Гей-парады в России

Гей-парады (англ. Gay parade) или гей-прайды (англ. Gay pride) являются публичными массовыми выступлениями в поддержку толерантного отношения к геям, лесбиянкам, бисексуалам и трансгендерам (ЛГБТ), а также прав человека и гражданского равноправия для всех людей вне зависимости от сексуальной ориентации и гендерной идентичности.

В России гей-парадами принято называть любые публичные мероприятия геев и лесбиянок, даже если организаторы сами не называют свои акции «парадом». Гей-парадами считают как собственно правозащитные общественно-политические акции движения гей-прайда (пикеты, митинги, шествия), так и другие публичные общественные мероприятия ЛГБТ-сообщества (флэш-мобы, пикеты и пр.), а иногда даже просто развлекательные шоу и мероприятия. Несмотря на значительные различия в форме проведения, характере и целях этих мероприятий, нередко все они в равной степени прессой и властями именуются «гей-парадами», зачастую вопреки заявлениям самих организаторов и участников.

Оживлённые дискуссии со стороны представителей власти, прессы, общества в целом, а также внимание мировой общественности вызвали правозащитные акции Московского гей-прайда, которые с мая 2006 года ежегодно проводятся в Москве правозащитным проектом GayRussia.Ru. В 2008 году движение Московского гей-прайда объединилось с белорусскими ЛГБТ-активистами, учредив совместный Славянский гей-прайд, мероприятия которого проходят в Москве и Минске. В 2010 году к российскому движению гей-прайда присоединились ЛГБТ-активисты из Петербурга, впервые проведя Санкт-Петербургский ЛГБТ-прайд.

Концепция гей-парада

Цели акции

«Смысл проведения такого парада — это показать, что геи существуют, что геи тоже люди, и что они имеют право на свободу выражения своих мнений».

Николай Алексеев, «Эхо Москвы», 2005

Гей-парад или гей-прайд в мировом сообществе исторически рассматривается в качестве акции в поддержку толерантности и защиту прав ЛГБТ. Гей-парады традиционно проходят во многих странах мира летом, чаще всего в июне, в память о Стоунволлских бунтах, когда тысячи геев и лесбиянок выступили против полицейского произвола, что стало одним из символов начала борьбы сексуальных меньшинств за гражданские права.

Термин «прайд», переводимый как «гордость», подразумевает сопротивление и протест против идеи ущербности, униженности и стыда в связи с гомосексуальной ориентации по аналогии с выступлениями против расистской дискриминации. В прошлом борцы против расовой когрегации США провозгласили слонг: «Я чернокожий, и я этим горжусь!» (англ. «I am black and I am proud!»). Подобным образом и гей-активисты утверждают, что быть гомосексуальным не унизительно. К примеру, мэр Берлина Клаус Воверайт стал известен своей предвыборной поговоркой: «I am a gay, but it’s OK!», то есть: «Я гей, но это нормально!».

Российские гей-активисты, выступающие за воспроизведение зарубежного опыта акций гей-прайдов в России, настаивают на правозащитном значении гей-парада. Так лидер организации GayRussia Николай Алексеев после первого заявления о намерении провести гей-прайд в 2006 году заявил:

«Акция будет не карнавалом, которые обычно проводятся в Европе, а правозащитным шествием, направленным против гомофобии и дискриминации секс-меньшинств». «Никаких голых людей, вызывающих одежд не будет, это будет шествие в классическом понимании этого слова, лишь только флаги будут радужные — шестицветные, символизирующие гей-сообщество. Мы будем добиваться от властей запрета дискриминации по половой ориентации не только на бытовом уровне, но и в трудовой сфере».

В настоящее время на сайте Санкт-Петербургского ЛГБТ-прайда (ЛГБТ-организация «Равноправие») о целях гей-парада говорится:

«Нам очень нужен парад. Будет ли это парад, митинг или манифестация — не важно. Главное — открыто выступить с требованиями обеспечить равные права лесбиянкам, геям, бисексуалам и трансгендерным людям. Выступить открыто — значит, продемонстрировать обществу и государству существование у нас целого комплекса правовых, социальных, экономических проблем, невозможность жить открытой полноценной жизнью из-за невежества, иррациональных страхов, предрассудков и пренебрежения по отношению к нам; заявить о недопустимости замалчивания наших проблем. Только если все права нам гарантированы, мы можем жить в достоинстве».

Терминология в России и за рубежом

Терминология публичных гей-акций различается в России и за рубежом. В России популярным и практически общеупотребимым названием акций стал «гей-парад», хотя сами гей-активисты предпочитают употреблять термин «гей-прайд». В западных странах при описании публичных гей-акций могут употребляться различные термины, однако, наиболее употребимым термином гей-акций в России является «гей-прайд» (gay pride). Этот термин в отношении попыток проведения гей-парадов в России употребляется и в международных документах: в частности, в документах Европейского парламента и в решении ЕСПЧ по делу «Алексеев против России». Так, в названном решении ЕСПЧ сказано:

«В 2006 году заявитель вместе с другими людьми организовал шествие с целью привлечения внимания к дискриминации меньшинства геев и лесбиянок в России, уважения к правам и свободам человека и с целью призыва к терпимости со стороны российских властей и общества в целом к этому меньшинству. В том году шествие было названо „Шествие прайда“, а в последующие годы — „Гей-прайд“, по аналогии со схожими мероприятиями гомосексуальных сообществ в крупных городах по всему миру».

Однако, далее в этом же документе цитируются сообщения СМИ с заявлениями представителей российской власти, где те же самые акции называются термином «гей-парад» (gay parade). Таким образом, в международных документах термины «гей-парад» и «гей-прайд» в России являются синонимами.

Акции гей-парадов

Предыстория

В начале 1990-х годов на волне либерализации общественного дискурса активизировалось и российское ЛГБТ-движение. В частности стали организовываться кинофестивали и массовые публичные выступления.

День государственного флага в Москве в 1998 году отметился участием в официальной колонне и концерте на Васильевском спуске платформы сексменьшинств

В Екатеринбурге при поддержке городской администрации с 2001 по 2005 год проходили «парады любви», которые многие СМИ называли гей-парадами из-за присутствия на них большого количества гомосексуалов. Эти мероприятия были прерваны в 2006 году в связи со скандалом вокруг Московского гей-прайда.

В Москве в мае 2006 года должен был состояться фестиваль «Радуга без границ», который был сорван из-за угроз экстремистских группировок, устроивших серию погромов и избиений. Позднее выяснилось, что эти же группировки через несколько месяцев устроили теракт на Черкизовском рынке.

В Санкт-Петербурге 27 мая 2006 в рамках «Дня города» прошло шоу «Парад любви», организованное клубом «Центральная станция» с разрешения городской администрации. На площадке перед католическим храмом св. Екатерины Александрийской (Невский пр., д. 32—34) была установлена сцена, где, по свидетельству администрации прихода, «в течение всего вечера устраивались грязные и пошлые танцы с участием обнаженных женщин и трансвеститов, оскорбляющие не только чувства верующих, пришедших на богослужение, но и всех порядочных горожан, пришедших на праздник с детьми». Представители храма, в котором была сорвана месса, подали в прокуратуру жалобу на организаторов.

Митрополит Тадеуш Кондрусевич, бывший ординарий архиепархии Божией Матери в Москве, комментируя произошедшее, сказал: «Я потрясён тем, что произошло в Санкт-Петербурге. Мало того, что пропагандируется безнравственность, так ещё открыто попираются права верующих. В Федеральном Законе „О свободе совести и о религиозных объединениях“ сказано: „Проведение публичных мероприятий, оскорбляющих религиозные чувства граждан, вблизи объектов религиозного почитания запрещается“ (ст.3, п.6).».

Представители клуба «Центральная станция», которых СМИ объявили «организаторами гей-парада», заявили, что их клуб лишь предоставил своих артистов из травести-труппы для выступления, и они сами огорчены выбором места проведения мероприятия. Они сообщили также о намерении направить официальное письмо с извинениями в адрес католического прихода. В клубе особо отметили, что «акция не могла носить характер гей-парада, поскольку представители сексуальных меньшинств хоть и были, возможно, в числе зрителей шоу, но основную массу пришедших на праздник составляли все-таки „обычные“ горожане». Непричастность к мероприятию подтвердили и представители ЛГБТ-сообщества".

Различные мероприятия правозащитного и просветительского характера, такие как Неделя против гомофобии, День молчания, Радужный флешмоб, регулярно проводит Российская ЛГБТ-сеть. Широкое освещение в прессе получили подобные акции, проводимые в Санкт-Петербурге ЛГБТ-организацией «Выход».

Гей-парад-2006

В начале 2006 года активисты проекта GayRussia заявили о намерении провести первую акцию гей-прайда и направили заявку об этом в администрацию Москвы. Мэр Москвы Юрий Лужков принял решение запретить акцию.

Запрет гей-парада

16 марта 2006 г. решение мэра Москвы Юрия Лужкова запретить проведение гей-прайда поддержал патриарх Алексий II, опубликовавший письмо на официальном сайте РПЦ. Алексий II, в частности, заявил: «Хотел бы поблагодарить за принятое вами решение не допустить публичной пропаганды безнравственности… Относясь с пастырской ответственностью к людям, имеющим подобные наклонности, и призывая их к исправлению, Церковь в то же время решительно противостоит попыткам представить греховную тенденцию как „норму“ и пример для подражания».

Ряд представителей европейской общественности и политической элиты, напротив, поддержали идею гей-парада в Москве и оказывали в связи с этим определённое давление на мэра Москвы (как известно, некоторые влиятельные европейские коллеги Лужкова — например, мэры Парижа Бертран Деланоэ и Берлина Клаус Воверайт — сами являются геями и постоянными участниками гей-парадов в своих городах). В зарубежных выступлениях Юрий Лужков объяснял недопустимость проведения в Москве гей-парада не тем, что он считает эту акцию безнравственной, а тем, что против гей-парада, по его мнению, выступают не только все традиционные религиозные конфессии, но и общественность. «Если бы он проходил в Москве, его участники подвергались бы довольно большой опасности, так как могли пострадать от негативных настроений москвичей», — заявил мэр. Говоря о гомосексуальных половых отношениях, он также добавил: «Моя философия: я негативно отношусь к этим явлениям, так как считаю их неестественными для человеческой природы, хотя стараюсь терпимо относиться ко всему, что возникает в человеческом обществе».

Суд отклонил жалобу, поданную активистами российского гей-движения на действия московских властей, которые дважды отвечали отказом на заявления о проведении гей-парада в Москве в 2006 году.

Организаторы запланировали проведение акции на 27 мая (день отмены в РФ уголовной ответственности за гомосексуализм). Участники акции намеревались пройти по Мясницкой улице от здания Главпочтамта до Соловецкого камня на Лубянской площади.

Городские власти запретили мероприятие, сославшись на соображения безопасности. Против проведения акции геев выступили главы некоторых религиозных конфессий. Согласно опросу, проведённому Фондом «Общественное мнение», решение о запрете гей-парада в Москве одобрили 77 % опрошенных. При этом среди тех, кто осуждает гомосексуалов, доля одобривших запрет равна 92 %, а среди тех, кто их не осуждает — 65 %. Сочли неправильным запрет гей-парада 9 % опрошенных.

Попытка проведения гей-шествия

27 мая 2006 года группа по организации гей-парада в Москве, на проведение которого она не смогла получить разрешение от городских властей, заявила, что его участники всё равно попытаются возложить цветы к Вечному огню в Александровском саду, а также провести пикет у памятника Юрию Долгорукому. Участники шествия были, однако, разогнаны и частично задержаны милицией.

Международные последствия

В ходе несанкционированной гей-акции были избиты несколько иностранцев: депутат Бундестага Фолькер Бек, представитель французской партии зелёных Пьер Серн и австрийский активист Курт Криклер.

1 июня 2006 года внешнеполитическое ведомство Германии занялось расследованием избиения русскими националистами депутата бундестага Фолькера Бека во время проведения запрещённой гей-акции. Немецкое правительство дало понять, что применение насилия к Беку может иметь политические последствия для России.

Вице-председатель фракции ХДС/ХСС Андреас Шокенхофф упрекнул Бека за то, что «своим участием в демонстрации он нарушил правила игры в России». На следующий день канцлер Ангела Меркель (ХДС/ХСС) выступила с официальным заявлением, выразив сожаление по поводу нападения на Бека. Меркель подчеркнула, что «господин Шокенхофф также сожалеет о своем высказывании и непременно извинится».

Посольство России в Берлине пикетировали представители сексуальных меньшинств Германии, обвиняя российские власти в нарушении прав человека.

Гей-парад-2007

27 мая 2007 года была предпринята ещё одна попытка провести парад в Москве возле здания правительства Москвы. Она была пресечена милицией, ОМОН и православно-националистическими организациями.

В акции приняли участие германский парламентарий Фолькер Бек, депутаты Европарламента от Транснациональной радикальной партии Марко Капатто и Партии коммунистического возрождения Владимир Луксурия (являющаяся транссексуалом), британский активист Питер Тэтчелл. Депутата Европарламента Марко Капатто пинали ногами. Он был арестован, когда пытался обратиться к милиции за защитой. Питер Тэтчел и Николай Алексеев также были арестованы. Питер Тэтчел и Фолькен Бек получили удары по лицу. Впоследствии Питер Тэтчел заявил: «Полиция находилась неподалёку, но ничего не предпринимала. В конце концов они приблизились. Я был арестован, в то время как напавшие на меня отпущены на свободу». Он утверждает, что милиция издевалась над ним, прежде чем он был отправлен в больницу

Статьи с освещением событий вышли в крупнейших западных СМИ: «The Guardian», «International Herald Tribune», «Washington Post», «Reuters», «The Sydney Morning Herald»

Мэр Лондона Кен Ливингстон и мэр Парижа Бертран Деланоэ выразили протест в связи с нападением на участников акции. Мэр Рима Вальтер Вельтрони выразил сожаление по поводу случившегося. С резкой критикой в связи с нападением на итальянских депутатов выступили политики Италии (в частности, бывшие министры в правительстве Сильвио Берлускони Рокко Буттильоне и Стефания Престиджакомо, министр внешней торговли Италии Эмма Бонино, министр иностранных дел Италии Массимо Д’Алема). Лидер крупной партии левоцентристской правительственной коалиции «Левые демократы» Пьеро Фассино оценил эпизод как «неприемлемое проявление гомофобии». 15 июня 2007 года городской совет Лондона единогласно принял постановление, осуждающее запрет гей-парада в Москве.

Гей-парад-2008

1 июня 2008, в день очередного заявленного шествия, националисты и верующие собрались на Тверской, чтобы выразить свой протест. Однако гей-активисты неожиданно появились совсем в другом месте: около 40 человек прошли шествием от памятника Чайковскому по всей Большой Никитской улице. В то же время на Тверской из окон одного из жилых домов, напротив мэрии, был вывешен большой плакат: «Права геям и лесбиянкам! Гомофобию мэра Лужкова — под суд». Никто из гей-активистов задержан не был.

Гей-парад-2009

16 мая 2009 года было проведено правозащитное мероприятие «Славянский гей-прайд» в Москве в день финала конкурса «Евровидение». Мероприятие, которое проводилось в форме пикета, было разогнано милицией.

Гей-парад-2010

29 мая 2010 года было проведено сразу два мероприятия, направленных на защиту прав сексуальных меньшинств.

На Старом Арбате прошёл Марш равенства организованный оргкомитетом, в который вошли движение Левое Социалистическое Действие, Российская секция Комитета за рабочий интернационал, анархисты, феминистки и рабочая группа по правам ЛГБТ Московского городского отделения объединённого демократического движения «Солидарность». В акции приняло участие около 30 человек. Основными лозунгами акции были «Геи за равные права без компромиссов!», «Наживе — бой! Гомофобию — долой!» «ЛГБТ не до карнавала, нам нужны равные права», «Привилегии нужны чиновникам, нам — равные права», «Угроза детству — дискриминация молодых мам», «Мы — обычные родители, а не растлители».

В этот же день состоялся пятый юбилейный гей-прайд, в котором приняли участие около 50 человек. Активисты ЛГБТ движения пронесли по улице большой радужный флаг.

Вердикт Европейского суда по правам человека

Каждый раз после отказа московских властей в согласовании манифестации гей-прайда гей-активисты опротестовывали это решение в судах, последовательно переходя от нижестоящих к вышестоящим, после чего жалобы направлялись на рассмотрение Европейского суда по правам человека. Официальным заявителем этих жалоб был гей-активист Николай Алексеев. 17 сентября 2009 года ЕСПЧ объединил жалобы на запрет проведения в Москве гей-парадов в 2006, 2007 и 2008 годах в одно производство под грифом Alekseyev v Russia — «Алексеев против России» (Жалобы № 4916/07, 25924/08 и 14599/09). Жалобы были переданы Европейским судом по правам человека российскому правительству, которое было обязано ответить на вопросы, заданные ему Европейским судом.

Данное дело касается запрета на проведение 163 публичных мероприятий, и в нём утверждается о нарушении статей 11, 13 и 14 Европейской конвенции о защите прав человека. ЕСПЧ принял решение рассмотреть вопросы о приемлемости и существе данного дела одновременно, а в подготовленном им изложении фактов были особо выделены гомофобные высказывания, допущенные должностными лицами правительства Москвы.

21 октября 2010 года ЕСПЧ признал незаконным запреты гей-парадов в Москве. Интересы заявителя в деле представлял Д. Бартенев, адвокат, практикующий в Санкт-Петербурге. Интересы российского правительства представлял Г. Матюшкин, Уполномоченный Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека. В вердикте Суда были приведены, в частности, следующие обоснования.

Суд констатировал, что разгон проводимых манифестаций гей-прайда представляет собой вмешательство в осуществление свободы мирного собрания. Суд подчеркнул, что демократия является единственной политической моделью, предусмотренной в Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Относительно признаков «демократического общества», Суд подчеркнул особую важность плюрализма, терпимости и свободомыслию. В этом контексте Суд утверждает, что:

«Несмотря на то, что индивидуальные интересы должны иногда подчиняться интересам группы, демократия не значит лишь то, что взгляды большинства всегда должны превалировать: необходимо достичь баланс, который обеспечивает справедливое и надлежащее отношение к меньшинствам и избегает любого злоупотребления доминирующим положением».

Суд указал, что государство является гарантом принципа плюрализма. Это обязательство государства «имеет особую важность для лиц, придерживающихся непопулярных взглядов или принадлежащих к меньшинствам, так как они более подвержены преследованиям».

Суд подчеркнул, что свобода собраний защищает демонстрацию, которая может раздражать или оскорблять лиц, выступающих против идей или целей, которые она пытается продвигать. Суд констатировал, что участникам должна быть обеспечена возможность проводить демонстрацию без опасений быть подвергнутыми физическому насилию со стороны своих оппонентов, а обязанностью государств, подписавших Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, является принятие надлежащих мер по обеспечению мирного характера законных демонстраций.

По поводу заявлений, призывающих к насилию и возбуждающих вражду в отношении участников публичного мероприятия (таких, как заявление мусульманского муфтия из Нижнего Новгорода, который заявил, что гомосексуалов нужно забивать до смерти камнями) Суд указал, что «эти вопросы могли быть должным образом разрешены путём привлечения к ответственности соответствующих лиц». Однако, отмечает Суд, «не похоже, чтобы власти в данном деле отреагировали на призыв священника к насилию каким-либо иным образом, кроме как путём запрета мероприятия, которое он осудил. Используя столь откровенно незаконные призывы в качестве основания для запрета, власти по сути санкционировали намерения лиц и организаций, которые ясно и умышленно собирались сорвать мирную демонстрацию в нарушение закона и общественного порядка». Суд указал, что:

«Если бы любая возможность напряжения и раздраженного обмена мнениями между противостоящими группами во время демонстрации была бы причиной для её запрета, то общество лишилось бы возможности выслушать различающиеся точки зрения по любому вопросу, который оскорбляет чувствительность мнения большинства». И «было бы несовместимым с фундаментальными ценностями Конвенции, если бы условием реализации группой меньшинства прав, закрепленных в Конвенции, было бы её принятие большинством».

Суд также отметил, что мэр Москвы неоднократно выражал свою решимость не допустить проведение гей-парадов и схожих мероприятий, так как считал их проведение неуместным. Правительство Москвы в своих замечаниях также указало, что такие мероприятия должны быть запрещены в принципе, поскольку, по мнению чиновников мэрии, «пропаганда гомосексуализма» несовместима с религиозными доктринами и моральными ценностями большинства, и может быть пагубной для детей и уязвимых взрослых. Суд отметил, что эти причины не относятся к основаниям для запрета или иного ограничения публичного мероприятия в силу национального законодательства.

Суд напомнил, что гарантии Конвенции о защите прав человека и основных свобод применяются ко всем собраниям, кроме тех, организаторы и участники которых высказывают намерения совершения насильственных действий или каким-либо иным образом отрицают основы «демократического общества». Суд указал, что:

«Любые меры, связанные с вмешательством в свободу собраний и выражения, кроме случаев призыва к насилию или отвержения демократических принципов, — при этом, какими бы шокирующими и неприемлемыми ни казались властям отдельные взгляды или высказывания — наносят ущерб демократии и часто даже опасны для неё».

Мэр Москвы полагал необходимым ограничить любое упоминание гомосексуальности сферой частной жизни и изгнать геев и лесбиянок из публичной жизни, имея в виду, что гомосексуальность является результатом сознательного и антисоциального выбора. На это утверждение Суд ответил:

«В распоряжении Суда не имеется научных доказательств или социологических данных о том, что простое упоминание гомосексуальности или открытые публичные дебаты о социальном статусе сексуальных меньшинств негативно скажутся на детях или уязвимых взрослых. Напротив, только с помощью беспристрастного и публичного обсуждения общество может решить такие сложные вопросы, как те, которые были подняты в настоящем деле. Такое обсуждение, подкрепленное научными исследованиями, благоприятно сказалось бы на социальной сплоченности, гарантировав, что услышаны представители всех взглядов, включая заинтересованных людей. Это также прояснило бы некоторые спорные моменты, такие, как, может ли человек воспитываться или вовлекаться в гомосексуальность или из неё, или выбирать или отвергать её добровольно. Именно такое обсуждение пытался начать заявитель в настоящем деле, и его нельзя заменить никакими спонтанно высказанными, ограниченными взглядами чиновников, которые они считают популярными. В таких обстоятельствах Суд может лишь заключить, что решения властей о запрете рассматриваемых мероприятий не были основаны на приемлемой оценке всех имеющих значение фактов».

В результате рассмотрения дела Суд заключил, что решения властей о запрете гей-прайдов не соответствовали насущной социальной потребности и не были необходимы в демократическом обществе. Суд установил, что главной причиной запрета в отношении этих мероприятий было несогласие властей с демонстрациями, которые они считали «пропагандой гомосексуализма». Суд, в частности, отметил, что не может игнорировать жесткие личные убеждения, высказанные публично мэром Москвы, и неоспоримую связь между этими заявлениями и запретом. В свете этих выводов Суд считает установленным, что заявитель подвергся дискриминации на основании его сексуальной ориентации и сексуальной ориентации других участников в запланированных мероприятиях.

В результате рассмотрения дела Европейским судом по правам человека было вынесено решение по существу: нарушение статьи 11 (право на свободу собраний), 14 (запрет дискриминации) и 13 (право на эффективное средство правовой защиты) Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Общая сумма компенсации, подлежащая выплате заявителю составляет 29 тысяч евро.

21 января 2011 года представители России в Европейском суде по правам человека обжаловали указанное решение в Большую палату ЕСПЧ.

11 апреля 2011 года ЕСПЧ окончательно признал незаконным запрет гей-парадов в Москве и оставил вышеозвученный вердикт в силе.

Гей-парад-2011

17 мая 2011 года Московские власти вновь отказали российскому гей-сообществу в согласовании публичной акции на Болотной площади 28 мая.

Разгон гей-парада

28 мая 2011 года гей-активисты предприняли попытку провести парад в двух местах: на Манежной и на Тверской площадях. По сообщениям СМИ, в этих местах собралось порядка 350 человек, в том числе 230 журналистов. Одновременно собрались активисты Союза православных хоругвеносцев. Некоторые из них держали в руках гомофобные плакаты и скандировали лозунги, призывающие к нападениям на участников акции. Глава Союза хоругвеносцев Л. Д. Симонович-Никшич публично разорвал портрет открытого гея Элтона Джона. Среди собравшихся были замечены также и активисты «Всероссийского народного ополчения имени Минина и Пожарского».

Проведение прайда было подавлено ОМОНом. Более 60 человек было задержано. По сообщениям СМИ, многие националисты помогали ОМОНу проводить задержание в качестве добровольцев. Среди задержанных оказалось трое иностранных граждан, известных гей-активистов: американцы Дэн Чой и Энди Тэйер, а также француз Луи-Жорж Тен — инициатор Международного дня борьбы с гомофобией. Дэн Чой выступил с обращением к госсекретарю США Хиллари Клинтон с требованием осудить действия российских властей в отношении представителей сексуальных меньшинств.

Огромный резонанс в СМИ вызвали сообщения об избиении журналистки «Новой газеты» Елены Костюченко, которой нанёс удар по голове один из православных активистов. Ранее в нескольких изданиях было опубликовано её обращение к общественности под заголовком «Почему я сегодня иду на гей-парад». В обращении обосновывались требования равноправия геям и лесбиянкам. Журналистка была госпитализирована с подозрением на сотрясение мозга, но в больнице ей был поставлен диагноз баротравмы.

В этой связи на одном из крупных православных порталов «Православие и мир» появилась публикация, призывающая «немедленно и однозначно отмежеваться от любых беззаконных, и, тем более, насильственных действий в отношении гей-активистов». Автор утверждает: «Я остаюсь решительным противником гей-парадов и продвижения гомосексуального поведения вообще; и я полностью уверен, что всем нам просто необходимо безоговорочно отмежеваться от хулиганов, которые избивают людей на улицах. Особенно отвратительно, когда мужчина наносит побои женщине».

Глава синодального Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин в интервью агентству «Интерфакс» выразил сожаление по поводу происшедших избиений. Однако, по его мнению, протест православных верующих против проведения гей-прайда «в основном был вполне мирным». Он высказал благодарность властям и полиции за то, что они «весьма корректно предотвратили акцию пропагандистов гомосексуализма», и выразил надежду, что и в дальнейшем власти в подобных случаях будут «прислушиваться к голосу собственного народа, большинство которого однозначно не приемлет пропаганду гомосексуализма, а не ко внешнему давлению, которое было и перед акцией, и продолжается сейчас».

Международная реакция

Государственный департамент США выразил «озабоченность тем, что мирная демонстрация россиян, отстаивающих права геев и лесбиянок, к которой присоединились сторонники из других стран, была силой разогнана их противниками, и что российские силы правопорядка задержали людей из обеих групп».

МИД Франции напомнил о необходимости соблюдать свободу слова и мирных собраний. «Франция напоминает о своем осуждении нарушений прав человека и основных свобод, основанных на сексуальной ориентации и гендерной идентичности, в какой бы стране они ни происходили», — говорится в коммюнике МИДа Франции.

Генеральный секретарь Совета Европы Турбьёрн Ягланд высказал сожаление о столкновениях «между активистами гей-движения и националистическими экстремистами», а также о том, что «полиция была не в состоянии эти столкновения предотвратить». «Право на свободу выражения мнений и мирные собрания, закрепленное в статье 11 Европейской конвенции о правах человека, принадлежит всем без какой-либо дискриминации, и правоохранительные органы обязаны защищать мирных демонстрантов». «Европейский суд по правам человека постановил, что гей-парады разрешаются. И потому я призываю все заинтересованные стороны в России к участию в ответственном и конструктивном диалоге о свободе собраний и объединений с тем, чтобы это право и общественная безопасность обеспечивались в полной мере», — сказал он.

Европейский парламент принял резолюцию, призывающую Евросоюз «жестко привязать» выстраивание партнерских отношений с Россией к проблеме соблюдения прав человека. Особую озабоченность евродепутатов вызывают в числе наиболее острых проблем права секс-меньшинств в России, включая запрет шествия гей-прайда в Москве шестой год подряд.

Жалоба в ЕСПЧ

2 мая 2012 года Николай Алексеев от своего имени и от имени своей матери Ирины Алексеевой подал жалобу в ЕСПЧ по поводу запрета московскими властями гей-парада в 2011 году.

Гей-парад-2012

14 мая 2012 года в столичную мэрию была подана заявка о проведении акции гей-прайда, запланированного на 27 мая. Отличительной особенностью этой заявки стало то, что в ней прямо указано о готовности организаторов изменить место и время проведения акции на любое, которое будет предложено столичным правительством. Власти Москвы отказали в согласовании проведения мероприятия, аргументируя это тем, что «данная акция вызывает негативную реакцию общества и является провокацией, причиняющей моральный вред». Организаторы акции заявили, что обжалуют отказ московских властей на проведение мероприятия в Тверском суде Москвы. Они подтвердили намерение провести акцию 27 мая в центре Москвы в любом случае.

4-5 июля 2012 года появились сообщения о том, что в Санкт-Петербурге официально была согласована публичная акция в защиту прав ЛГБТ, которую некоторые СМИ называют «первым в России разрешённым гей-парадом» или «первым в России гей-прайдом».

В документе, копию которого предъявил организатор акции Юрий Гавриков агентству РИА Новости, говорится: «Цель проведения: привлечение внимания общества и власти к нарушениям гражданских прав в отношении лесбиянок, геев, бисексуалов и трансгендеров, необходимости законодательного закрепления запрета на дискриминацию по признаку сексуальной ориентации».

После того власти Петербурга отозвали своё согласование. Гей парад разогнали.

Мнения

Противоречия внутри российского ЛГБТ-сообщества

Отношение внутри российского ЛГБТ-сообщества к идее проведения гей-прайда неоднозначно. С тех пор, как стали предприниматься попытки проведения гей-прайда, российское ЛГБТ-сообщество оказалось расколото на два лагеря — противников и сторонником этой акции в России. Противники акции считают, что общество России ещё «не созрело» для воспроизведения зарубежного опыта. Так, против гей-прайда в Москве летом 2006 года высказались восемь ЛГБТ-организаций России. В специальном обращении они назвали парад «провокацией». За эти действия они были подвергнуты жёсткой критике со стороны другой части гей-сообщества. Споры на эти темы в российском ЛГБТ-сообществе практически не прекращаются.

Оппонентом инициативы проекта GayRussia проводить гей-прайды в России традиционно рассматривается Российская ЛГБТ-сеть. В апреле 2010 года её руководитель Игорь Кочетков (Петров) озвучил её позицию в интервью изданию «Газета.ру». Он отметил, что в отношении необходимости видимости и открытости «у „Российской ЛГБТ-сети“ с „GayRussia.Ru“ никаких разногласий нет». Однако, по его мнению, организаторы гей-прайда «не разъяснили до конца цели мероприятия», и «в средствах массовой информации тут же … были представлены и распиарены картинки с европейских и американских карнавалов, и, собственно, организаторов гей-парадов обвинили в том, что они хотят сделать то же самое». Принципиальные разногласия были высказаны следующим образом: «…Когда же наши манифестации приводят к тому, что общество делится на сторонников и противников, то это уводит нас от той цели, которая стоит перед ЛГБТ-активистами, уводит нас от цели быть понятыми». Однако, при этом руководитель Российской ЛГБТ-сети подчеркнул: «…Я думаю, что если кто-то хочет проводить прайды именно в такой форме, в форме шествия в защиту прав человека, против дискриминации по признаку сексуальной ориентации, гендерной идентичности, то они, безусловно, имеют на это право. А государство обязано защищать подобного рода шествия и акции, как и любые другие, скажем, мирные уличные акции — это записано в конституции».

30 мая 2011 года, после событий разгона манифестации гей-прайда, Российская ЛГБТ-сеть выступила с заявлением, осуждающим насилие по отношению к участникам манифестации. В заявлении было высказано осуждение нарушения прав манифестантов, а также бездействия властей в связи с призывами к насилию со стороны «официальных представителей Русской православной церкви, других религиозных и общественных организаций и отдельных лиц». Была озвучена проблема насилия по отношению к ЛГБТ в обществе в целом. Отмечено, что: «Открытое обсуждение в обществе проблем ЛГБТ-сообщества неизбежно приводит к столкновению противоположных, а зачастую и враждебных, мнений. Государство не должно становиться на сторону тех, кто стремится любой ценой уничтожить или заставить замолчать оппонентов. Ответственная государственная власть обязана быть посредником в общественных дискуссиях, обеспечивая всем равное право на высказывание своей точки зрения и способствуя превращению противостояния в цивилизованный диалог».

Критика

Возражения против проведения гей-прайда в России высказали официальные представители власти, ряд общественных и религиозных деятелей, которых поддержали граждане, вышедшие на акции протеста.

Возражения общественных деятелей

С самого начала попыток проведения прайда и на протяжении всего времени вплоть до своей отставки против акций решительно выступал бывший мэр Москвы Юрий Лужков.

Председатель комитета Совета Федерации по науке, культуре, образованию, здравоохранению и экологии Виктор Шудегов заявлял: «в данном случае, московские власти поступили абсолютно правильно… Если такие отклонения имеются, то пусть люди с ними живут, но не выставляют их на всеобщее обозрение».

Председатель Комитета Совета Федерации по делам федерации и региональной политики Рафгат Алтынбаев высказывался, что «природа рождает разных людей. Но не надо свои отклонения выпячивать. Для молодого, подрастающего поколения этот гей-парад ничего хорошего не даст, поскольку нужно стремиться к красоте, к прекрасному, а не выпячивать свои отклонения».

«Гомосексуалистов никто не лишает права жить так, как они хотят, и с тем, с кем хотят, поэтому не надо лезть в общество, пропагандировать свой образ жизни», — заявлял член комитета Госдумы по безопасности Александр Хинштейн.

Многие из тех, кто придерживается традиционных взглядов на общественную мораль, негативно относятся к утверждению о том, что гомосексуальная ориентация является не отклонением от нормы, а лишь врождённой особенностью индивидуума, которую невозможно изменить. Они считают шествия и фестивали сексуальных меньшинств попыткой пропаганды и навязывания обществу чуждого ему образа жизни. Из-за существования такой оппозиции «прайд-парады», как правило, сопровождаются ответными протестами сторонников традиционного общественного уклада.

12 сентября 2006 года появилось заключение экспертной группы, изучавшей вопрос о законности гей-парадов в России. В заключении было указано, что «Гей-парады не имеют никакого отношения к защите прав и свобод человека, не являются формой протеста против дискриминации… а являются изощрённым, циничным средством агрессивной навязчивой пропаганды гомосексуализма как нормального и престижного образа жизни… пропаганды, осуществляемой в том числе в коммерческих целях»; кроме того, было указано на неправомерность использования термина «гомофобия» по отношению к противникам гей-парадов.

Организатор гей-прайда в Москве Николай Алексеев назвал эти заявления «пиаром на идее гей-парада» докторов и экспертов, «имена которых никто никогда не слышал». Николай Алексеев заявил:

«Если нелады с пиаром докторам юридических наук все-таки простительны, то нелады с законом явно нет. Окончательную точку в деле о законности проведения гей-парадов в Москве поставит суд, при необходимости Европейский суд по правам человека, и вот тогда мы узнаем истинную ценность экспертных заключений, прозвучавших во вторник в Москве. Думаю, что судебные решения будет не в пользу псевдоюристов».

После отставки мэра Москвы Юрия Лужкова позицию против проведения гей-прайдов в Москве занял его преемник Сергей Собянин. Эту позицию он изначально озвучил в интервью радиостанции «Эхо Москвы» 16 февраля 2011 года. На вопрос «Когда разрешат гей-парады?» он ответил: «Да, у меня своё отношение к этому есть. Москве это не нужно абсолютно и я не сторонник этого».

Одним из многочисленных представителей органов госвласти, требовавших не допустить проведение гей-прайда после решения ЕСПЧ, в 2011 году, стала председатель комиссии Мосгордумы по здравоохранению и охране общественного здоровья Людмила Стебенкова. По её мнению, последовавшее в дальнейшем решение городских властей отказать заявке гей-активистов вписывается и в рамки международного права. «Согласно определению Европейского суда, государство вправе принять решение об отмене мероприятия, расцененного им как наносящее вред общественному здоровью», — заявила депутат «Газете. Ru».

О своем резко отрицательном отношении к гей-прайду и даже намерении принять участие в его разгоне заявили представители ультранационалистического Русского имперского движения и Союз десантников России. «Я отношусь к параду крайне отрицательно, — сказал Председатель центрального совета Союза десантников России П. Поповских, — мы поможем пограничникам закидать это „сборище“ тухлыми яйцами. И это самое минимальное средство воздействия».

После решения ЕСПЧ наиболее радикальные националисты заявили, что «участие в процессах евроинтеграции, преподносимое как триумф российской дипломатии, несет помимо прочего угрозу суверенитету, национальной безопасности и самобытности нашей страны», «своим решением Европейский суд по правам человека в Страсбурге попытался навязать России проведение так называемых „гей-парадов“. Вне всякого сомнения, подобный вердикт ставит под сомнение суверенитет нашей страны и по идее должен послужить для России поводом к выходу из этой организации».

Возражения представителей религии

Протесты в 2006 году

Против московского гей-парада выступили основные религиозные организации России. Характерно заявление, которое 14 февраля 2006 г. сделал верховный муфтий Центрального духовного управления мусульман (ЦДУМ) России Талгат Таджуддин в связи с планировавшейся подготовкой к проведению в Москве фестиваля и парада сексуальных меньшинств: «Представители секс-меньшинств могут заниматься, чем хотят, только дома или где-нибудь в укромном месте в темноте… Если они всё-таки выйдут на улицу, тогда их следует только лупить. Все нормальные люди будут это делать» (цитируется по статье в газете «Коммерсант» от 15 февраля 2006). Слова возмущения по этому поводу прозвучали в российской прессе. Некоторые геи и правозащитники возмущены, что после этих призывов к насилию муфтий остался безнаказанным, а его слова не вызвали в обществе должного резонанса.

Против гей-парада выступили также консервативные иудеи и некоторые протестантские конфессии. В частности, председатель Российского объединённого союза христиан веры евангельской Сергей Ряховский заявил: «В случае, если заявленный гей-парад всё-таки состоится в Москве, тысячи евангельских верующих будут готовы выйти на улицу с протестом… Мы готовы совместно с РПЦ, российскими иудеями и мусульманами подать заявку на проведение альтернативной демонстрации в защиту нравственности».

Протесты после решения ЕСПЧ

Возражения и протесты против проведения гей-парадов звучали от представителей религии на протяжении всего времени, начиная с 2006 года. Однако, наиболее острую реакцию по этой теме вызвал вердикт Европейского суда по правам человека, признавшего, что ЛГБТ-граждане имеют такое же право на самовыражение и свободу собраний, как и другие, а российские власти своими запретами нарушают их права. Ряд официальных представителей РПЦ и отдельные православные организации выразили своё несогласие с вердиктом. Некоторые из таких примеров представлены ниже.

Архиепископ Владивостокский и Приморский Вениамин в рождественской проповеди 2011 года призвал бороться с гей-парадами:

«Будем же мудры, не допустим в жизни наших семей, нашего общества, нашего Российского дома ничего нечистого и безнравственного: ни наркомании, ни гей-парадов, ни ювенальной юстиции, ни содомского греха. Пусть же этот Новый год станет годом нашего глубокого покаяния, духовного очищения, всеобщего преображения, годом изгнания из нашей земли всех врагов и предателей нашего любимого Отечества и Православия. Нам не нужны для жизни никакие заокеанские идеалы, у России есть своя идея и свой идеал — Христос. Поэтому да сгинут масонские звезды с российского небосвода и над Святой Русью вновь воссияет звезда Вифлеема…».

Глава Отдела внешних церковный связей Русской православной церкви митрополит Волоколамский Иларион в интервью газете «Известия» 24 марта 2011 года заявил, что гей-парады, которые проходят в Париже и Берлине, нарушают права верующих, которые живут в этих «некогда христианских» городах. 5 апреля 2011 года в выступлении перед делегаций Американо-израильского комитета общественных отношений от имени церкви он выразил сожаление по поводу «проведения в Святом Граде [Иерусалиме] „парадов гордости“ сексуальных меньшинств», которые, по его мнению, игнорирует чувства верующих. «Мы убеждены, что только традиционная мораль может быть прочной опорой бытия общества и отношений между людьми» — констатировал он..

13 апреля 2011 года в Москве состоялось заседание Межрелигиозного совета России. В заседании приняли участие председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин, руководитель администрации Центрального духовного управления мусульман Талгат Таджуддин, заместитель председателя Совета муфтиев России Х. Саубянов, главный раввин России Адольф Шаевич, председатель Конгресса еврейских религиозных организаций и объединений России Зиновий Коган и другие. Межрелигиозный совет выступил с «Заявлением в связи с удовлетворением Европейским судом по правам человека жалобы на запрет парада „сексуальных меньшинств“ в Москве».

В документе говорится: «Верующие традиционных религий России с огорчением узнали, что 21 октября 2010 года Европейский суд по правам человека удовлетворил обращение представителей „сексуальных меньшинств“, сочтя запрет на проведение их демонстрации в Москве нарушением международных обязательств нашей страны». Авторы документа выступили «в защиту прав того абсолютного большинства, которое считает гомосексуализм грехом или пороком и не желает, чтобы людям навязывали противоположную точку зрения через публичные акции, СМИ, образование, „правовые“ или политические решения». Участники Межрелигиозного совета призвали государственные органы и общественные организации «начать поиск такого правового режима отношений с Советом Европы, который будет исключать выполнение Россией решений этой организации, если они посягают на совесть и оскорбляют нравственные чувства большинства наших сограждан».

Глава синодального Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин 27 апреля 2011 года в интервью порталу «Интерфакс-Религия» выразил надежду, что руководство Москвы не позволит гомосексуалам провести гей-парад. Он выразил мнение, что, если для отмены гей-прайдов «нужно изменить международно-правовые нормы, значит, нужно их менять». По мнению представителя РПЦ, вопрос проведения гей-парада в Москве — «тест на самостоятельность и состоятельность российской политики».

Известный православный миссионер игумен Сергий (Рыбко), настоятель храма Сошествия Святаго Духа на апостолов на Лазаревском кладбище, 3 мая 2011 года в интервью Порталу НКО по поводу возможности проведения гей-прайда сказал:

«Ссылаться на другие страны, где подобные мероприятия разрешены, — глупость. Вон папуасы в Амазонке голые ходят. А чего у нас голыми не ходят? Пускай тоже так ходят: в нос кольцо — и пошли. У нас своя культура, свой менталитет, цивилизация, которая эти вещи не приемлет. Я благословляю всех, кто захочет выйти разгонять этот парад, и готов ответить за это перед законом».

Координатор Союза православных хоругвеносцев Юрий Агещев 5 мая 2011 года в интервью изданию «Газета» заявил, что члены его организации намерены выйти во время проведения гей-парада для его разгона и сообщил, что подобный опыт у них уже был в прошлом.

Глава синодального Информационного отдела Владимир Легойда 5 мая 2011 года в прямом эфире радиостанции «Комсомольская правда» назвал гей-парад «пропагандой образа жизни сексменьшинств» и выразил надежду, что московские власти, как и раньше, не разрешат его провести.

Глава синодального Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин выступил в Москве на митинге против проведения гей-прайда и призвал россиян заявить миру о недопустимости «пропаганды извращений». По поводу состоявшегося на тот момент отказа московских властей гей-активистам в согласовании их акции, он заявил, что «мы победили тех, кто пытался на этой площади устроить вопреки воле народа шествие людей, пропагандирующих гомосексуализм».

Поддержка

Поддержка в России

Большой резонанс в прессе вызвало заявление губернатора Кировской области Никиты Белых, высказанное в эфире радиостанции «Эхо Москвы» 23 марта 2009 года. На вопрос о возможности проведения гей-прайда он ответил: «В принципе, конечно, можно». Далее по поводу несогласия с этим представителей религии он продолжил:

«Я очень толерантный человек, я могу посоветовать священнослужителям не участвовать в этом мероприятии. Ну как еще? У нас очень такое странное общество. Мы нетерпимы к сексуальным меньшинствам и лицам кавказской национальности, но прощаем и даже поощряем алкоголиков, тунеядцев и еще кого-то, считая, что это вроде как нормально. Я считаю, что тут действительно у каждого есть права. Они прописаны в Конституции. И ты либо соблюдаешь Конституцию, либо ты её принимаешь, что является определяющим тебя как гражданина этой страны, или нет. Вот и все, тут каких-то разногласий быть не может».

Другим политическим деятелем, прямо высказавшимся в поддержку проведения гей-прайда в России, стал член партии «Яблоко», бывший депутат Государственной Думы Российской Федерации 1-3 созывов Алексей Мельников. Свою позицию он высказал в публикации на сайте радиостанции «Эхо Москвы» 18 января 2010 года, заявив, что в России должны быть разрешены не только гей-парады, но и однополые браки и усыновление детей однополыми семьями.

Несогласие с заявлением мэра Москвы Сергея Собянина о том, что Москве гей-прайды не нужны, выразили ветераны российского правозащитного сообщества Людмила Алексеева и Лев Пономарёв в интервью агентству «Интерфакс» 17 февраля 2011 года.

Глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева заявила:

«Я не знаю, за что власти Москвы не любят представителей сексуальных меньшинств, почему они их боятся, и запрещают гей-парады. Что значит — Москве это не нужно? Есть Конституция, международные обязательства России, их нужно соблюдать».

Лидер движения «За права человека» Лев Пономарёв сообщил, что его насторожило заявление мэра Москвы о недопустимости гей-парадов в столице:

«Это свидетельствует о том, что будет проводиться линия на подавление массовых акций. Если можно какую-то группу граждан подавлять, то будут подавлять и любую другую группу. Проводить мирные митинги и шествия — конституционное право граждан».

Людмила Алексеева также, совместно с руководителем Российского отделения правозащитной организации «Международная амнистия» Сергеем Никитиным, подвергла критике мэрию Москвы после официального запрета манифестации прайда в мае 2011.

Представитель правительства Российской Федерации в Конституционном, Верховном и Высшем арбитражном судах Михаил Барщевский в интервью радио «Эхо Москвы» 26 апреля 2011 года по поводу проведения гей-прайда сказал: «не вижу оснований запрещать ни юридических, ни с точки зрения прав человека». При этом свою личную позицию он охарактеризовал: «в отношении гей-парадов я 50 на 50».

Заместитель председателя Государственной Думы, лидер партии ЛДПР Владимир Жириновский в интервью Русской службе новостей 17 мая 2011 подверг резкой критике решение московских властей о запрете манифестации гей-прайда:

«Нигде в мире проблем нет! Создали проблему на ровном месте. … По конституции все имеют право проводить любые акции. Власть расписывается в своей слабости и большевизме. У нас же пролетарская власть. Хоть ведьма, хоть сатана соберется! Есть конституция! Свобода для всех граждан Российской Федерации!»

Лидер петербургского отдела партии «Яблоко» Максим Резник 1 апреля 2011 года принял участие в политических дебатах, где одна из двух тем была посвящена правам гомосексуалов. В выступлении он заявил, что «для партии „Яблоко“ приоритетом является защита прав граждан, и в том числе геев». Во время дискуссии он рассказал в чём, по его мнению, заключается разница между гей-прайдом и «Русским маршем»: первые — геи и лесбиянки — выходят на улицу, чтобы защитить свои собственные права и интересы, а вторые — националисты, — чтобы линчевать всех чужаков.

Первый вице-президент Центра моделирования стратегического развития, политолог Григорий Трофимчук в интервью информационному агентству «REX» 27 апреля 2011 года высказал мнение, что Россия является «обычной либерально-демократической страной, такой же, как, например, Франция или США», и в ней неизбежно появятся все атрибуты либерально-демократических стран, включая гей-прайды, и что «не надо этого бояться».

Кандидат биологических наук, профессор Института биологических наук и кафедры экологии и эволюционной биологии Мичиганского университета США Алексей Кондрашов, отвечая на вопросы читателей крупного православного сайта «Православие и мир» в рубрике «Полемика» заявил, что РПЦ нарушает права гомосексуалов, поддерживая запреты манифестации гей-прайдов. При этом учёный согласен, что у церкви есть право заявлять свои взгляды о гомосексуальности, но не ограничивать гражданские права гомосексуалов:

«Выражение взглядов РПЦ не нарушают права гомосексуалов, а вот поддерживаемые РПЦ запреты гей-парадов, ставящие Москву вне современной Европы — нарушают».

Постоянную поддержку проекту GayRussia, включая инициативу проведения гей-прайда, оказывает писательница, драматург и активная участница феминистского движения Мария Арбатова.

Поддержка за рубежом

События вокруг попыток проведения гей-прайдов в России вызвали большой резонанс в прессе за рубежом. На протяжении всех лет с 2006 года протесты против запретов акции и нападений на гей-активистов выразили различные политики и правозащитные организации за рубежом. Апогеем этой истории стало заключение Европейского суда по правам человека о неправомерности запретов акций. В числе последних выступлений за рубежом (на май 2011 года) можно назвать следующие.

В ежегодном докладе МИД Великобритании «Права человека и демократия 2010» Россия вошла в число стран, где ситуация с правами человека «вызывает самую большую озабоченность» (совместно с Белоруссией, Колумбией, Кубой, 7 африканскими и 15 азиатскими государствами, включая Туркмению и Узбекистан). В докладе подчёркнуто, что запреты проведения гей-прайдов являются нарушением права на свободу собраний, а также представляют собой практику противозаконной дискриминации на основе сексуальной ориентации. Великобритания, указывается в докладе, является единственной страной — членом Евросоюза, у которой формализован процесс консультаций с Россией по проблематике прав человека, на которых, как сообщается, также поднимались и вопросы соблюдения прав сексуальных меньшинств.

Доклад Государственного департамента США о соблюдении прав человека в России, опубликованный на официальном сайте американского внешнеполитического ведомства 8 апреля 2011 года, содержит целую главу, посвященную «оскорблениям, дискриминации и актам насилия на основе сексуальной ориентации и гендерной идентичности». В главе перечислены основные факты дискриминации ЛГБТ-граждан в России, где немало внимания уделяется повествованию о попытках проведения гей-прайдов в России.

После очередного отказа гей-активистам в проведении акции прайда в 2011 году правозащитная организация «Amnesty International» («Международная Амнистия») выступила с призывом к власти Москвы отменить запрет. Директор региональной программы «Amnesty International» по Европе и Центральной Азии Никола Дакворт заявила:

«Московская мэрия должна отменить своё решение о запрете на проведение в этом году московского гей-парада. Так называемые опасения за общественную мораль не могут служить оправданием для ограничения свободы самовыражения лесбиянок, геев, бисексуалов и транссексуалов. В такой ситуации правильным было бы не сдаваться перед подобными требованиями, а обеспечить людям, желающим законно реализовать свои права, возможность сделать это достойно и в безопасной обстановке».

С аналогичным заявлением выступила американская правозащитная организация «Human Rights First».

В июне 2012 года Комитет министров Совета Европы на уровне заместителей министров иностранных дел осудил неисполнение Россией постановления ЕСПЧ по делу «Алексеев против России», выражая озабоченность тем, что «с момента вынесения постановления суда заявитель не имел возможности организовать шествия гей-прайдов в Москве».

См. также

• Санкт-Петербургский гей-прайд
• ЛГБТ-движение
• Права человека
• Права ЛГБТ в России
• Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод
• Законодательные запреты пропаганды гомосексуализма в России

Ссылки

• [www.gayrussia.eu/ Официальный сайт GayRussia]
• [www.spb-pride.ru/ Официальный сайт Санкт-Петербургского гей-прайда]
• [www.youtube.com/watch?v=Q2xFmbNuXVk&feature=player_embedded Видео на Youtube: Разгон акции гей-активистов 28.05.2011]
• [www.ng.ru/columnist/2011-05-31/100_homophobia.html Станислав Минин. Несколько тезисов в защиту идеи гей-парадов в России]
• [community.livejournal.com/ru_antidogma/255138.html?thread=7773602 Буклет «Мифы и факты о гей-парадах»]

Отрывок, характеризующий Гей-парады в России

Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!