Революция гвоздик
Поделись знанием:
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.
Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.
Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.
Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.
В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
| Революция гвоздик | |
 Повстанцы вступают в Лиссабон | |
| Страна | |
|---|---|
| Дата | |
| Причина |
Сохранение режима Нового государства |
| Основная цель |
Смена политического режима; либерализация и демократизация страны |
| Итог |
Бескровная победа революции; передача власти Совету Национального Спасения |
| Организаторы |
«Движение капитанов» - узкий круг заговорщиков во главе с Отелу Сарайва-ди-Карвалью |
| Движущие силы |
Офицеры |
| Число участников |
300 |
| Противники |
премьер-министр Марселу Каэтану и его сторонники |
| Погибло |
4 человека |
| Ранено |
не менее 40 |
| Арестовано |
президент, премьер-министр, члены кабинета, руководители спецслужб, некоторые высшие офицеры |
Эта статья о португальской революции 1974 года; о предшествующих революциях в этой стране см.: Португальская революция.
Революция гвоздик (порт. Revolução dos Cravos или 25 de Abril) — бескровный военный переворот левого толка 25 апреля 1974 года в Лиссабоне, Португалия, осуществлённый подпольной армейской организацией «Движение капитанов». Он привёл к свержению режима Нового государства и установлению военного переходного правления. В 1976 году, после активной борьбы вокруг выбора пути дальнейшего развития Португалии, военные провели выборы и передали власть политическим партиям, установив либерально-демократический режим, ограниченный положениями конституции о строительстве в стране социализма.
Содержание
Причины революции
В 1973 году Португалия была самой бедной страной Западной Европы, занимая 39 место по уровню жизни населения. Охранительная политика режимов Антониу Салазара и Марселу Каэтану за полвека превратила страну в одно из самых отсталых аграрных европейских государств. Но и в сельском хозяйстве уровень механизации был минимален, производство продукции фактически не росло, а, к примеру, урожайность зерновых была в 5 раз ниже, чем в странах Западной Европы. Сельское население было почти полностью неграмотным и практически нищим по сравнению с фермерством Франции или ФРГ[1]. В то же время, страна ввозила в основном промышленную продукцию, расплачиваясь за неё тем, что производило сельское хозяйство. Это не способствовало развитию собственной промышленности, хотя Португалия обладала огромными сырьевыми ресурсами в своих африканских колониях. Правительство предпочитало отправлять сырьё за рубеж, не вкладывая денег в развитие страны. Даже обладая запасами нефти в Анголе, правящие круги Португалии не озаботились её освоением и переработкой и, когда через 15 лет после её открытия арабские страны объявили Западу нефтяное эмбарго, Португалия, «сидя на нефти», осталась без бензина.
Но торговля сырьём, за счёт которой португальское правительство хотело обеспечить стране спокойствие, оказалась под ударом, когда в африканских колониях — Анголе, Мозамбике, Португальской Гвинее и др. — началась партизанская война против метрополии. Огромные военные расходы только ухудшили положение Португалии. Последними политическими аргументами режима Каэтану стали «борьба с коммунизмом в колониях» и «атлантическая солидарность» в рамках НАТО, за счёт которых он пытался привлечь максимальную военную и экономическую помощь.
Но в 1973 году бегство капиталов из Португалии приняло больший размах. Теперь в экономику не вкладывалось вообще ничего, а за рубеж были переправлены 1,4 миллиарда эскудо. Премьер-министр Каэтану решил проблему тем, что запретил публиковать эту статистику[2].
Тем временем неизменная политическая система страны не отражала настроений общества, спектра политических взглядов и тщательно изолировала население от управления страной. В этих условиях в Португалии нелегально или полулегально распространялись радикальные политические взгляды от нацизма Гитлера до теорий Мао Цзэдуна. Марксизм и социалистические учения проникли даже в традиционную опору режима — в офицерский корпус, значительную часть которого правительство самоубийственно унижало своей социальной и кадровой политикой.
Хроника выступления вооружённых сил
«Революция гвоздик» (по легенде своё название революция получила от жеста некой жительницы Лиссабона, Селесты Сейруш, продавщицы универмага, 25 апреля 1974 года опустившей гвоздику в ствол винтовки встреченного ей солдата. Был сезон гвоздик и по её примеру граждане в массовом порядке начали раздавать солдатам красные гвоздики) была подготовлена и осуществлена «Движением капитанов», объединившим ту часть офицерского корпуса Португалии, которая была недовольна режимом Марселу Каэтану, войной в Африке и своим социальным положением. В январе 1974 года, после того, как единственное оппозиционное движение страны — Демократическая избирательная комиссия — отказывается от участия в парламентских выборах 28 октября 1973 года, Центральная комиссия «Движения капитанов», на которую была возложена задача изучения возможности государственного переворота, поручила полковнику Вашку Гонсалвишу, майорам Мелу Антунишу и Витору Алвишу разработать политическую программу движения. Капитану артиллерии Отелу Сарайва ди Карвалью была поставлена задача разработать военный план восстания[3].
Подготовка переворота
Готовившие военный переворот офицеры сухопутных сил рассчитывали в первую очередь на воинские части, находившиеся у них в подчинении. Зондирование почвы в частях ВВС и ВМФ показывало, что идеи «Движения капитанов» находят поддержку на флоте и в авиации. Распространённое в феврале 1974 года воззвание вызвало открытый раскол в армии, но нашло поддержку у младшего и среднего командного состава[4]. 18 апреля 1974 года Центральная комиссия Движения вооружённых сил назначила боевую операцию по свержению режима на 25 апреля 1974 года[5]. (Майор Мариш Фернандиш позднее заявлял корреспонденту «Штерн» — «Нам пришлось выступить раньше, чем намечалось, так как тайная полиция напала на наш след». Интересен и тот факт, что на 25 апреля 1974 года было намечено начало манёвров в рамках Североатлантического альянса. Утром 25 апреля военные корабли стран НАТО вошли в территориальные воды Португалии[6]) .
В распоряжении её организаторов были инженерный полк, школа военных администраторов, батальон «казадориш» (егерей), полк лёгкой артиллерии, команда стрелкового полигона, пехотный полк, учебный центр артиллерии, 10-я группа коммандос, три военные школы разного профиля в окрестностях Лиссабона, кавалерийский полк (бронетехника) в Сантарене и учебный центр «специальных операций». 22 апреля все верные «Движению капитанов» части были приведены в состояние готовности. Посвящённые в планы заговорщиков были ознакомлены с секретным циркуляром Центральной комиссии движения:
- Начало операции должно быть подтверждено одним из двух сигналов, указанных в параграфах 2 и 3.
- 24 апреля в 22 часа 50 минут по радиостанции «Эмиссореш ассосиадуш ди Лижбоа» будет передано, что лиссабонское время 22 часа 55 минут. Затем последует исполнение песни Паулу ди Карвалью «После прощания».
- Между 00 часов 00 минут и 01 часом 00 минут 25 апреля по радиостанции «Ренашенса» диктор зачитает первую строфу песни «Грандула, вила морена», затем эта песня должна быть передана в исполнении её автора — Жозе Афонсу (José Afonso).
- Любой из сигналов, упомянутых в параграфах 2 и 3, даже если услышан будет лишь один из них, полностью подтверждает начало военной операции, которая с этого момента обретает необратимый характер.
- Время операции: 03 часа 00 минут 25 апреля 1974 года. Пароль «мужество», отзыв «За победу»[7].
План военной операции предполагал, что свержение режима перерастёт в бои, которые затянутся на срок от одной до трёх недель...[8].
Начало выступления
- 24 апреля в 22:00 в расположении инженерного полка № 1 (СР1) в Понтинья (Лиссабон) организована штаб-квартира Движения вооружённых сил. Руководство операцией осуществляют:
- майор Отелу Сарайва ди Карвалью,
- капитан-лейтенант Витор Крешпу,
- майор Санчеш Озориу,
- подполковник Гарсия душ Сантуш,
- подполковник Фишер Лопиш Пиреш,
- майор Угу душ Сантуш (присоединился позднее),
- капитан Луиш Маседу (отвечает за охрану командного пункта),
- майор Хосе Мария Азеведу (поддержка функционирования командного пункта)[9].
- В 22:55 диктор радиостанции «Эмиссореш ассосиадуш ди Лижбоа» передал в эфир условную фразу : Через пять минут пробьёт 23 часа, а пока я предлагаю вам послушать песню Паулу ди Карвалью «После прощания»... (или «А потом прощай...» (порт. «E depois do adeus»), в 1974 году португальский номинант на конкурс Евровидения). Около 200 офицеров в континентальной Португалии приняли сигнал готовности и перенастроили свои радиоприёмники на волну католической радиостанции «Ренашенса» в ожидании сигнала к действию.
- В 01:05, с небольшим опозданием, диктор «Ренашенсы» всё-таки прочитал первую строфу песни «Грандула, вила морена» ((порт. «Grândola, vila morena» ) «Грандула, городок у моря...», «Грандола, моя смуглянка»[10].) и передал её в эфир[11].
- Около 4 часа утра 25 апреля колонны бронетехники двинулись на Лиссабон из Томара, Вендаш-Новаш, Сантарена, Фигейра-да-Фош, Визеу, Мафры и с базы ВМС Алфейте.
Хроника 25 апреля
- 04:20 — подразделения 5-го пехотного полка в Лиссабоне занимают коммерческую радиостанцию «Радиоклубе португеш», обладавшую мощным радиопередатчиком. В эфире зачитывается «Коммюнике № 1» «Движения капитанов»:
«Говорит радиостанция командования вооружённых сил.
- Вооружённые силы Португалии призывают всех жителей города Лиссабона оставаться в своих домах и не выходить из них, сохраняя максимальное спокойствие.
- Мы искренне надеемся, что значительность переживаемого нами момента не будет омрачена никаким несчастным случаем ни с кем, и поэтому обращаемся к здравому смыслу командиров полицейских и военизированных частей с призывом не допустить каких-либо столкновений с вооружёнными силами. Такие столкновения были бы излишними. Более того, они могут привести к серьёзным жертвам, которые одели бы португальцев в траур и раскололи бы нацию. Этого нужно избежать во что бы то ни стало.
- Несмотря на ясно выраженное беспокойство о том, чтобы не пролилась ни одна капля португальской крови, мы обращаемся к гражданскому и профессиональному долгу всех медиков, надеясь, что они в большинстве своём прибудут в больницы для оказания возможной помощи, но мы искренне желаем, чтобы это оказалось излишним»
После этого радиостанция начала передавать песни, запрещённые правительством[12].
- После передачи первого коммюнике жители Лиссабона, вопреки призыву, выходят на улицы города, встречая восставшие части.
- Восставшие части идут по Авенида ди Либердади к зданиям Министерства национальной обороны, радиостанции и телеграфа на площади Коммерсио.
- На набережной реки Тежу бронеколонна капитана Салгейру Майя из Сантарена сталкивается с колонной танков, усиленных артиллерией, которая движется к Террейру-ду-Пасу, где расположены правительственные учреждения. Командует колонной заместитель командующего Лиссабонским военным округом бригадный генерал Рейеш. Толпа с гвоздиками преграждает ей путь и останавливает танки. Танкисты отказываются выполнить приказ генерала Рейеша открыть огонь по толпе и колонне повстанцев. Капитан Салгейру Майя кричит в мегафон — «Мы подняли восстание, чтобы покончить с войной в колониях, свергнуть фашизм!». Экипажи танков один за одним присоединяются к восставшим[13].
- 07:30 — в эфире распространяется новое коммюнике «Движения капитанов». В нём говорится — «На рассвете сегодняшнего дня, 25 апреля, Движение осуществило ряд акций, направленных на освобождение страны от угнетавшего её долгое время режима...». Толпы на улицах Лиссабона скандируют «Победа!», «Да здравствует Движение!».
- 07:40 — колонна броневиков Салгейру Майя получает приказ захватить главные казармы Национальной республиканской гвардии на площади Карму, где укрылись премьер-министр Португалии Марселу Каэтану и группа министров[14].
- 09:30 — все части Лиссабонского военного округа уже на стороне «Движения капитанов». Солдаты, сержанты и младшие офицеры арестовывают командиров, которые приказывают выступить против Движения[15].
- Народ высыпал на улицы, солдат угощают молоком, сигаретами и едой. Выкрикиваемые на улицах лозунги, «O Povo unido jamais será vencido!» («Объединённый народ непобедим», перевод песни «El pueblo unido jamás será vencido», посвящённой сопротивлению чилийской диктатуре) знаменуют окончание самой долгой фашистской диктатуры в Европе.
- Днём площадь Карму забита народом. Люди сидят на танках, бронетранспортёрах и деревьях, что делает невозможным штурм казарм, где укрылось правительство[16].
- 14:00 — радио Лиссабона передаёт, что части Движения вооружённых сил «в соответствии с намеченным планом» захватили радиостанции и телепередатчики, штабы Португальского легиона и военных округов в Лиссабоне и Порту, здание министерства обороны, аэропорт, тюрьму в форте Пениши и другие объекты. «Его превосходительство адмирал Америку Томаш, его превосходительство профессор Марселу Каэтану и члены правительства окружены воинскими подразделениями Движения и находятся в казармах Национальной республиканской гвардии...»[17].
- 15:07 — Движение вооружённых сил даёт ультиматум — крайний срок капитуляции казарм Карму и сдачи Марселу Каэтану — 17.00 25 апреля (то есть менее 2 часов)
Передача власти
- 16:20 — капитан Салгейру Майя идёт в казармы Карму для переговоров. Его приводят к Каэтану. Каэтану говорит ему — «Я знаю, что уже не руковожу страной, и всё же надеюсь, что со мной будут обращаться достойно. К тому же... (он указал на часы) я хотел бы передать власть какому-либо генералу, чтобы она не попала в руки черни»[6].
- 17:00 — казармы Карму капитулируют, но Каэтану и его сторонники остаются на местах до момента передачи власти.
- 18:00 — у казарм Карму премьер-министр Марселу Каэтану, министр внутренних дел Морейра Батишта и министр иностранных дел Руй Патришиу подходят к прибывшему генералу Антониу ди Спиноле и передают ему власть в ходе краткой церемонии. После этого Спинола и Каэтану долго беседуют наедине.
- Власть в стране официально переходит к Совету Национального Спасения.
- 19:40 — арестованных Каэтану, Батишту и Патрисиу на бронетранспортёре увозят в казармы Понтилья[18].
- Публикуется Декрет № 1. Немедленно отстраняются от власти президент республики и правительство, распускаются и упраздняются Национальное собрание и Государственный совет. Освобождаются от своих обязанностей президент Америку Томаш, премьер-министр профессор Марселу Каэтану и все члены кабинета. Законодательные и исполнительные функции распущенных организаций переходят к Совету Национального Спасения. Декрет подписан председателем СНС генералом ди Спинолой[19].
26 апреля
- В полночь прекращают сопротивление и разбегаются сотрудники ПИДЕ в старой части Лиссабона. Морская пехота под командованием майора Луиша Коррейа врывается в здание штаб-квартиры ПИДЕ по главной лестнице и занимает его. Коррейа с солдатами арестовывает директора ДЖС Фернанду Эдуарду да Силва Паиша.
- 01:24 — Португальское телевидение показывает сидящих за столом членов Совета национального спасения во главе с генералом ди Спинолой, который зачитывает воззвание Совета.
- На рассвете морские пехотинцы и парашютисты под командованием капитан-лейтенанта ВМС Абрантеша Серра штурмом берут тюрьму Кашиас.
- Днём Совет национального спасения располагается во дворце «Белен», штаб ДВС — в казармах в Понтинья.
- Из тюрьмы Кашиас выпускается последний политический заключённый — строительный рабочий Жозе Карлуш Альмейда (будущий депутат Учредительного собрания от Португальской коммунистической партии).
Последствия
События 25 апреля 1974 года в Португалии положили конец самому долговечному и стабильному диктаторскому режиму в Западной Европе (два оставшихся — в Греции (режим «Чёрных полковников») и в Испании (режим Франсиско Франко) — пали в течение следующих полутора лет). Революция в Португалии стала последней революцией и последним военным переворотом в Западной Европе.
15 мая 1974 г. было сформировано временное правительство во главе с Аделину да Палмой Карлушем, в состав кабинета вошли представители Социалистической партии (генеральный секретарь ЦК Мариу Суариш стал министром иностранных дел, а Ф.Сальгаду Зенья — министром юстиции), Демократического Движения (его глава, Франсиску Перейра ди Моура стал министром без портфеля), Народно-демократической партии (её лидер, Магальяиш Мота, стал министром внутренних дел) и коммунистической партии (генеральный секретарь ЦК Алвару Куньял стал министром без портфеля, а Пачеку Гонсалвиш — министром труда), также представитель ДВС, член Национального совета спасения полковник Мариу Фермину Мигел как министр обороны, а также независимые специалисты.
Однако сам Спинола противился планам ДВС предоставить колониям независимость и осуществить радикальные реформы, и в сентябре его сменил генерал Франсишку да Кошта Гомиш.
В марте 1975 г., после попытки группы правых офицеров организовать государственный переворот, новый орган ДВС, Революционный совет Португалии, возглавлявшийся премьер-министром Вашку Гонсалвишем, в котором преобладали крайне левые, национализировал многие отрасли промышленности и большинство банков страны.
В апреле 1975 состоялись выборы в Учредительное собрание. Социалисты получили 38 % голосов, Народно-демократическая партия — 26 %, а коммунисты — 12 %. В июле 1975 г. социалисты вышли из состава правительства Гонсалвиша после того, как он санкционировал переход их газеты «Република» в руки левых. В августе 1975 г., после волны антикоммунистических демонстраций на севере страны, Гонсалвиш был смещён со своего поста и был сформирован новый кабинет с преобладанием социалистов и их союзников. После этого страны Запада предоставили Португалии кредиты, в которых отказывали во время правления прокоммунистического ДВС. В ноябре 1975 г. военные офицеры левой ориентации совершили неудачную попытку государственного переворота. К концу 1975 г. все колонии Португалии получили независимость.
В апреле 1976 вступила в действие новая конституция страны. В ней национализация предприятий и экспроприация земель, проведённые в 1974—1975 годах, объявлялись необратимыми. На выборах в Ассамблею Республики социалисты получили большинство мест. В июне 1976 г. генерал Антониу Рамалью Эаниш был избран президентом, а премьер-министром стал лидер социалистов Мариу Суариш, возглавивший коалиционное правительство.
На выборах в декабре 1979 и октябре 1980 правоцентристский Демократический альянс в составе либеральной Социал-демократической партии, консервативного Социально-демократического центра, умеренной Народно-монархической партии получил большинство голосов[20] и сформировал правительство во главе с Франсишку Са Карнейру.
Свобода вероисповедания
Конституция 1976 года гарантировала всем гражданам из разных религиозных объединений право исповедовать их веру и действовать в соответствии с ней. Некатолические группы получили официальное признание как юридические лица и свободу собираться вместе. Португальцы, которые не были католиками и совести которых противоречило несение военной службы, получили право подать заявление на альтернативную службу.
Память
- 25 апреля — один из главных праздников в Португалии, обычно сопровождаемый торжествами и весельем, хотя некоторые сторонники правых взглядов всё ещё рассматривают развитие событий после переворота как гибельное для страны. Некоторые военные лидеры, с другой стороны, считают, что идеалы революции не были достигнуты и идеология восставших была впоследствии отринута.
- В честь этого события главный лиссабонский мост, носивший имя диктатора Салазара (умершего в 1970 году), был переименован в «Мост 25 апреля».
- В кинематографе
- Фильм «Апрельские капитаны», вышедший в 2000 году.
В нумизматике
- Португальские 2 евро 2014 года, посвященные 40-летию Революции гвоздик.[21]
Взгляд советской историографии
В советский историографии «Революцией гвоздик» или Апрельской революцией в Португалии именовалась также вся совокупность политических процессов, происходивших в Португалии с 25 апреля 1974 года до 12 декабря 1975 года, то есть с момента захвата власти Движением вооружённых сил до реорганизации ДВС и его ухода с политической арены[22]. Более того, последствия «Революции гвоздик» прослеживались до 1980-х годов, когда развернулась политическая борьба вокруг Конституции 1976 года. Конечной точкой революционного процесса в Португалии считалось также 30 октября 1982 года, когда вступили в силу поправки к Конституции, согласно которым были изменены ст. 80 (утверждавшая «социалистические производственные отношения»), ст. 81 (обязывавшая правительство проводить аграрную реформу) и упразднён Революционный совет Португалии (ст. 142), обладавший правом объявить неконституционным любой акт правительства[23].
См. также
Напишите отзыв о статье "Революция гвоздик"
Примечания
- ↑ Суханов В. И. «Революция гвоздик» в Португалии: Страницы истории /М. «Мысль», 1983 — С.19
- ↑ Ермаков В., Поляковский В. «Перекрёстки португальской революции» /М., 1978 — С.85
- ↑ Ермаков В., Поляковский В. «Перекрёстки португальской революции» /М., 1978 — С.50
- ↑ Ермаков В., Поляковский В. «Перекрёстки португальской революции» /М., 1978 — С. 26, С.51
- ↑ Суханов В. И. «Революция гвоздик» в Португалии: Страницы истории /М. «Мысль», 1983 — С.11
- ↑ 1 2 Ермаков В., Поляковский В. «Перекрёстки португальской революции» /М., 1978 — С.30
- ↑ Ермаков В., Поляковский В. «Перекрёстки португальской революции» /М., 1978 — С. С. 26 −27
- ↑ Ермаков В., Поляковский В. «Перекрёстки португальской революции» /М., 1978 — С. С. 55
- ↑ [www.25abril.org/index.php?content=1&c1=14&c2=8 Сайт 25 апреля (порт.)]
- ↑ После победы революции песня «Грандула» стала её символом и гимном, и приобрела популярность не только в Португалии, но и за рубежом. Её автор — Жозе Афонсу из Сетубала — получил прозвище «трубадур португальского народа». В советской печати 1974 года утверждалось, что песня была запрещена режимом Каэтану
- ↑ Суханов В. И. «Революция гвоздик» в Португалии: Страницы истории /М. «Мысль», 1983 — С. С. 5-6
- ↑ Суханов В. И. «Революция гвоздик» в Португалии: Страницы истории /М. «Мысль», 1983 — С. С. 193—194
- ↑ Ермаков В., Поляковский В. «Перекрёстки португальской революции» /М., 1978 — С. С. 27
- ↑ Ермаков В., Поляковский В. «Перекрёстки португальской революции» /М., 1978 — С. С. 28
- ↑ Ермаков В., Поляковский В. «Перекрёстки португальской революции» /М., 1978 — С. С. 29
- ↑ Ермаков В., Поляковский В. «Перекрёстки португальской революции» /М., 1978 — С. С. 30
- ↑ Суханов В. И. «Революция гвоздик» в Португалии: Страницы истории /М. «Мысль», 1983 — С. 6
- ↑ Ермаков В., Поляковский В. «Перекрёстки португальской революции» /М., 1978 — С. 34
- ↑ Суханов В. И. «Революция гвоздик» в Португалии: Страницы истории /М. «Мысль», 1983 — С. С. 8-9
- ↑ [www.cozumel12stepsupportgroups.com/index03.htm История Португалии]
- ↑ [www.museum-of-money.org/news/tekushchie-novosti/4683-2-evro-portugalii-40-let-revolyutsii-gvozdik 2 ЕВРО ПОРТУГАЛИИ – 40 ЛЕТ РЕВОЛЮЦИИ ГВОЗДИК]. Музей денег в Феодосии. Проверено 25 апреля 2016.
- ↑ Суханов В. И. «Революция гвоздик» в Португалии: Страницы истории / М.: «Мысль», 1983 — С. 3
- ↑ Суханов В. И. «Революция гвоздик» в Португалии: Страницы истории / М.: «Мысль», 1983 — С. 217—218
Литература
Советская историография
- Боровик Г. А. Май в Лиссабоне / М.1975
- Рогов В. С. Португальский репортаж / М.1975
- Кузнецов В. А. Португалия: штык и розы / М.1976
- Фесуненко И. С. Португалия апрельская и ноябрьская / М. 1977
- Лагутина И., Лагинский В. Страны Пиренейского полуострова / М. 1977
- Ермаков В. Т., Поляковский В. В. Перекрёстки португальской революции / М.1978
- Цоппи В. А. Португальская революция: пути и проблемы / М.1979
- Крицкий Л. Г. Португалия: время испытаний / М.1979
- Игнатьев О. К. «Аполло» идёт в чужие воды / М.1982
- Суханов В. И. «Революция гвоздик» в Португалии: Страницы истории / М. «Мысль», 1983
- Данилевич Н. В. Социалистические партии Испании и Португалии. 1973—1979 гг. / М.1984
- Писарец И. Г. Португалия в поисках нового пути / М.1986
Российская историография
- Капланов Р.М. Апрельская революция 1974 года // Большая российская энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия , 2005. — Т. 2. — С. 129.
Периодические издания
- Борьба португальских коммунистов за объединение демократических сил / Новая и новейшая история — 1975 — № 1
- Соболев А. И. Уроки и опыт португальской революции / Рабочий класс и современный мир, — 1977, № 2, 3
- Даниленко В. Н., Ястржембский С. В. Государственно-правовое развитие Португалии после 1974 г. / Советское государство и право, — 1978 — № 2
- Игнатьев О. Португалия: прошлое, настоящее, будущее. // Правда, — 1980 — 25 апреля
- Новая и новейшая история 1981 № 6, историография
- Революция гвоздик в Португалии / Вопросы истории — 1984 — № 4
Португальская историография
- 25 de Abril 1974 — Portugal, Revolução Modelo, Editora Nórdica, João Apolinári, 1974
- 25 de Abril, Afonso Praça, Albertino Antunes, António Amorim, Cesário Borga e Fernando Cascais, Lisboa, Casa Viva Editora, 1974
- Movimento dos Capitães e o 25 de Abril, 229 Dias para Derrubar o Fascismo, Avelino Rodrigues, Cesário Borga e Mário Cardoso, Lisboa, Moraes Editores, 1974
- De Súbito, em Abril — 24, 25, 26, Paulo Madeira Rodrigues, Lisboa, Editora Arcádia, 1974
- Revolução das Flores, Do 25 de Abril ao Governo Provisório (Documentos), Pedro Seobreiro e Raúl Nascimento, Lisboa, Editorial Aster, 1975
- Equívoco de 25 de Abril, Sanches Osório, Rio de Janeiro, Livraria Francisco Alves, 1975
- A Revolução Portuguesa, O Passado e o Futuro, Álvaro Cunhal,Lisboa, Edições Avante, Documentos Políticos do Partido Comunista Português — série especial, 1976
- Alvorada em Abril, Otelo Saraiva de Carvalho, Lisboa, Editorial Notícias, 1977
- Revolução Portuguesa de 25 de Abril de 1974 (The Portuguese Revolution of 25 April 1974), Ronald H. Chilcote, Coimbra, Centro de Documentação 25 de Abril, 1987
- 25 de Abril de 1974 — 20 Fotografias, Carlos Granja e José Luís Madeira, Lisboa, Livros Horizonte, 1994
- 25 de Abril nos Media Internacionais, Mário Mesquita e José Rebelo, Porto, Edições Afrontamento, 1994
- Dramaturgia de Abril, vários (antologia), Lisboa, Sociedade Portuguesa de Autores, Publicações Dom Quixote, 1994
- Segredos de Abril, José Manuel Barroso, Lisboa, Editorial Notícias, 1995
- Antecedentes Longínquos do 25 de Abril, Afonso Serra, Porto, Edições ASA,1996
- Pulsar da Revolução, Cronologia da revolução de 25 de Abril (1973—1976), Boaventura Sousa Santos, Maria Manuela Cruzeiro e Maria Natércia Coimbra, Porto, Afrontamento e Centro de Documentação 25 de Abril, 1997
- Café 25 de Abril, Álvaro Guerra, Lisboa, Publicações Dom Quixote, 1998
- Minha quinta-feira 25 de Abril, Fernando Grade, Lisboa, Universitária Editora, 1998
- Confissões do 25 de Abril, António de Sousa Duarte e João Pedro Serafim, Lisboa, Âncora Editora, 1999
- Aqui Emissora da Liberdade — Rádio Clube Português 04.26 25 de Abril de 1974, Matos Maia, Lisboa Editorial Caminho, 1999
- O Dia 25 de Abril de 1974 — 76 Fotografias e um Retrato, Alfredo Cunha e José Jorge Letria, Lisboa, Contexto Editora, 1999
- A Revolução dos Cravos, Lincoln Secco, Editora Alameda, 2004
- 25 de Abril, Mitos de Uma Revolução, Maria Inácia Rezola e Nuno Estevão, Lisboa, A Esfera dos Livros, 2007
- [www.guerraepaz.net/?page=books&categ=18 Capitão de Abril, Capitão de Novembro], Rodrigo de Sousa e Castro, Lisboa, Guerra e Paz([jornal.publico.clix.pt/noticia/04-12-2009/das-certezas--de-abril--aos-misterios--de-novembro-18331255.htm artigo] — jornal Público, 04/12/2009)
Ссылки
- [www.echo.msk.ru/programs/netak/589215-echo/ Передача радиостанции «Эхо Москвы» «Революция „красных гвоздик“ в Португалии»]
- [www.25abril.org/ Сайт 25 апреля (порт.)]
- [www.conflictologist.org/main/revolucuja-gvozdik-v-portugalii.htm «Революция гвоздик»]
- [www.esfcastro.pt:8079/users/franciscosilva/REVOLUCAO_corpo.htm см. Схемы военной операции (португ.) ]
- [www.dailymotion.com/video/x56cn6_salgueiro-maia_shortfilms Киносъёмка 25 апреля. События у казарм Карму]
- [portugues.nnov.ru/capitaes-de-abril Фильм «Апрельские капитаны» (Capitães de Abril, 2000 год)]
Отрывок, характеризующий Революция гвоздик
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.
Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.
Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.
Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.
В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
