Герцог Нортумберленд
Поделись знанием:
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.
12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
См. также: Граф Нортумберленд
Нортумберленд (англ. Northumberland) — английский герцогский титул. Сначала был соединён с древним родом де Перси, родоначальник которого, Вильям де Перси (умер в 1096 году), придя с Вильгельмом Завоевателем в Англию, получил большие владения в графствах Йоркшир и Линкольншир. С его внуком Вильямом вымерла мужская линия этого дома; имения её и имя Перси принял супруг её дочери, Жоселен де Лувен. Сын его Ричард де Перси — один из 25 баронов, поставленных хранителями данных великой хартией привилегий. Его племянник Генри в 1299 году, как первый лорд Перси, был приглашен в палату лордов.
Значительнейшие представители дома Перси:
- Генри Перси, 4-й лорд Перси, отличившийся во французских войнах при Эдуарде III и в 1377 году сделанный графом Нортумберлендом. В 1399 году он поддерживал Генриха IV. Хотя он и получил должность коннетабля и значительные имения, но в 1402 году поссорился с королём и, в союзе с младшим братом, Томасом Перси, графом Вустером, собрал войско против него. Между тем как Нортумберленд подступил к шотландской границе, его сын, Генри Перси, известный под прозвищем Hotspur («Горячая шпора»), дал у Шрусбери 1 июля 1403 года кровавую битву, которую его смерть решила в пользу короля. В 1404 году произошло примирение между старым Нортумберлендом и Генрихом IV, но уже в следующем году Нортумберленд снова принял участие в заговоре Томаса Моубрея и архиепископа Ричарда Скроупа в Йорке, имевшем целью возвести на престол дом Йорка. Нортумберленд вынужден был бежать в Шотландию и Уэльс. Попытка его вторгнуться в Англию в 1409 году стоила ему жизни в битве при Брамгэн-Муре.
- Генри, сын Генри «Горячей Шпоры» Перси, 2-й граф Нортумберленд, в 1414 году получил от Генриха V обратно имения и титул графа Нортумберленда. Он оставался верным приверженцем короля и его сына Генриха VI и пал за дом Ланкастеров в 1455 году в битве при Сент-Олбансе. Его сын Генри, 3-й граф Нортумберленд, также был приверженцем Ланкастеров и пал в 1461 году при Таутоне.
- Генри, 6-й граф Нортумберленд, в юности был помолвлен с Анной Болейн, впоследствии второй супругой короля Англии Генриха VIII. В мае 1536 года был в числе судей, вынесших королеве Анне смертный приговор. Он умер в 1537 году без прямых наследников, а брат его, Томас Перси, своим участием в католическом восстании 1536 года («Благодатное паломничество») лишил свою ветвь права наследования. Титул и имения Нортумберлендов перешли тогда к роду Дадли.
- Томас Перси, сын казнённого Томаса Перси, после казни Джона Дадли, графа Уорика (1553) королевой Марией I Тюдор снова сделан лордом Перси и графом Нортумберлендом; однако, и он, как глава католических заговорщиков, был обезглавлен в 1572 году. Имения и титулы рода перешли к его брату Генри, 8-му графу Нортумберленду, который, за участие в заговоре, был посажен в Тауэр и там погиб, может быть от собственной руки.
- Генри, сын предыдущего, 9-й граф Нортумберленд, за участие в Пороховом заговоре был оштрафован на 20 тыс. фунтов стерлингов, вследствие чего потерял бо́льшую часть имущества. Просидев 15 лет в Тауэре, он умер в 1632 году.
- Алджернон Перси, сын предыдущего, 10-й граф Нортумберленд, при Карле I был Великим адмиралом, потом принимал участие в оппозиции против двора и за это, в начале гражданской войны, был лишён должности. Он принадлежал к пресвитерианам, в 1644 году был избран в правительственный комитет парламента, но в 1649 году высказался против осуждения Карла I. После смерти Оливера Кромвеля, во время управления которого он устранялся от политики, он действовал в пользу реставрации Карла II, вступил в его тайный совет и умер в 1668 году.
С его сыном Джоселином Перси, 11-м графом Нортумберлендом, прекратилась мужская линия рода Нортумберленд (1670). Карл II даровал своему побочному сыну, Джорджу Фицрою, в 1674 году титул герцога Нортумберленда; но и он умер в 1716 году, не оставив потомства.
Наследница последнего графа Нортумберленда из семьи Перси вышла замуж за Чарльза Сеймура, герцога Сомерсета, и её сын Алджернон Сеймур, с 1722 года лорд Перси, в 1749 году получил титул графа Нортумберленда. Когда и он в 1750 году умер, не оставив мужского потомства, его зять, сэр Хью Смитсон, вместе с фамильным имением, приобрел и имения, и графский титул. В 1766 году он стал герцогом Нортумберлендом и умер в 1786 году. Старший сын его, Хью Перси, 2-й герцог Нортумберленд (1742—1817), отличился во время американской войны и был позже шефом гвардейских гренадеров. Ему наследовал его старший сын Хью Перси (1785—1847), 3-й герцог Нортумберленд; он в 1829—1830 годах был лордом-наместником Ирландии.
- Алджернон Перси (1792—1865), брат Хью Перси, 4-й герцог Нортумберленд, в 1816 году стал пэром, совершил ряд научных поездок по Востоку и был президентом Королевского института. В 1852 году министр в правительстве Дерби, был Первым лордом Адмиралтейства. С 1862 года — адмирал, он умер в 1865 году. Титул перешёл после его смерти к Джорджу Перси, 5-му герцогу, присоединившему к титулу Нортумберленд титул графа Беверлей;
- Алджернон Джордж Перси (род. в 1810 году), герцог Нортумберленд, сын Джорджа Перси, в 1852—1865 годах был членом нижней палаты; в 1858 году стал лордом Адмиралтейства и членом Тайного совета, в 1867 году наследовал имения отца и герцогский титул Нортумберленд, с 1878 по 1880 год был в кабинете Биконсфильда хранителем печати.
Его старший сын, Генри-Джон Перси (род. в 1846 году), был казначеем королевского двора; с 1887 года входил в Палату лордов с титулом барон Ловэн.
Содержание
Герцог Нортумберленд, первая креация (1551)
Титул герцога Нортумберленда был создан в 1551 году для Джона Дадли, графа Уорика, который в 1553 году пытался возвести на английский трон леди Джейн Грей, за что был обвинён в государственной измене и казнён по приказу королевы Марии Тюдор.
Герцог Нортумберленд, вторая креация (1683)
- Джордж Фицрой, 1-й герцог Нортумберленд (1665—1716), 1-й граф Нортумберленд (с 1674), третий и младший незаконнорожденный сын Карла II Стюарта (1630—1685), короля Англии, Шотландии и Ирландии (1660—1685), от связи с Барбарой Пальмер (1640—1709), графиней Кастлмен и герцогиней Кливленд.
Герцог Нортумберленд, третья креация (1749)
- Элджернон Сеймур, 7-й герцог Сомерсет, 1-й граф Нортумберленд (1684—1750), старший сын Чарльза Сеймура, 6-го герцога Сомерсета
- Хью Перси, 1-й герцог Нортумберленд (1714—1786), 1-й граф Нортумберлен (с 1750), женат а Элизабет Перси, 2-й баронессе Перси, дочери Элджернона Сеймура, 7-го герцога Сомерсета
Герцог Нортумберленд, четвёртая креация (1766)
- 1766—1786 годы — Хью Перси, 1-й герцог Нортумберленд (1714—1786), 1-й граф Нортумберлен (с 1750), женат на Элизабет Перси, 2-й баронессе Перси, дочери Элджернона Сеймура, 7-го герцога Сомерсета
- 1786—1817 годы — Хью Перси, 2-й герцог Нортумберленд (1742—1817), генерал-лейтенант, старший сын Хью Перси, 1-го герцога Нортумберленда, и Элизабет Сеймур
- 1817—1847 годы — Хью Перси, 3-й герцог Нортумберленд (1785—1847), барон Перси (1812—1847), старший сын Хью Перси, 2-го герцога Нортумберленда, лорд-лейтенант Ирландии (1829—1830)
- 1847—1865 годы — Элджернон Перси, 4-й герцог Нортумберленд (1792—1865), адмирал и первый лорд Адмиралтейства, младший сын Хью Перси, 2-го герцога Нортумберленда
- 1865—1867 годы — Джордж Перси, 5-й герцог Нортумберленд (1778—1867), 2-й граф Беверли (1830—1867), старший сын Элджернона Перси, 1-го графа Беверли (1750—1830) и внук Хью Перси, 1-го герцога Нортумберленда
- 1867—1899 годы — Элджернон Перси, 6-й герцог Нортумберленд (1810—1899), граф Перси (1865—1867) и лорд Ловейн (1867—1887), старший сын Джорджа Перси, 5-го герцога Нортумберленда
- 1899—1918 годы — Генри Перси, 7-й герцог Нортумберленд (1846—1918), граф Перси (1867—1899), барон Ловейн (1887—1918), старший сын Элджернона Перси, 6-го герцога Нортумберленда
- 1918—1930 годы — Алан Перси, 8-й герцог Нортумберленд (1880—1930), сын Генри Перси, 7-го герцога Нортумберленда
- 1930—1940 годы — Генри Перси, 9-й герцог Нортумберленд (1912—1940), старший сын Алана Перси, 8-го герцога Нортумберленда
- 1940—1988 годы — Хью Перси, 10-й герцог Нортумберленд (1914—1988), барон Перси (1957—1988), второй сын Алана Перси, 8-го герцога Нортумберленда
- 1988—1995 годы — Генри Перси, 11-й герцог Нортумбеленд (1953—1995), старший сын Хью Перси, 10-го герцога Нортумберленда
- 1995 — настоящее время — Ральф Перси, 12-й герцог Нортумберленд (род. 1956), второй сын Хью Перси, 10-го герцога Нортумберленда
- Наследник: Джордж Перси, граф Перси (род. 1984), старший сын Ральфа Перси, 12-го герцога Нортумберленда
Напишите отзыв о статье "Герцог Нортумберленд"
Ссылки
- Нортумберлэнд, графский и герцогский титул // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Герцог Нортумберленд
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.
12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
