Дельбланк, Свен

Свен Дельбланк
швед. Sven Delblanc
Имя при рождении:	Свен Герман Аксель Дельбланк
Дата рождения:	26 мая 1931(1931-05-26)
Место рождения:	Сван-Ривер, Манитоба, Канада
Дата смерти:	15 декабря 1992(1992-12-15) (61 год)
Место смерти:	Уппсала, Швеция
Гражданство:	Швеция Швеция
Род деятельности:	прозаик, драматург, критик и литературовед
Годы творчества:	1962–1992
Жанр:	рассказ, роман, статья, пьеса
Язык произведений:	шведский

Свен Дельбланк (швед. Sven Delblanc, 26 мая 1931, Сван-Ривер, Манитоба, Канада — 15 декабря 1992, Суннерста, Уппсала) — шведский писатель.

Жизнеописание

Свен Дельбланк был третьим ребенком в эмигрантской семье фермера Зигфрида Акселя Германа Дельбланка, которая жила в Канаде с 1928 по 1934 годы. Далее Свен вместе с родителями и двумя старшими сестрами жил в Вагнхераде вблизи Тросы. В 1942 году супруги развелись, и в 1946 году Зигфрид вернулся в Канаду. Его отец (дед Свена), Фридрих Герман Дельбланк, работал печатником в Стокгольме, а родился в Лейпциге, что в Саксонии. Дед по матери Свена Дельбланка был родом из Весе (Väse), что в Вермланде, а бабушка по матери была из Норвегии. Еще в XIV веке Дельбланки жили на юге Франции, вблизи Ле-Пюи-ан-Веле. Один из представителей этого рода дезертировал под правления Наполеона I, во время Наполеоновских войн, и оказался в Германии.

В 1944 году Свен вместе с матерью переезжает в Сёдертелье, а с мая по сентябрь 1947 года он гостит у отца в Канаде. В 1952, отбыв военную службу и сдав экзамен, Свен поступает в Уппсальский университет, где изучает историю литературы. В 1955 году он женится на Кристине Экехорд, у супругов впоследствии родились дети — дочь Анна (1960) и сын Фредрик (1967). На протяжении 1958—1964 гг. Свен Дельбланк пишет литературно-критические статьи в газете Arbetarbladet. В 1959 году он сдаёт лицензионный экзамен по истории литературы и начинает преподавать. В 1962 году Дельбланк дебютирует с романом «Краб-отшельник», впоследствии его пьесы ставят на радио. В 1965 он защищает докторскую диссертацию «Честь и память» — исследование о шведской литературе XVIII века, — и далее преподает историю литературы на посту доцента. В 1968—1969 годах он был приглашенным профессором в Калифорнийском университете в Беркли. Написал ряд литературоведческих трудов. С начала 1970-х Дельбланк стал писателем — профессионалом. В 1976 его избрали почетным членом братства Седерманланд-Нерике (швед. Södermanlands-Nerikes) в Уппсале. В 1987—1989 Дельбланк работал редактором издания Den Svenska Litteraturen I—V вместе с Ларсом Лённротом. В этом издании по истории шведской литературы он сам написал много статей, в частности о Шернъельме, Стриндберге, Фрёдинге, Хейденстаме, Карлфельдте, Франсе Бенгтссоне и Яльмаре Бергмане. За всю свою жизнь Свен Дельбланк получил четырнадцать различных литературных наград.

В конце 1990 года писатель узнал, что у него запущенный рак костей и жить осталось очень мало. Тогда же он решил издать «Колос жизни», написанный в основном в 1988 году, но «слишком болезненный, нечего было его опубликовывать». Дельбланк написал также «Последнее слово» — книгу с 55 дневниковыми записями, в которых автор изображает течение своей болезни и размышляет о смерти. За оставшиеся год-два Дельбланк создал также «Мякину», продолжение «Колосса жизни», которое вышло в свет посмертно, в 1993 году. Дельбланк успел еще написать телеспектакль «Путешествие домой», который поставили на Шведском телевидении в том же году.

Перед смертью Лебланка ходили слухи, что это он анонимно писал под псевдонимом Бу Балдерсон. Свена Дельбланка похоронили на кладбище Гаммарбю в Уппсале.

Творчество

Проза Дельбланка, как правило, носит притчевый характер. Ему принадлежат цикл автобиографических романов о вымышленном городке Хедебю — в реальности Вагнхерад — перед войной, во время и после Второй мировой войны (Река памяти, Каменная птица, Зимняя берлога, Городские ворота), по которому был снят телевизионный сериал, пользовавшийся большой популярностью, и такой же романный цикл, складывающийся вокруг фигуры деда писателя по материнской линии — проповедника, сошедшего с ума: Книга Самуила, Дочь Самуила, Земля Ханаанская и Мария в одиночестве.

Романы и повести

• Краб-отшельник/ Eremitkräftan (1962)
• Пасторский сюртук/ Prästkappan, исторический роман (1963)
• Гомункулус/ Homunculus (1965)
• Путешествие в ночь/ Nattresa (1967)
• Ослиный мост/ Âsnebrygga (1969)
• Река памяти/Åminne, автобиографический роман (1970)
• Примавера/ Primavera (1973)
• Каменная птица/ Stenfågel, автобиографический роман (1973)
• Зимняя берлога/ Vinteride, автобиографический роман (1974)
• Кастраты/ Kastrater, исторический роман (1975)
• Городские ворота/Stadsporten, автобиографический роман (1976)
• Пещерный человек/ Grottmannen (1977)
• Гуннар Эммануэль/ Gunnar Emmanuel (1978)
• Сперанца/ Speranza, исторический роман (1980)
• Книга Самуила/ Samuels bok (1981)
• Дочери Самуила/ Samuels döttrar (1982)
• Ночь над Иерусалимом/ Jerusalems natt, исторический роман (1983)
• Земля Ханаанская/ Kanaans land (1984)
• Мария в одиночестве/ Maria ensam (1985)
• Гора Мориа/ Moria land, антиутопия (1987)
• Вдова/ Änkan (1988)
• Ифигения/ Ifigenia, мифологический роман (1990)
• Колос жизни/ Livets ax, мемуары (1991)
• Мякина/ Agnar, мемуары (1993)

Ссылки

• Городские ворота. М.: Художественная литература, 1980
• Река памяти. М.: Радуга, 1987
• Пасторский сюртук. Гуннар Эммануэль. М.: Кучково поле; Канон-Пресс-Ц, 2000

Признание

Премия газеты Aftonbladet (1965). Литературная премия Северного Совета (1981). Премия Пилот (1986), Августовская премия (1991).

Ссылки

• [www.delblancsallskapet.se/ Сайт Общества Свена Дельбланка]  (швед.),  (англ.)
• [www.imdb.com/name/nm0216627/ На сайте IMDB]

Отрывок, характеризующий Дельбланк, Свен

Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]