Сорвиголова (фильм)

Сорвиголова
англ. Daredevil
Жанр	супергеройский фильм научная фантастика боевик неонуар
Режиссёр	Марк Стивен Джонсон
Продюсер	Ави Арад Гэри Фостер Арнон Милчен
Автор сценария	Марк Стивен Джонсон
В главных ролях	Бен Аффлек Дженнифер Гарнер Колин Фаррелл Майкл Кларк Дункан
Оператор	Эриксон Кор
Композитор	Грэм Ревелл
Кинокомпания	20th Century Fox
Длительность	Театральная версия: 103 мин. Режиссёрская версия: 133 мин.
Бюджет	$ 78 000 000
Сборы	$ 179 179 718
Страна	США
Год	2003
IMDb	ID 0287978
Выход фильма «Сорвиголова» (оригинальное название — англ. Daredevil)

К:Фильмы 2003 года

«Сорвиголова» (англ. Daredevil) — боевик, экранизация комиксов Marvel о слепом супергерое по имени Сорвиголова, авторы которого — Стэн Ли и Билл Эверетт. Главную роль сыграл Бен Аффлек. Персонаж Дженнифер Гарнер, Электра, является героем собственного фильма «Электра», вышедшего после успеха «Сорвиголовы».

Сюжет

Пролог

Фильм начинается с того, что Мэтт Мёрдок, слепой адвокат и линчеватель по прозвищу «Сорвиголова», оказывается в церкви, весь израненный и истощенный. Его находит священник, который знает про его альтер-эго и пытается ему помочь. Далее следует монолог Мэтта, в котором он считает ироничную для слепого фразу, что перед смертью «жизнь промелькает перед глазами». Дальнейшие события — воспоминания Мэтта и связанные с этим события.

Детские годы героя

Мальчик-подросток Мэтт Мёрдок живёт с отцом-боксёром Джеком по кличке «Дьявол», который близок к получению чемпионского титула, в районе Адской Кухни. Мэтт хорошо учится и по настоянию отца планирует стать врачом или адвокатом, при этом трое местных хулиганов постоянно пристают к нему, говоря что его отец бездарность и простой «громила» на службе криминального авторитета Фэйлона. Отец постоянно говорит ему, что он не бандит, а простой работяга из доков, но однажды возвращаясь домой, Мэтт увидел как его отец угрожал какому-то человеку. Шокированый Мэтт в панике бросил школьную работу, за которую получил пять, и бросился бежать. Но неожиданно проезжавший мимо погрузчик случайно пробил бочку с радиоактивными отходами, и те попали Мэтту в глаза, каким-то образом подействовав на его нервы.

В больнице уже ослепший Мэтт сразу обнаруживает это действие: его органы чувств невероятно обострились, став уникальным сонарным радаром, от чего теперь у него повысилось восприятие и рефлексы. Джек Мёрдок, понимая ответственность перед травмой сына, пообещал ему «никогда не сдаваться» и начал принимать каждый бой с каждым боксером, каких давал ему его босс. Сам Мэтт начал в тайне от отца заниматься на боксерских тренажерах и практиковать акробатику на крышах Нью-Йорка, что ему помогло дать отпор хулиганам, которые над ним издевались. Сам Мэтт начал называть себя «человеком без страха».

Перед очередным боем к Джеку Мёрдоку приходит его бывший босс Фэйлон и велит проиграть бой — в противном случае он будет убит. Но во время боя Мэтт кричит ему с трибуны встать, напоминая про обещание, и Джек всё-таки выигрывает ради сына. Но это приводит к его гибели. Мэтт со слезами склоняется над умершим отцом, держа в руках бутон розы (визитную карточку киллера), и решает изменить свою жизнь: как и обещал отцу, он становится адвокатом, выступающий за истинно невиновных клиентов, в чем ему помогает его «радарное чувство».

Подвиги Сорвиголовы

По ночам, Мэтт переодевается в самодельный кожаный костюм и борется с преступниками как супергерой Сорвиголова. В качестве образа он взял образ демона в память об отце и его боевом халате, став «городской легендой», Демоном-Хранителем Нью-Йорка.

Во время разговора со своим другом и коллегой Франклином Нельсоном, который убеждён в существовании как канализационных аллигаторов, так и Сорвиголовы, Мэтт знакомится с Электрой Начиос — дочерью миллиардера Николаса Начиоса — и после небольшой схватки из-за попытки узнать имя и пары свиданий Мэтт и Электра влюбляются в друг друга. Через некоторое время, во время очередного ночного патруля, Мэтт до смерти избивает грабителя, и это видит мальчик примерно десяти лет, который боится Сорвиголовы. Мэтт понимает, что не должен быть таким жёстким, ведь он не убийца и не злодей.

Тем временем отец Электры пытается выйти из криминального бизнеса Уилсона Фиска, «короля мафии» и даже предлагает ему круглую сумму. «Король» не принимает это предложение, и нанимает ирландского киллера, Меченого, чтобы разделаться с Николасом.

Затем, на банкете в Гранд отеле Мэтт и Франклин знакомятся с миллиардером Уилсоном Фиском, который в действительности является знаменитым криминальным боссом Кингпином. «Король мафии» вручает Николасу красную розу и прощается с ним. Начиос берёт с собой дочь и спешно покидает банкет, но Меченый всё же появляется. Сорвиголова пытается ему помешать, но хитрый наёмник, имеющий навыки иллюзиониста, забирает у него одну дубинку и швыряет в отца Электры, хоть его попытка убить супергероя проваливается («сонар» Сорвиголовы помогает ему без проблем уворачиваться от сюрикенов). Электра не видела бросившего и пытается застрелить супергероя, но тот успевает скрыться. На похоронах отца Электра клянётся отомстить.

Меченый приходит к Фиску и говорит, что прежде всего займется Сорвиголовой, ведь из-за него Меченый впервые в жизни промахнулся, что является непростительным оскорблением его самолюбию и талантам. Фиск приказывает Меченому убить и Электру, а та тем временем тренируется обращаться с саями, чтобы убить Сорвиголову.

Меж тем, журналист The New York Post посещает морг, сотрудник которого (Кевин Смит) показывает ему дубинку, превращающуюся в трость слепого. Бен догадывается, кто скрывается за маской Сорвиголовы и предупреждает Мэтта, что Кингпин обычно убивает всю семью. Мэтт понимает, что должен спасти Электру от Меченого.

Поединок с Меченым

Электра, надевшая декольтированный кожаный костюм чёрного цвета, прибывает на крышу и с большим упорством пытается убить Сорвиголову несмотря на его слова. Она протыкает ему плечо, но перед убийством решает снять маску и с ужасом видит любимого. В это время на крыше появляется Меченый. Мэтт просил Электру бежать, но она вступает в бой с наёмником.

Электра бросает в Меченого сай, но тот ловит его и ответным броском попадает ей в кисть. Девушка вытаскивает оружие и, уронив второй сай, кидается в рукопашный бой. Меченый не сильно напрягается, проводя череду контратак. Электра одержима и быстро устает. В итоге он выбивает из руки единственное её оружие и валит ударом на землю. Впечатав головой в трубу, он швыряет её на соседнюю. Острой игральной картой снимает с неё ошейник и ранит. Затем берет её сай и подкрадываясь, берет девушку за горло. Подняв её, он протыкает девушку саем и сбрасывает с крыши тело. Электра умирает на руках у раненого Мэтта.

Истекающий кровью Мэтт направляется в церковь (содержание пролога), священник которой знал его тайну. Но в церкви тут же появляется Меченый. Мэтт вступает в схватку с наёмником, отправив святого отца вызывать полицию. Поняв, что Сорвиголова слеп, а его способности дарованы ему обострёнными чувствами, наемник загоняет супергероя на колокольню, где сбивает его чувство колокольным звоном. Готовясь убить Сорвиголову, Меченый проговаривается, что его нанял Фиск, упоминая его пристрастие к розам. В момент, когда Меченый пытается убить Сорвиголову колом, в него стреляет полицейский снайпер, пробив ему обе ладони, и Мэтт побеждает Меченого. Мэтт выбрасывает наёмника на улицу сквозь витражное стекло и отправляется к Фиску.

Поединок с «Королём мафии»

Фиск, узнав о смерти Меченого, понимает, что Сорвиголова придёт за ним. Он отсылает охрану, говоря, что «родился в Бронксе и ему не нужна охрана». Мэтт приходит в офис Фиска и первый вступает в бой, стреляя тросом в Фиска, но тот уклоняется, хватает трос и притягивает к себе Мёрдока. Тот летит через весь кабинет и бьется об окно, которое чуть трескается. Мэтт падает на пол, и Фиск хватает его за горло и поднимает над полом. Сначала бьет его об свой лоб, а потом швыряет через стол и побеждает, пользуясь раной героя, после чего снимает с него маску.

Фиск удивлён тому, что Сорвиголова — это слепой адвокат из Адской Кухни. Мэтт обвиняет преступника в смерти отца. Тот объясняет, что некогда был наемником Фейлона, и убил Джека Мёрдока.

Спровоцировав включение пожарной безопасности, от которого все вокруг стало четко «видно», Сорвиголова с небывалым приливом сил вновь начинает драться и в итоге ломает Фиску колени. Кингпин удивлен тому, что несмотря на смерть Джека Мёрдока и Электры, Сорвиголова отказывается убить его. Мэтт отвечает, что он не убийца. Фиск слышит полицейские сирены, а Сорвиголова говорит, что полиция собирается арестовать «короля мафии». Криминальный босс угрожает Сорвиголове разоблачением. Мэтт предлагает ему рассказать полиции, что его избил слепой. Фиск говорит, что даже если и окажется в тюрьме, его скоро выпустят. Сорвиголова соглашается и говорит, что будет ждать этого. Фиск обещает разделаться с Сорвиголовой.

Напоследок, Мэтт Мёрдок возвращается туда, где все началось — в аллею за старым боксерским залом — и бросив туда одну из роз Фиска, говорит что отомстил за отца.

Финал

Дело Кингпина попадает в газету. Во время ланча Франклин Нельсон, опираясь на статью, где подтверждается существование Сорвиголовы и Кингпина, говорит что и аллигаторы в канализации не выдумка. Их разговор прерывается, когда в кафе входит девушка (как ранее вошла Электра), и Нельсон понимает, что друг до сих пор скорбит о ней. Однако, на крыше около своего дома он находит кулон с надписью шрифтом Брайля и понимает, что Электра жива.

В финале журналист Бен Урих, который всё это время пытался разоблачить Мэтта, наконец, добивается успеха и уже пишет статью об этом, но решает сохранить альтер-эго Мэтта в тайне и стирает статью. Он просит стоящего на крыше Мэтта и дальше расправляться с преступниками, после чего тот вновь убегает заниматься своим делом.

Сцена после титров

После титров следует сцена, где живой Меченый под охраной находится в больнице, полностью замотанный в гипс. Над ним кружит муха, раздражая его. Тот дотягивается до шприца и метко бросает и протыкает муху. После чего говорит своё коронное «В яблочко!».

В ролях

Актёр	Роль
Бен Аффлек	Мэтт Мёрдок / Сорвиголова Мэтт Мёрдок / Сорвиголова
Дженнифер Гарнер	Электра Начиос Электра Начиос
Майкл Кларк Дункан	Уилсон Фиск / Кингпин Уилсон Фиск / Кингпин
Колин Фаррелл	Меченый Меченый
Джон Фавро	Франклин «Фогги» Нельсон Франклин «Фогги» Нельсон
Скотт Терра	Мэтт Мёрдок юный Мэтт Мёрдок
Эллен Помпео	Карен Пейдж Карен Пейдж
Джо Пантолиано	Бен Урих Бен Урих
Лиленд Орсер	Уэсли Оуэн Уэлч Уэсли Оуэн Уэлч
Ленни Лофтин	Ник Маноли Ник Маноли
Эрик Авари	Николас Начиос Николас Начиос
Деррик О’Коннор	Эверетт Отец Эверетт
Пол Бен-Виктор	Хосе Кесада Хосе Кесада
Кит Дэвид	Джек Мёрдок Джек Мёрдок
Джон Ротмен	адвокат Кесады
Кейси МакКарти	Анджела Саттон Анджела Саттон
Джози ДиВинченцо	Джози Джози
Стефанос Мильцакакис	Ставрос Ставрос
Пэт Кроуфорд Браун	старая женщина в самолёте
Кевин Смит	Джек Кирби судебный помощник Джек Кирби
Фрэнк Миллер	человек с пером на голове
Джуд Чикколелла	Роберт МакКензи Роберт МакКензи
Кулио	Данте Джексон Данте Джексон
Марк Марголис	Фэллон Фэллон
Стэн Ли	(камео)

Русский дубляж

• Евгений Иванов — Мэтт Мердок / Сорвиголова
• Андрей Бархударов — Меченый
• Ольга Сирина — Электра Начиос
• Дмитрий Полонский — Фогги Нельсон
• Андрей Казанцев — Бен Урих
• Дмитрий Назаров — Кингпин
• Владимир Радченко — Николас Начиос
• Александр Клюквин — Джек Мердок
• Виктор Петров — Эверетт
• Александра Назарова —
• Владимир Ферапонтов —
• Андрей Градов —
• Сергей Чекан — Уэсли Оуэн Уэлч
• Александр Рахленко — Ник Маноли
• Андрей Гриневич — Хосе Кесада
• Александр Груздев —
• Александр Хотчеников — Роберт Маккензи
• Александр Белый — судебный помощник Джека Кирби
• Александр Котов
• Мария Овчинникова

Режиссёрская версия

Режиссёрская версия на 30 минут длиннее театральной, вышла на год позже, в 2004 году. Добавлены/вырезаны/изменены некоторые сцены, выделена еще одна сюжетная линия.

Отличия режиссёрской версии от театральной:

• Вырезаны сцены с Отцом Эвереттом и Мэттом Мердоком в будке для исповедей.
• Вырезана любовная сцена с Электрой и Мэттом Мердоком.
• Добавлена флешбек-сцена с юным Мэттом и его приемной матерью, известной по комиксам.
• Больше сцен, показывающих жестокость Короля мафии, в том числе ломание хребтов двум собственным охранникам.
• Добавлена сцена с прибытием Меченого в аэропорт и прохождением сквозь металлодетектор.
• Расширена сцена драки Мэтта с Электрой на детской площадке.
• Сцена драки в баре между Сорвиголовой и байкерами стала дольше и жестче.
• В сцене с Мэттом, вернувшимся с битвы в начале фильма, его показывают находящимся в своей квартире, заливающим соль Эпсома (сульфат магния) в воду своего гроба, и готовым лечь в него. Он начинает слышать шум и звуки из внешнего мира, видеть женщину на полу; он лежит в гробу, крышка которого закрывается.
• Побочная сюжетная линия с обвиняемым в убийстве Данте Джексоном, которого защищают Мэтт Мердок и Франклин Нельсон.
• Мэтт и Франклин проникают в квартиру Лизы Тазио, в убийстве которой подозревается Данте Джексон, и находят там улики.
• Ночная сцена, в которой Франклин работает в офисе, пытаясь понять смысл улики, найденной в квартире Лизы, а Карен находит ответ.
• Расширена сцена в морге с Беном Урихом и Кирби.
• Больше сцен с Мэттом и Беном, обсуждающими личные вопросы.
• Мэтт допрашивает коррумпированного офицера полиции, разбивая его машину на стоянке.
• В сцене, в которой Меченый требует костюм, он говорит «I want a fucking costume» вместо «I want a bloody costume» («я хочу этот чертов костюм»).
• Битва Меченого с Электрой длится дольше: он успевает её пнуть ногой и откинуть в вентиляцию.
• После того как Меченый побеждает её он не только прыгает через неё, но и бьет головой об крышу и швыряет на другую вентиляционную трубу.
• Когда Меченый протыкает Электру показан момент входа сая в живот (но убраны эмоции Электры).
• После входа сая в живот, показывается, как одежда на спине Электры натягивается.
• Когда Меченый держит Электру, насаженную на сай, он поднимает её еще выше.
• Меченый целует Электру, прежде чем кинуть на крышу соседнего здания.
• Финальная битва Сорвиголовы с Королём мафии длится дольше и проходит брутальнее.
• В финале Данте Джексон радуется своему оправданию, крепко обнимая Франклина на ступенях здания Суда; Мэтт проходит около церкви и видит отца Эверетта после окончания полуденной службы.

Кастинг

Сорвиголова — Бен Аффлек получил роль в октябре 2001 года. На роль также рассматривался Вин Дизель, но актёр предпочёл сняться вместо этого в фильме «Хроники Риддика». В феврале 2011 года Гай Пирс признался, что ему тоже предлагали роль Сорвиголовы, но он отказался, поскольку «комиксы — не его тема» (comic-strip stuff isn’t really my cup of tea, really). В феврале 2011 года Мэтт Деймон также говорил, что ему предлагали эту роль. Он пояснял, что и он, и Бен очень любили комикс, однако в то время он не слишком поверил в сценарий, а также в режиссёра. На главную роль в фильме также рассматривался Колин Фаррелл, но затем роль всё же досталась Аффлеку. Джо Кесада говорил, что участие Аффлека в фильме было серендипностью в действии, поскольку когда он и Кевин Смит придумывали комикс «Guardian Devil», то представляли себе Аффлека.

Перезапуск

Продюсер фильма Кевин Файги заявил, что у студии есть ещё много историй, которые они хотели бы рассказать в продолжении. Ави Арад сказал, что разработка сиквела начнётся, когда права на Сорвиголову перейдут от 20th Century Fox к Marvel Studios. Режиссёр Марк Стивен Джонсон выразил интерес к экранизации сюжетной арки Born Again и заявил о возможном появлении Мистера Страха в качестве антагониста.

В 2004 году Бен Аффлек появился в качестве камео в спин-оффе «Электра», где вновь исполнил роль Мэтта Мёрдока по просьбе исполнительницы главной роли Дженнифер Гарнер. В октябре 2004 года Аффлек заявил, что готов вернуться к роли Сорвиголовы при условии, что за основу фильма будет взят один из мрачных сюжетов из комиксов, при этом проявляя интерес к графическому роману Кевина Смита Guardian Devil, где фигурировал Мистерио, а также к сюжетной арке Born Again. Тем не менее, в ноябре 2006 года Аффлек сказал, что он не будет играть Сорвиголову, поскольку чувствовал себя унизительно в роли супергероя. Несмотря на это, Аффлек исполнил роль другого супергероя, Бэтмена, в фильме «Бэтмен против Супермена: На заре справедливости» 2016 года.

В июле 2006 года Майкл Кларк Дункан выразил интерес к возвращению к роли Кингпина, однако наотрез отказался набирать вес, так как чувствовал себя комфортно при весе в 270 фунтов. Тем не менее, он отшутился о готовности поменять своё мнение, если студия заплатит ему $20 млн. Дункан предположил, что его персонаж усиленно тренировался в тюрьме, готовясь дать реванш Сорвиголове, что сюжетно бы оправдало потерю его веса. Дункан повторил роль Кингпина в мультсериале «Новый Человек-паук».

В июле 2008 года Джейсон Стейтем заявил, что хотел бы сыграть Сорвиголову в будущем. Стейтем сказал: "просто дайте мне шанс, я хочу стать Сорвиголовой". Фрэнк Миллер согласился с позицией Стейтема, говоря: "Мне тоже кажется, что он должен стать Сорвиголовой". В октябре 2008 года руководитель 20th Century Fox сказал, что студия всерьёз задумается о перезапуске Сорвиголвы, отметив, что фильм должен быть на уровне Кристофера Нолана, и что он нуждается в режиссёре, который хорошо знаком с историей персонажа. В феврале 2010 года был анонсирован перезапуск франшизы, производства Питера Чернина. Дэвид Скарпа был назначен сценаристом фильма. 15 марта 2011 года было выявлено, что режиссёром проекта станет Дэвид Слэйд, который позже отказался. Брэд Калеб Кейн был нанят сценаристом. 3 сентября 2012 года Майкл Кларк Дункан умер, что исключило возможность его возвращения к роли Кингпина.

Позже было выявлено, что если съёмки продолжения или перезапуска не начнутся 10 октября 2012 года, то права на экранизацию Сорвиголовы вернуться обратно к Marvel Studios. В начале августа 2012 года Fox пытались найти замену Дэвиду Слэйду, который покинул режиссёрское кресло из-за разногласий в планировании. Некоторые источники отметили, что Fox отказалась от перезагрузки и права на Сорвиголову перешли к материнской компании Marvel The Walt Disney Company. 23 апреля 2013 года Кевин Файги подтвердил, что права на Сорвиголову вернулись к Marvel и Disney, благодаря чему Сорвиголова может появиться в Кинематографической вселенной Marvel. В апреле 2015 года был выпущен телесериал «Сорвиголова» от канала Netflix, где главную роль исполнил Чарли Кокс.

Награды и номинации

«Золотая малина» 2004

• Победитель (1)
  • «Худшая мужская роль» (Бен Аффлек)

Премия канала «MTV» 2004

• Победитель (1)
  • «Прорыв года» (Дженнифер Гарнер)
• Номинации (2)
  • «Лучший злодей» (Колин Фаррелл)
  • «Лучший поцелуй» (Дженнифер Гарнер и Бен Аффлек)

См. также

• Сорвиголова (Marvel Comics)
• Сорвиголова (телесериал)
• Электра (фильм)
• Электра (Marvel Comics)

Ссылки

• «Сорвиголова» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.tcm.com/tcmdb/title/442466/Daredevil/ Сорвиголова] (англ.) на сайте TCM Movie Database
• [marvel.com/movies/movie/12/daredevil Сорвиголова] на Marvel.com
• [www.rottentomatoes.com/m/daredevil/ «Сорвиголова»] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes

  Отрывок, характеризующий Сорвиголова (фильм)

  «Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
  Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
  «Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
  Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
  «Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
  «Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
  «И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
  Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
  «Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
  О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…
  
  
  Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
  – Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
  «Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
  – Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
  – Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
  – Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
  – Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
  – Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
  – Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
  – Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
  Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
  – Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
  – Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.
  
  В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
  – Мама!… Мама!… он мне сделал…
  – Что сделал?
  – Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
  – Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
  – Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
  Графиня пожала плечами.
  – Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
  – Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
  – Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
  – Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
  – Ну, так так и скажи ему.
  – Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
  – Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
  – Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
  – Ну всё таки надо отказать.
  – Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
  – Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
  – Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
  – Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
  – Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
  – Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
  – Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
  Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
  – Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
  – Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
  Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
  – Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
  
  На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
  После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
  Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
  Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
  
  
  
  После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
  – Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
  Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
  Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
  Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
  Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
  Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
  Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
  – Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
  Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
  Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
  – Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
  Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.
  
  
  – Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
  – Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
  Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
  – Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
  – Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
  – Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
  – Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
  – Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
  – Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
  – Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
  – Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
  – Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
  – Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
  – Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
  – Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
  Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
  – Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
  – Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
  – Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
  Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
  – Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
  Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
  – Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
  – Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
  – Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
  Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
  – Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
  – Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
  – Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
  – Да, да, – подтверждал Пьер.
  – Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?