Малайзийско-российские отношения

Малайзийско-российские отношения

Малайзия	Россия

Малайзийско-российские отношения — двусторонние дипломатические отношения между Малайзией и Россией. Россия имеет посольство в Куала-Лумпур (с апреля 1968 года), у Малайзии есть посольство в Москве (с ноября 1968 года).

Советско-малайзийские отношения

Советский Союз установил дипломатические отношения с Малайзией 3 апреля 1967 года, и было подписано торговое соглашение. В ноябре 1967 года было создано Советское торговое представительство. В 1970 году первая группа советских студентов приехала учиться в университет Малайя. 4 октября 1972 года, было подписано Соглашение об экономическом и технологическом сотрудничестве.

Во время Афганской войны в 1980-е годы международные отношения ухудшились. Однако, связи между Москвой и Куала-Лумпур восстановились после конфликта.

С момента прихода к власти Михаила Горбачева в 1985 году, отношения между Россией и Малайзией значительно улучшились. Малайзийский премьер-министр Махатхир Мохамад встречался несколько раз с Горбачевым.

Российско-малайзийские отношения

В 2002 году Махатхир сделал визит в Москву. Он заявил, что Россия может быть конкурентом для США и Израиля и похвалил Президента России Владимира Путина за его позицию по вмешательству Запада в другие суверенные государства.

19 мая 2007 года, министр науки, технологии и инноваций Малайзии, анонсировал что первый Малайзийский космонавт проходит обучение в Москве, с дублером. Эти астронавты привезли с собой раковые клетки, бактерии и белок для исследований в космосе.

В 2007 году, Малайзия и Россия отправила первого Малайзийского космонавта Музафара Шукора к Международной космической станции, в рамках космической программы Малайзийского национального космического агентства и Российского Федерального космического агентства (Роскосмос).

Ссылки

• [malaysia.mid.ru// Посольство Российской Федерации в Малайзии]
• [www.mid.ru/bdomp/ns-rasia.nsf/1083b7937ae580ae432569e7004199c2/6fb92859a18879dac32579280028f7e9!OpenDocument Российско-малайзийские отношения. МИД России]

Отрывок, характеризующий Малайзийско-российские отношения

Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.