История Токио

История Токио — хроника роста крупнейшего городского центра Японии. В восточной части материка, Токио занимает земли в регионе Канто, вместе с современной префектурой Сайтама, город Кавасаки и восточная часть Иокогама, составила Мусаси, одну из провинций в рамках системы рицурё.

Токио до и во времена периода Эдо

Период Эдо начался в 1603 году, когда Токугава Иэясу стал сёгуном. Токио тогда был рыбацкой деревней. В XII веке местный воин Эдо Тара Сигэнада построил здесь форт. Первоначальное название Токио — Эдо (до 1869). По традиции, имя Эдо (яп. 江戸 досл. «вход в залив») он получил по месту проживания. В 1457 году Отто Докан (яп. 太田道灌), правитель области Канто при японском сёгуне, начал строительство замка Эдо (яп. 江戸城).

По приказу Уэсуги Мотитомо было начато строительство замка в том месте, где в настоящее время расположен Восточный Сад Императорского дворца. В 1524 году в замок вступает Ходё Удицуна. В 1590 году им завладел Иэясу Токугава, основатель клана сёгунов. В 1603 году он сделал город резиденцией сёгуната, императорской столицей оставался город Киото (города Токио и Киото связывает старшая сухопутная дорога Японии — Токайдо). Так началась эпоха Эдо (яп. 江戸時代), или эпоха Токугава (яп. 徳川時代) в истории Японии. Эдо начал быстро расти и к XVIII веку стал одним из крупнейших городов мира. В 1615 году Иэясу уничтожил своих противников — клан Тоётоми, получив, тем самым, абсолютную власть на протяжении около 250 лет.

В 1637 году строительство замка, включая главную башню, было завершено. В 1657 году начался «великий пожар Эдо», который уничтожил замок и большую часть квартала красных фонарей района Асакуса (яп. 浅 草). Погибло 100 000 человек.

В 1707 году просыпается вулкан Фудзи и пепел покрывает город.

В 1721 году Эдо стал крупнейшим городом мира с населением 1,1 миллиона человек. Рост Эдо был вызван отчасти после Великого пожара Мэйрэки 1772 года в котором было примерно 6000 жертв.

В 1855 году происходит «Большое Землетрясение» которое нанесло значительный ущерб.

Эпоха Мэйдзи

В результате реставрации Мэйдзи 1868 года сёгунату пришел конец. Началась новая эпоха в жизни Японии — эпоха Мэйдзи. В сентябре император Муцухито перенёс сюда столицу, назвав её «Восточная столица» — Токио — и сделав замок города Императорским дворцом. Предложение внес Окубо Тосимити, один из самых активных участников переворота. Он говорил новому императору, что монарх должен стоять лицом к лицу со своим народом, которого отделяет от императора стена придворной знати Киото и вековые предрассудки. Муцухито воспринял предложение с ужасом, но позже согласился. В Киото это решение произвело сильное волнение. Когда наступил день выезда, тысячная толпа собралась у дворца и с рыданиями умолял монарха не покидать святую землю.

В эпоху Мэйдзи, 1868—1912, Япония была под влиянием ассимиляции западной цивилизации. Новая столица, как и другие города Японии, стали приобретать новое лицо: здания, сделанные из камня и кирпича, строились вместо особняков феодалов, прокладывались современные дороги, стала бурно развиваться промышленность, судостроение. В 1869 году между Токио и Иокагамой была открыта первая линия телеграфа. В 1872 году была упразднена феодальная система, Япония была поделена на префектуры и Токио расширяется до знакомых сейчас 23 районов. В этом же году была построена железная дорога Токио — Иокогама, в 1877 — Кобэ — Осака — Токио. В 1874 году был создан Токийский полицейский департамент. Вид токийских горожан тоже изменился: западные причёски заменили традиционный пучок перьев у мужчин, и шляпы-котелки, высокие воротники и пышные юбки стали писком моды.

Эпоха Тайсё

В эпоху Тайсё, 1912—1926, Токио продолжал процветать. Количество людей, работающих в городе (как и в других городах Японии) возросло. Улучшились образовательные стандарты, число девушек — учащихся в вузах увеличилось. Процветают разнообразные искусства, особенно театр и опера.

1 сентября 1923 года в Токио и окрестностях произошло Великое землетрясение Канто силой 7—9 баллов по шкале Рихтера. Почти половина города была разрушена (более 300 000 зданий), начался сильный пожар. Жертвами стали 90 000 человек. После землетрясения был создан план городской реконструкции, однако затраты вышли за пределы национального бюджета. Город стал частично восстанавливаться.

Эпоха Сёва

Эпоха Сёва, 1926—1989, началась в депрессивном настроении. И все-таки была запущена первая линия метро (линия Гиндза) между Асакуса (яп. 浅草) и Уэно (яп. 上野) в 1927 году, а в 1928 году состоялись первые всеобщие выборы в Палату представителей парламента. В 1931 году был построен аэропорт Ханэда (Международный аэропорт Токио). В 1941 году был открыт Порт Токио. К 1935 году количество жителей города достигло 6,36 миллионов, сопоставимых с населением Нью-Йорка и Лондона.

В 1936 году при попытке государственного переворота около 1500 младших офицеров и армия Японии оккупировали здание Национального парламента, резиденцию премьер-министра Кантэй и другие ключевые места. Переворот был подавлен армией и военно-морскими силами в течение трёх дней.

Город снова понёс большие потери во время Второй мировой войны. Токио подвергся массированным воздушным атакам (его бомбили 102 раза. Только при одном рейде B-29 погибло более 100 000 жителей. Множество деревянных зданий сгорело, пострадал Императорский дворец. Самый тяжелый воздушный набег был 10 марта 1945 года, вследствие которого были большие жертвы среди населения и разрушения городских структур. В 1943 году двойная система префектуры Токио и города Токио были отменены, и префектура и город были объединены, создав столицу Токио. Была установлена столичная административная система и назначен губернатор. После войны в октябре 1945 года население было 3,49 миллиона, что составляло половину его уровня в 1940 году. Потери, которые понёс Токио в войне — как две атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, вместе взятые.

С сентября 1945 года город находится под военной оккупацией и регулируется войсками союзников. Генерал Дуглас Макартур создал штаб-квартиру в башне DN-21 (ранее здание Дай-Ити Сэймэй) с видом на Императорский дворец. В настоящее время в Японии находится несколько военных баз США.

1 июля 1943 город Токио был упразднён. Из бывших города Токио и префектуры Токио был образован Токийский столичный округ, губернатор Токио стал членом Кабинета, подчиняющимся непосредственно премьер-министру

В мае 1947, начала действовать новая Конституция Японии и местный Закон Автономии, и Сэйтира Ясуи был избран первым губернатором Токио по новой системе подсчёта голосов. В августе этого года была организована область 23 специальных районов Токио.

В середине XX века (начиная с 1950-х годов) экономика страны стала стремительно возрождаться (что было охарактеризовано как «Экономическое чудо») и в 1966 году она стала второй крупнейшей экономикой в мире. Теле-радиовещание началось в 1953 году. В 1954 году была запущена вторая линия метро (линия Маруноути) между Икэбукуро и Окатимати. Япония присоединилась к Организации Объединенных Наций в 1956 году. Благодаря технологическим новшествам и введению новой промышленности и технологий, этот период ознаменовался началом массового производства синтетических волокон и семейных электрических бытовых приборов, как например телевизоры, холодильники и стиральные машины. В 1962 году население Токио превысило 10 миллионов.

10 октября 1964 года, в Токио были проведены Летние Олимпийские игры, где город выгодно показал себя на международной арене. В том же году за 10 дней до игр 1 октября была запущена линия пассажирского экспресса Такайда-синкансэн («поезд-пуля»), и был открыт столичный экспресс, что создало основу для будущего процветания Токио.

С 70-х годов Токио захлестнула волна рабочей силы из сельских районов, что повлекло за собой дальнейшее развитие города. Но в это же время начали давать о себе знать экологические проблемы: загрязнение воздуха, воды, высокий уровень шума. Нефтяной кризис 1973 года способствовал приостановлению экономического развития города.

В 1978 году в соседней префектуре Тиба был открыт Новый Токийский международный аэропорт или аэропорт Нарита. Аэропорт Ханэда начал обслуживать преимущественно внутренние рейсы.

В 1980-х Токио стал одной из крупнейших агломераций мира, а с другой стороны всё больше начали расти такие проблемы, как экологическая деградация, дорожные пробки и недостаточная подготовленность к бедствиям.

Эпоха Хэйсей

Начиная с 1986 года цены на землю и акции взлетели вверх (эффект «мыльного пузыря»). В 1990 году Япония получила от этого большую выгоду, но потом мыльный пузырь лопнул, произошло обесценивание налоговых доходов, вызванных резким падением цен в течение длительного периода, что приводило к критическому состоянию в среде столичных финансов. 1990-е годы в Японии называют «потерянное десятилетие» (яп. 失われた10年 усинаварэта дзю:нэн ).

20 марта 1995 года в токийском метро произошла газовая атака с использованием зарина. Теракт был проведен неорелигиозной организацией Аум Синрикё. В результате пострадало 5000 человек, 11 из них погибло.

В 1999 году новым губернатором Токио был избран Синтаро Исихара. В 2003 году он переизбирался на второй срок.

Сейсмическая активность в районе Токио привела к началу дискуссий о переносе столицы Японии в другой город. Названы три кандидата: Насу (300 км на север), Хигасине (недалеко от Нагано, центральная Япония) и новый город в провинции Миэ, недалеко от Нагои 450 км к западу от Токио). Уже получено решение правительства, хотя более никаких дальнейших действий пока не предпринимается.

В 2008 году была подана заявка в МОК на право принять Олимпийские игры в Токио в 2016 году. Начинает работу линия Фукутосин. Протяженность сети метро составляет почти 400 км.

В 2011 году завершилось строительство Небесное дерево Токио, самое высокое здание Японии (634 м высотой, смещая Си-Эн Тауэр в Торонто, как самое высокое свободно стоящее здание в мире).

В настоящее время Токио продолжает развиваться. Последовательно осуществляются проекты по созданию искусственных островов. Самым заметным проектом является Одайба (яп. お台場), который теперь играет роль основного торгового и развлекательного центра.

См. также

• Эдо (город)
• Токио (город)
• История Японии
• Специальные районы Токио

Литература

• Каллен, Луис М. (2003). История Японии, 1582—1941: внутренний и внешний мир Кембридж. Издательство Кембриджского университета. ISBN 0-52-182155-X/13-ISBN 978-0-52-182155-1; ISBN 0-52-152918-2/13-ISBN 978-0-52-152918-1; [www.worldcat.org/title/history-of-japan-1582-1941-internal-and-external-worlds/oclc/50694793&referer=brief_results OCLC 50694793]
• Титсинг, Исаак (1834). Нихон Одай Итиран; или, [books.google.com/books?id=18oNAAAAIAAJ&dq=nipon+o+dai+itsi+ran Annales des empereurs du Japon.] Париж: Королевско-азиатское Общество, Восточный фонд перевода Великобритании и Ирландии. [www.worldcat.org/title/nipon-o-dai-itsi-ran-ou-annales-des-empereurs-du-japon/oclc/5850691 OCLC 5850691].
• Богданович Т. А. Очерки из прошлого и настоящего Японии. Москва: МОНОЛИТ-ЕВРОЛИНЦ-ТРАДИЦИЯ. 1905. ISBN 5-93662-019-0.
• Я познаю мир: Дет.энцикл.: Страны и народы: Азия, Америка, Австралия, Африка/Авт.-сост. Л. А. Багрова; Под общей редакцией О. Г. Хинн. — Москва: ООО «Фирма издательство АСТ», 1999—592 с. ISBN 5-237-00204-8.

Отрывок, характеризующий История Токио

Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»