014 (3699 дней)) (фин.) (Проверено 16 декабря 2010)
- [www.hs.fi/kirjat/artikkeli/Miss%C3%A4+kuljimme+vikaan/HS20090917SI1KU03vn8 Hannu Marttila. Missä kuljimme vikaan. Рецензия на роман Челя Вестё Älä käy yöhön yksin] // Helsingin Sanomat 17.9.2009 (фин.) (Проверено 16 декабря 2010)
Отрывок, характеризующий Вестё, Чель
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
