Гейдж, Лайман Джадсон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лайман Джадсон Гейдж
Lyman Judson Gage
42-й министр финансов США
6 марта 1897 — 31 января 1902
Президент: Уильям Мак-Кинли
Теодор Рузвельт
Предшественник: Джон Карлайл
Преемник: Лесли Шоу
 
Рождение: 28 июня 1836(1836-06-28)
Дерайтер, Нью-Йорк
Смерть: 26 января 1927(1927-01-26) (90 лет)
Сан-Диего, Калифорния, США

Лайман Джадсон Гейдж (англ. Lyman Judson Gage; 28 июня 1836 — 26 января 1927) — 42-й министр финансов США.



Семья

Лайман Джадсон Гейдж родился в городе Дерайтер в штате Нью-Йорк в семье Элая Гейджа и Мэри Джадсон. Его предок, Томас Гейдж, приехал в Америку в 1640 году. Лайман был женат три раза. В 1864 году он в методистской традиции венчался с Сарой Этеридж. В 1874 году Гейдж овдовел. В 1887 году он женился на вдове своего брата, Корнелии Уошберн, а в 1907 году взял в жёны Фрэнсис Аду Баллу[1].

Карьера

Трудовую деятельность Гейдж начал в 1850 году, устроившись разносчиком почты в железнодорожную компанию в городе Роум. Через три года он получил должность младшего клерка в центральном банке города. В 1855 году Гейдж переехал в Чикаго и устроился работать служащим на лесопилку. В 1858 году его взяли бухгалтером в кредитную компанию. В 1868 году Гейдж устроился работать кассиром в Первый национальный банк Чикаго, его карьера пошла в гору. В 1882 году он, будучи уже влиятельным лицом в финансовых кругах востока США, был выбран первым президентом Банковского клуба Чикаго, и вице-президентом (а через год и президентом) Американской ассоциации банкиров. Гейдж активно участвовал в общественной жизни: был председателем оргкомитета прошедшей в Чикаго Всемирной выставки 1893 года, занимал должность директора чикагского Института искусств, два года возглавлял Гражданскую федерацию Чикаго[1].

В 1892 году Гейдж дослужился до должности президента Первого национального банка Чикаго. В том же году американский президент Гровер Кливленд предложил ему возглавить министерство финансов, однако Гейдж имел большие планы относительно управления банком и отказался. В январе 1897 года президент Уильям Мак-Кинли вновь предложил Гейджу возглавить министерство финансов, и на этот раз предложение было принято. 6 марта того же года Гейдж был утверждён в должности Сенатом. Он, следуя курсу своих преемников, стал повышать стабильность финансового сектора. Министерство финансов получило функции центрального банка. В 1900 году был принят инициированный Гейджем Закон о золотом стандарте, он также заложил основу для создания в 1913 году Федеральной резервной системы[1].

После убийства Мак-Кинли в 1901 году его преемник, Теодор Рузвельт, оставил Гейджа во главе министерства финансов, чтобы не допустить паники на финансовых рынках, но уже 31 января 1902 года освободил его с должности, назначив министром Лесли Мортимера Шоу. В том же году Гейдж возглавил Американскую трастовую компанию в Нью-Йорке, а в 1907 году вышел на пенсию и переехал в Калифорнию. Лайман Гейдж умер в Сан-Диего 26 января 1926 года[1].

Напишите отзыв о статье "Гейдж, Лайман Джадсон"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Bernard Katz, C. Daniel Vencill. Biographical Dictionary of the United States Secretaries of the Treasury, 1789-1995. — Westport, Conn.: Greenwood Press, 1996. — P. 159-162. — ISBN 0-31328-012-6.

Отрывок, характеризующий Гейдж, Лайман Джадсон

Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.