Лидман, Сара

Сара Лидман
швед.
Сара Лидман в родных краях. Миссентреск, около 1960 года.
Дата рождения:	3012.1923
Место рождения:	Миссентреск
Дата смерти:	17 июня 2004(2004-06-17)
Место смерти:	Умео
Гражданство:	Швеция
Род деятельности:	писательница, журналистка и критик
Годы творчества:	1953-2003
Направление:	реализм, символизм
Жанр:	роман, рассказы, пьеса, статья
Язык произведений:	шведский
Дебют:	«Смоляная долина» (1953)

Сара Адела Лидман (швед. Sara Adela Lidman 30 декабря 1923, Миссентреск, Вестерботтен, Швеция — 17 июня 2004, Умео, Швеция) — шведская писательница, журналистка, драматург и критик.

Жизнеописание

Сара Лидман родилась на севере Швеции, у Андреаса и Энны Лидман. В этой семье было ещё две дочери — Лисбет и Тура. После подготовительных классов Сара в 1931 году пошла в неполную среднюю школу, которую закончила в 1936 году. В 1937—1938 годах училась в дополнительных, в старших классах средней школы. С 1940 по 1942 заочно получала образование в Хермудском институте корреспонденции и 29 мая 1942 года сдала выпускной экзамен.

В 1942—1944 Сара Лидман училась в практической школе в Марианнелунде, сдала выпускной экзамен 7 июня 1944 года. В 1945 она поступила в Уппсальский университет, затем из-за болезни была вынуждена прервать обучение и в 1948 году начала учиться в Лундском университете. В 1949 Сара получила степень кандидата философии в первом из этих учебных заведений и до 1952 года училась во втором. Специализировалась, в частности, на французском языке и литературе (летом 1947 прошла языковую практику в Гренобле), на норвежском языке и литературе (1950, 1951) и на педагогике (1952).

Ещё в студенческие годы Сара Лидман подрабатывала работая библиотекарем. Получив в 1952 полное высшее образование, в следующем году она дебютировала романом «Смоляная долина» и с тех пор регулярно печаталась, получала литературные премии, публиковалась в масс-медиа и сотрудничала с театрами и Шведским радио. В 1965, 1972, 1974, 1979 и 1995 годах писательница посещала Вьетнам и результатом этого посещения стали статьи и их сборники, отмеченные протестом против вмешательства США в Индокитай. Помимо написания статей против такой политики, она выступала как участница Трибунала Рассела-Сартра и активный член политической группировки «Левые 68 года». Её знали как человека, который горячо агитирует и упорно добивается желаемого. В 1960 году Лидман поехала в Южно-Африканский Союз, чтобы «встретить новых людей и найти новые проблемы». Там её обвинили в нарушении расовых законов (сохранился задокументированный допрос) и в следующем году заставили уехать из страны. В 1963 Лидман боролась с расизмом уже в Кении. В конце 1960-х она поддерживала горняков-забастовщиков Кируны и других рудников. Впоследствии перешла от коммунистических взглядов на умеренные и занялась охраной окружающей среды. Уже перед смертью писательница выступила против войны в Ираке. Такую деятельность Сары Лидман и свою совместную жизнь с ней во второй половине 1950-х описал Ивар Лу-Юханссон в романе «Голубая дева».

В 1955—1963 годах писательница принадлежала к членам литературной академии «Общество Девяти» и заседала в кресле № 8. С 1975-го года и до самой смерти она проживала в своем родном доме в Миссентреске.

Творчество

В 1953 году Сара Лидман дебютировала романом «Смоляная долина», в котором изобразила будни села Экстреск поэтическим языком, который основывается на северо-шведских диалектах и библейских текстах. «Край морошки» (1955) — это широкое эпическое описание бедного вестерботтенского сообщества лесоводов. Романы «Ростки под дождём» (1958) и его продолжение «Носить омелу» (1960) отмечаются психологическим реализмом с символистическими оттенками. В 1960-х годах этическая проблематика получила политическую окраску. В романах «Я и мой сын» (1961) и «С пятью алмазами» (1964) говорится о расовой дискриминации.

Своими репортажами «Встречи в Ханое» (1966), «Рудник. Картина Удда Урбума» (1968), «Наземные и подземные друзья» (1969) и «Птицы в Намдине» (1972) Лидман приняла участие тогдашних спорах на социально-политические вопросы, став на сторону левого социалистического крыла и развивая тему солидарности с бедняками и эксплуатируемыми. В романе «Твой слуга слушает» (1977) писательница вернулась к циклу о жизни в Вестерботтене и описала колонизацию Севера Швеции в 1870-х годах. То было первое произведение в так называемом «Железнодорожном эпосе», который состоит из пяти частей: «Дитя гнева» (1979, отмеченный Литературной премией Северного Совета), «Камень Набота» (1981), «Удивительный человек» (1983) и «Железная корона» (1985). В них сильно и убедительно синтезированы провинциальное и универсальное средствами своеобразной поэтической прозы. Главным героем этих произведений выступает Дидрик Мортенссон — крестьянин, который благодаря своей настойчивости и целеустремленности добился власти в этой местности. Энтузиаст железной дороги, он считает её средством преодолеть изолированность поселения от остального мира. В конце концов его обвиняют в злоупотреблениях и по иронии судьбы везут в тюрьму одним из первых поездов, которых он так предвкушал. В этом цикле многое взято из истории рода Сары Лидман. Последним из серии вышел в свет роман «Минута невиновности» (1999).

Личный архив Сары Лидман хранится в исследовательском архиве библиотеки университета Умео. Её многочисленные пьесы не дождались публикации и до сих пор находятся в состоянии рукописей и машинописей. Некоторые из них в своё время транслировались по радио и телевидению.

Произведения

Проза

• Tjärdalen (1953) — «Смоляная долина», роман
• Hjortronlandet (1955) — «Край морошки», роман
• Regnspiran (1958) — «Ростки под дождём», роман
• Bära mistel (1960) — «Носить омелу», роман
• Jag och min son (1961) — «Я и мой сын», роман
• Jag och min son (1963) — «Я и мой сын», роман, переработанная версия
• Med fem diamanter (1964) — «С пятью алмазами», роман
• Din tjänare hör (1977) — «Твой слуга слушает», роман
• Vredens barn (1979) — «Дитя гнева», роман
• Nabots sten (1981) — «Камень Набота», роман
• Den underbare mannen (1983) — «Удивительный человек», роман
• Järnkronan (1985) — «Железная корона», роман
• Lifsens rot (1996) — «Корень смысла жизни», роман
• Oskuldens minut (1999) — «Минута невиновности», роман

Журналистика

• Samtal i Hanoi (1966) — «Встречи в Ханое», репортаж
• Gruva. Bild Odd Uhrbom (1968) — «Рудник. Картина Удда Урбума», сборник интервью
• Gruva. Bild Odd Uhrbom (1969) — «Рудник. Картина Удда Урбума», расширенная версия
• Vänner och u-vänner (1969) — «Наземные и подземные друзья», сборник статей
• Fåglarna i Nam Dinh (1972) — «Птицы в Намдине», статьи про Вьетнам
• Varje löv är ett öga (1980) — «Каждый листок око», сборник статей
• …och trädet svarade (1988) — «…и дерево ответило», сборник статей
• Kropp och skäl (2003) — «Тело и душа», различные статьи

Драматургия

• Marta Marta (1970) — «Марта-Марта»
• Пьеса на материале «Ростков под дождём». Рукопись. Не поставлена. 1950-е годы
• Job Klockmakares dotter — «Дочка часовщика Иова». Машинопись, поставлена в городском театре Гётеборга (1954, 1955), в театрах «Рикстеатерн» (1956) и «Каммартеатерн» (1956)
• Aina — «Айна». Рукопись, поставлена в Королевском драматическом театре и в городском театре Гётеборга (1956, 1957), а также в «Рикстеатерне» (1960)
• De vilda svanarna — «Дикие лебеди». Машинопись инсценировки сказки Андерсена. Перевод на немецкий Фреда Эльма и Сары Лидман. Поставлена на телевидении силами театров «Кларатеатерн» (1971, 1972), «Тренделаг театер» (1975, 1976) и «Рикстеатерн» (1979)
• Balansen och Skogen — «Равновесие и лес». Поставлен в театре «Данстеатер» (1975)
• Din tjänare hör, Vredens barn — «Твой слуга слушает», отрывки из романа «Дитя гнева». Для театральной постановки обработали Лейф Сундберг и Сара Лидман. Готовилась для театра «Норрботтенстеатерн» (1981)
• Hästen och tranan — «Конь и журавль». Машинопись. Поставлена и передана на телевидение силами театров «Вестерботтенстеатерн» (1983), «Норрботеттенстеатерн» и других
• Järnkronan — «Железная корона». Машинопись. Поставлена не менее чем в двух версиях (1987)

Книги о Саре Лидман

• Birgitta Holm. Sara Lidman : i liv och text, 1998, isbn 91-0-056670-5, Finn boken
• Lina Sjöberg. Genesis och Jernet : ett möte mellan Sara Lidmans Jernbaneepos och bibelns berättelser, 2006, isbn 91-7844-727-5, Finn boken

Награды и отличия

• 1953 — Литературная премия газеты «Свенска Дагбладет»
• 1956 — Медаль BMF
• 1956 — Писательская премия педагогического общества школ для взрослых
• 1957 — Стипендия Книжной лотереи
• 1961 — Премия Доблоуга
• 1964 — Литературная премия газеты «Мы»
• 1968 — Большая поощрительная литературная премия
• 1977 — Большая премия «Общества Девяти»
• 1980 — Литературная премия Северного Совета (за роман «Дитя гнева»)
• 1985 — Литературная премия Сельмы Лагерлёф
• 1985 — Премия Доблоуга
• 1986 — Большая литературная поощрительная премия за роман
• 1987 — Медаль Хеденвинда
• 1991 — Премия «Аниара»
• 1992 — Премия Ивара Лу
• 1993 — Премия Харри Мартинсона
• 1993 — Премия Херарда Боннира
• 1996 — Премия Мои Мартинсон
• 1998 — Премия Стига Шёдина
• 1998 — Премия Сикстена Хеймана
• 1999 — Pilotpriset
• 1999 — Шведская премия по риторике
• 2001 — Личная премия Ивара Лу-Юханссона

Почести

• Звание почетного доктора философии Университета Умео (1978)
• Звание профессора — 1999
• В 2009 именем Сары Лидман названа улица в Стокгольме

Ссылки

• Лидман Сара — статья из Большой советской энциклопедии.
•  (швед.) [www.albertbonniersforlag.se/Forfattare/Forfattarpresentation/?PersonId=6498 Издательство Альберта Боннира — Сара Лидман]
•  (швед.) [libris.kb.se/hitlist.jsp?q=f%C3%B6rf%3A%28Lidman%2C+Sara%2C+1923-2004%29 Данные о Саре Лидман на сайте «Libris»]
•  (швед.) [www.foark.umu.se/samlingar/hand52.htm Архив Сары Лидман]

Отрывок, характеризующий Лидман, Сара

– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.