Фостер, Чарльз Уильям
| Чарльз Уильям Фостер Charles William Foster 
| ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| 12 января 1880 — 14 января 1884 | ||||
| Вице-губернатор: | Эндрю Хикенлупер[en] | |||
| Предшественник: | Ричард Бишоп[en]* | |||
| Преемник: | Джордж Ходли[en] | |||
| ||||
| 25 февраля 1891 — 6 марта 1893 | ||||
| Президент: | Бенджамин Гаррисон | |||
| Предшественник: | Уильям Уиндом | |||
| Преемник: | Джон Карлайл | |||
| ||||
| 4 марта 1873 — 3 марта 1879 | ||||
| Предшественник: | Эрасмус Пек[en] | |||
| Преемник: | Томас Юинг, мл.[en] | |||
| ||||
| 4 марта 1871 — 3 марта 1873 | ||||
| Предшественник: | Эдвард Дикинсон[en] | |||
| Преемник: | Джеймс Робинсон[en] | |||
| Рождение: | 12 апреля 1828 Тиффин, Огайо, США | |||
| Смерть: | 9 января 1904 (75 лет) Спрингфилд, Огайо, США | |||
| Партия: | Республиканская партия | |||
Чарльз Уильям Фостер (англ. Charles William Foster; 12 апреля 1828 — 9 января 1904) — американский политик, 35-й губернатор Огайо, 40-й министр финансов США.
Биография
Чарльз Фостер родился 12 апреля 1828 года в округе Сенека, штат Огайо. После окончания школы устроился работать продавцом, потом в банк. В 1846 году стал компаньоном отца в его магазине. Свой заработок Фостер инвестировал в строительство железных дорог и банковскую сферу, что со временем сделало его состоятельным человеком. В 1854 году город Рисдон, Огайо, был переименован в Фосторию, а сам Чарльз позже избран его мэром.
В 1870 году Фостер победил на выборах в Палату представителей США. С 4 марта 1871 по 3 марта 1873 год он представлял интересы 9 округа Огайо, а с 4 марта 1873 года по 3 марта 1879 год интересы 10 округа Огайо[1]. В 1876 году Чарльз Фостер стал членом комиссии по спорному результату президентских выборов. В 1878 году Фостер вошёл в состав членов Палаты представителей.
12 января 1880 года, после победы на выборах, Фостер стал губернатором Огайо. Находясь на этом посту, он реформировал старую администрацию, увеличил налог на алкогольные напитки и способствовал улучшению инфраструктуры городов штата[2]. После окончания срока Фостер ушёл из политики на несколько лет. 29 января 1891 года президент Бенджамин Гаррисон назначил Чарльза министром финансов США. При нём значительно увеличился финансовый резерв, который помог смягчить последствия экономического кризиса 1893 года[3].
Напишите отзыв о статье "Фостер, Чарльз Уильям"
Примечания
| ||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Фостер, Чарльз Уильям
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
